Люди, снующие вокруг, то и дело, что поглядывали в мою сторону. Всех без разбора интересовало мое обмундирование, и в большей степени – лицо. Каждый стремился рассмотреть меня поближе, постараться уличить хотя бы одну эмоцию, хоть мало-мальски возможную погрешность. Работники, что знали значение моей эмблемы, старательно ускоряли шаг рядом со мной, а те, что не знали – спрашивали у осведомленных.
Коннор стоял напротив экрана, когда я выпуталась из сети внутренних раздумий. Мне не нравилось быть единственным представителем редкостного экспоната, который рассматривают со всех сторон «истинные знатоки жизни», готовые задать один единственный вопрос: «зачем?». И потому я неторопливо подошла к Коннору, чтобы разделить с ним статус «диковинки».
Он изучал андроида, изображенного на экране. Рассматривал каждую деталь, вплоть до радужки глаз. Его острый подбородок был вздернуть вверх, а маленькая короткая прядка волос безмятежно колыхалась над виском. Нарастающее чувство восхищения вновь грозило ввергнуть мой организм в очередной приступ диссонанса, и чем мог закончиться этот – неизвестно.
– У них есть что-то общее? – вопрос был для меня не важным, но я должна была отогнать нахлынувшее чувство.
– Ничего общего, кроме того, что они все говорят об одном – rA9, – не отрывая взгляда от экрана, произнес Коннор, – пока мне не удалось узнать что это.
– Есть что мне рассказать? – Хэнк подошел так незаметно, что даже я встрепенулась.
– Нет, ничего.
Взгляд Коннора был замешкавшимся, даже потерянным от такого внезапного вопроса. Лейтенант, сложив руки на груди, неоднозначно хмыкнул.
Постепенно любопытные взгляды офицеров исчезли, и я стала чувствовать себя более раскованно. По крайней мере, мышцы не напрягались под этими укоризненными взорами совершенно посторонних мне людей.
Пока я раздумывала о собственных сбоях, Коннор успел вернуться к пульту управления и надзора. Что-то явно его заинтересовало. Андроид крутанул стул на движущейся ножке, заставив свой пиджак колыхнуться вслед за движениями руки. Близ стоящий офицер в черной экипировке наблюдал за происходящим.
– Местных андроидов мы загнали на кухню, – пояснил офицер. Он с неким уважением смотрел на Коннора, и, должна признаться, это меня подкупило. Внутренние установки о защите наставника, все еще теплеющие на углях взбунтовавшихся эмоций, всегда бурно реагировали на отношение окружающих людей. Все же состояние наставника для меня было приоритетом, включая его межличностные контакты, – на их участность ничто не указывает, но мы решили перестраховаться.
Мысли андроида мне были не доступны, но я точно знала, о чем он думает: дверь не взламывали, андроиды оставались у камер наблюдения, а значит, кто-то из них мог быть соучастником. Коннор двинулся в сторону кухни, каблуки его начищенных туфель легким эхом отдавались от пола. Я не успела сделать несколько шагов, как Коннор, прочувствовав мое преследование, тут же обернулся. Как и в моем доме, едва ли не произошло столкновение, однако в этот раз быть поваленным грозился Коннор. Однако тот устоял: я глухо уперлась ему носом практически в грудь. Мгновенная реакция не заставила себя ждать. Ошарашенная разрядом, пробежавшим по внутренним органам, я тут же отскочила от андроида на шаг назад. Коннор сделал то же самое, хоть в его глазах и читалось мертвое спокойствие.
– Извините, но вам не стоит за мной следовать.
– Хочу напомнить, что я должна тебя прикрывать. Как думаешь, почему я так хочу попасть с тобой в комнату, где возможно будет находиться бешенный девиант?
– Фактор психического восприятия слишком сильно влияет на поврежденную систему девианта. Ваше присутствие будет отвлекать.
На это мне нечего было ответить. Я смирила Коннора безысходным взглядом и молча кивнула. Ничего не оставалось, кроме как согласиться с его утверждением. Даже при работе с живыми наставниками, специализирующимися на допросе, мне порой приходилось стоять за дверью, нервно постукивая катаной по колену. Каждая закрытая дверь между мной и наставником была словно красная тряпка для быка: внутри все чесалось от волнения за возможно проваленное задание. Ведь никто не может знать, что происходит там, по другую сторону двери.
Коннор ушел прочь. Внезапно на мое плечо упала тяжелая, намозоленная рука. Я бросила взгляд за спину, и увидела Хэнка. Его мутные голубые глаза излучали спокойствие, понимание и одобрение. Не знаю, чем была вызвана эта реакция, но мужчина, не получив от меня реакции, пошел прочь.
Секунды складывались в минуты. Нарастающий зуд внутри из-за находящегося наедине с бунтарем наставника не давал мне спокойной стоять на месте. С одной стороны этот зуд радовал – появление этого физического чувства говорило о моем стабильном положении, но с другой стороны появление такого ощущения, как нетерпеливость не давали мне устоять на месте. Спустя несколько минут я начала мерить студию шагами, изучая каждый метр. Вот на полу рядом с пультом управления лежит рабочая кепка – такие кепки обычно носили андроиды-уборщики. Здесь, рядом с пятнами высыхающей голубой крови на белой стене, виднелись множественные дыры от пуль. Кого-то явно задело, и, судя по количеству тириума, ранение было более, чем тяжелым. Чуть дальше стоял Перкинс. Мужчина не принимал участие в расследовании, лишь безмятежно рассматривал андроида на экране. Интересно, каким образом он решил разгадать дело, пялясь в одну точку?
Обогнув холл по периметру, я вернулась к коридору, из которого ранее мы и вышли в студию. Хэнк, стоявший поодаль от кучки служащих ФБР и полицейских, игриво перекидывал монетку из руки в руку. Я не видела, как именно это делал Коннор, но уверенна, что именно его трюки лейтенант пытался повторить. Седые волосы прикрывали опустившееся внимательное лицо, но даже они не могли скрыть улыбки, которая обрамляла губы старика в случае, если трюк удавался.
– У вас здорово получается, – я сложила руки на груди, медленно подходя к мужчине. Хэнк был явно смущен тому, что его обнаружили за таким «постыдным» делом, однако прерывать свои трюки не стал. Я аккуратно расправила плечи, почувствовав, как те затекли из-за свободновисящей Коннора-катаны за спиной. Пожалуй, стоит дома сменить пряжку.
– Не во всем же этим железякам иметь превосходство, – прохрипел уставший голос.
Хэнк не спал всю ночь. Это было видно по его движениям, его сонному взгляду, его мятой рубашке. Он подкидывал монетку из пальцев в пальцы, и делал это с таким озорством, что даже не замечал надвигающейся усталости.
– Я должна вам кое-что сказать, Хэнк. Вы очень хороший человек, даже не смотря на свое порой агрессивное поведение.
Железный, звенящий звук оборвался. Монетка застыла в правой руке Хэнка, сам же Хэнк смотрел на меня с нескрываемым настороженным взглядом. Рядом стоящие копы с любопытством посматривали в нашу сторону, заинтересованные такой реакцией бывалого офицера.
– Я не к тому, что вы мне нравитесь. Я на это не способна, – произнеся слова вслух, я с облегчением заметила, что говорю чистую правду. Хэнк Андерсон с его любовью к длинным волосам и цветастым рубашкам не вызывал у меня какого-либо эмпатии, даже негативной. Но холодный рассудок солдата все еще пытался пробиваться сквозь новообразования, и я цеплялась за него, лихо орудуя логическими выводами и постановками. – Хоть вы и выражаетесь, как матерый сапожник, хорошего и светлого в вас больше, чем во всем этом мире. За семь лет мне не доводилось встречать таких людей. Обычно все было наоборот: люди за своей интеллигентностью и сдержанностью скрывали сплошную гниль.
– А с чего ты взяла, что я хороший? – спросил лейтенант.
– Вы не оскорбляете без причины, не посылаете меня за кофе, не воспринимаете мое подчинение, как прямой путь к постели. По-моему, вы явно выигрываете на фоне всего моего опыта.
– Я уже слишком стар, чтобы ухлестывать за двадцатилетними девчонками.
– То есть, будь иначе, вы бы не упустили момент?
– Этого я тоже не говорил.