========== Дэвид. ==========

В 2038 году в мою жизнь внезапно ворвалась череда бед и неудач. Мир среднестатистического гражданина страны был похож на собачьи забеги, в результате которого всё, что ты получаешь – сдержанную похвалу «хозяев» твоей жизни и вечное терзание неудавшихся попыток догнать кролика, схватить которого ты просто никогда не сможешь чисто физически. Ровно двадцать восемь лет моя жизнь относилась к элите тех самых «хозяев». Всё ведь имеет свойство меняться, верно? В стране царила суматоха и всеобщее недовольство, грозившее перерасти в гражданскую войну. Экономика постепенно вырождалась, а вместе с ней и моральное состояние народа. В моей же привычной для меня жизни происходило то же самое. Отец – единственный оставшийся родственник – скоропостижно скончался в результате разорвавшейся аневризмы артерии головного мозга на хирургическом столе. Врачи уверяли, что они сделали всё, что могли, и я верила им. Барри в последние годы часто страдал головными болями, предпочитая отдавать себя работе, нежели больницам. Спасать было уже поздно, но нейрохирурги взялись за его случай, хоть вероятность положительного исхода была не больше десяти процентов. Мы надеялись… возможно, даже чересчур сильно.

Я всегда считала врачей представителями высшей силы. Кризис больше всего сказывался на работниках государственных учреждений, включая педагогов, администрацию, работников информ-бюро и, конечно же, докторов. Красные и опухшие глаза нейрохирурга, вышедшего из операционной по локоть в крови, явно давно не отдыхали. Мужчина сухо сообщил о смерти моего отца, не обращая внимания на слёзы дочери пациента. Я всегда уважала врачей… не каждый отважиться сутки проводить в рассаднике горя и болезней, получая при этом мизерную плату.

Вскоре после утраты последнего близкого человека мою всё ещё не отошедшую психику потрясло следующее: в связи с тяжёлым положением на рынке правительство решило закрыть частные предприятия, ограничивающиеся потребительством людей. Проще говоря, если ты не держишь такие нужные учреждения, как больницы, аптеки или иные жизненно-важные организации – ты был в пролёте. Тем не менее, частников, разросшихся и превратившихся в сетевую торговую компанию, оставляли под предлогом выгоды их работы для страны. Где расширение – там спрос. Где спрос – там деньги. К сожалению, я не относилась ни к той, ни к другой категории… пластическая хирургия считалась востребованной в мире расшатанной экологии и высоком спросе на молодость, однако жизненно-необходимой она не считалась. Спустя всего месяц после выхода реформы я была вынуждена распустить персонал в надежде, что хоть кто-то из них сможет устроить свою жизнь в иных медицинских направлениях. Всё, что мне оставалось делать со своим дипломом пластического хирурга – проживать оставшееся величие от былой крепкой и знатной семьи, и день за днём отчитывать остаток своих средств. Работы в ближайшее время не предвиделось.

Что делать девушке, переживавшей тяжёлое финансовое и моральное время? Обратиться к мужчине, за чью спину она всегда могла встать и почувствовать себя как за скалой. По крайней мере, мне так казалось. Чак относился к той же категории врачей, что и я. Единственное, почему его не закрыли – наличие трёх клиник в трёх разных городах.

– Ты просишь меня о невозможном. У меня нет мест, я и так на последние деньги открыл третью точку.

В одночасье мужчина, с которым я провела три года своей жизни, с которым чувствовала себя счастливой и слабой, с которым мне казалось «море по колено» - стал для меня мёртвым человеком. Он с гордым лицом убеждал, что в случае беды встанет во главе нашей зарождающейся ячейки общества и вытянет меня из ямы, однако с приходом беды старался как можно тактичнее ретироваться. Репутация самого известного пластического хирурга в городе для него была дороже, нежели его собственное мнение. Получив ответ в виде отказа на свою просьбу взять меня временно к себе на работу, я перестала общаться с этим человеком.

Последние вечера проходили в судорожных размышлениях и сожалениях о своей прошлой беззаботной жизни. Всё, что осталось от того кусочка безмятежности – дом, который вскоре я буду вынуждена продать. Эллис – частая гостья на бывалых посиделках в кругу «друзей» – сидела напротив телевизора, угрюмо ковыряясь в миске с поп-корном, и изредка кидала на меня тревожный взгляд. Это был единственный человек, который не оставил моё безвольное тело в беде даже после потери работы и исчезнувших богатых вечеринок.

– Я недавно Чака видела, – девушка попыталась вызвать меня на беседу. Я не могла её винить. Состояние обиды и усталости ломило моё сознание, заставляя отречься от всего мира. Произнесённое вслух знакомое имя вызвало приступ отвращения, и это не ушло от глаз подруги. – Он открыл четвёртую клинику. Похоже, он совсем стал одержим этим расширением. Ему всего-то нужно было открыть вторую клинику, чтобы его не убрали с рынка. Теперь все деньги убивает на это.

– Мне хватает собственных проблем, чтобы переживать за этого человека.

– Тебе везде сказали «нет»?

Я кивнула и уставилась в галограф. Происходящее в очередном шоу пролетало мимо понимания и ушей, но мне просто катастрофически не хотелось смотреть в глаза подруги. В какой-то степени я ощущала себя виноватой перед Эллис. Её оптимистичная порывистость никак не могла сочетаться с моим нынешним депрессивным настроем, и в её глазах я всё чаще находила сожаление о моём присутствии с ней рядом. Однако каждый вечер она с завидной настойчивостью ломилась в гости, наивно полагая, что поп-корн и газировка наряду с комедийными фильмами вытащит меня из отчаяния.

– Весь день пробегала по клиникам и больницам. Негде нет мест, однако я уверена, что дело в другом. Все врачи смотрели на меня, как на прокажённую, стоило мне сказать причину закрытия собственного предприятия. Словно после этого я априори несу неудачу.

– Они тупые, не обращай на них внимания. Мой отец сказал, что в нынешней экономической обстановке люди дичают и из адекватных превращаются в австралопитеков.

– Да… папа всегда считал, что тяжёлые жизненные условия поднимают в человеке первобытные инстинкты. Каждый боится ухудшения уровня жизни, даже стараются при этом придерживаться ничем необоснованных примет.

– Ты была у Барри? – Эллис осторожно произнесла имя моего отца, словно испугавшись повторной реакции, как и на имя моего бывшего парня.

– Да. Сегодня уже год прошёл с его похорон.

Ещё несколько минут мы сидели в тишине. В какой-то момент неприличные шутки шоу оборвались, и замелькала реклама. За последние года этот аспект пиара превратился в свалку. Предприниматели, в попытках приобрести новых клиентов и их деньги, пытались переплюнуть друг друга с помощью маркетинга. Простодушные и по механически улыбающиеся люди проецировались перед зрителем, сменяли друг друга и рассказывали о новых способах увеличения груди, новых средствах для одежды, отталкивающие грязь и воду, о мозговых чипах, позволяющих телепортироваться в любую запомнившуюся точку планеты. Названия и цифры различных статистик и цен вылетали и проплывали рядом с людьми. В какой-то момент реклама начала раздражать, и я плавным движением пальца начала отматывать её кусками.

– Стой! Остановись, ну же!

Голос Эллис прозвучал очень неожиданно, и я замерла с протянутой рукой. Экран резко спроектировал вокруг нас светлое, белое помещение, посредине которого напротив дивана стоял человек без лица и волос. Его вид изрядно напугал меня, однако по просьбе подруги я всё же отпустила рекламу, и монотонный голос тут же начал рассказывать о новом товаре на рынке технологий.

– Я слышала о них. Дин приобрел себе такого. Говорит, что не жалеет. Сделал из него секретаря, так он теперь всю работу административную для него делает.

– Кто он?

– Андроид. Их всего двадцать выпущено.

Приглядевшись к человеку, я поняла, что меня так пугало: его фарфорово-белая кожа отблёскивала синтетическим светом. Рядом с фигурой плавно выплывали надписи: