Он оставил водителя в машине на дороге неподалеку от своего дома, на прощание лишив его сознания.

— Чтоб не вздумал со злости на этой тачке за мной по дворам гоняться, — пояснил он свое решение.

Дома Глеб собрал сумку и уже хотел уходить, когда зазвонил телефон. После некоторых колебаний он снял трубку.

— Глеб, ты жив? Слава богу. Немедленно приезжай! — раздался взволнованный голос матери.

Задолго до того, как Викинг разделался с явившимися по его душу уголовниками, Крест положил перед Седым лист бумаги, чуть больше чем наполовину заполненный печатным текстом. Пахан немедленно принялся за чтение.

— Так, Полесов Глеб Владимирович, родился… учился… закончил… поступил… красный диплом… принят на работу. Мать, отец. Кстати, почему здесь указано, что проживает вместе с родителями, а вычислили его совсем в другом месте. У подруги, что ли?

— Нет, там его дед жил. Совсем старик. Вот они и поменялись с ним. Кстати, совсем недавно.

— Вроде на этой бумажке вся его биография. Одно неясно — где же он убивать научился?

— Черт его знает. Вроде все время на виду был.

— Мистика какая-то. Самый обычный человек. Почти гнилой интеллигент. А вытворяет такое — никакому Ван Дамму не снилось.

— Да будь он хоть самим терминатором — нашим ребятам главное его на мушку взять.

— Э, не скажи, — возразил Седой. — Как только до них дойдет слух о последнем подвиге этого самоучки, они не то что на пистолетный, на пушечный выстрел к нему подойти не осмелятся… Мало того, что Кучер этого не понимает, так и ты туда же.

— Они же знают, что он орудует только голыми руками. К тому же даже самый плохой стрелок может убить величайшего рукопашника.

Седой ответил не сразу. Он выдержал паузу, с сожалением глядя на Креста, и только потом стал поучать его, как школьника.

— Раньше этот… Глеб Владимирович кого боялся? Не нас — ментов. Нас он презирал и мочил открыто. А менты его тормознуть могли и срок впаять за ношение. Теперь мы для него куда страшнее ментов стали. Те только посадить могут, а мы — кончить. Думаю, он при такой крайности вполне за пушку схватиться может.

— Так у него нет ее, пушки-то, — опрометчиво возразил Крест.

— Подумаешь, делов. Нашего же человека замочит и пушку возьмет. Я тебе вот что скажу. Бабы постоянной у него, похоже, нет. Это плохо. Зато имеются отец с матерью. Что для нашего дела еще лучше бабы. Ты подошли парочку человек понадежнее. Которые его стариков в укромное место оттарабанят. Может, любящий сын пожертвует собой ради родителей. Да, и пусть для начала потолкуют с его предками. Вдруг расколются, где их пацан кантуется. А то ведь, знаешь, он после того, как троих наших на дно пустил, в городе не появлялся. Может, залег где поблизости или в бега пустился.

— Сделаем, — пообещал Крест. — Без вопросов.

Родители Глеба и не подозревали, какая над ними нависла опасность. Мать на кухне плеснула на разогретую сковородку жир и он издал звук, напоминающий шипение нескольких десятков одновременно потревоженных гадюк. У отца очень не вовремя разошелся по шву ботинок и он торопливо сшивал его сапожной иглой, постоянно укалывая себе пальцы и потому громко ругаясь цензурными словами, но с типично матерными интонациями. Старика в своей, бывшей глебовой, комнате вдруг охватило непонятное беспокойство. Он даже встревоженно посмотрел на настенные часы — не остановились ли?

Входная дверь распахнулась совершенно неожиданно. Из-за стоявшего в квартире шума никто не услышал царапанья отмычки по замку. Да и Крест расстарался, в придачу к двум боевикам направил на дело лучшего специалиста по вскрыванию дверей — чтобы лишний шум не привлек внимания соседей. Трое в масках ввалились в прихожую. Один ринулся прямо по коридору на кухню, двое — по комнатам. Первой налетчика увидела мать. Она открыла рот, чтобы закричать от страха, но тот опередил ее, пригрозив:

— Не ори, пристрелю.

Говорят, человек, сильно испугавшись, кричит непроизвольно — это, мол, неконтролируемая реакция. Но мать послушно захлопнула рот и под дулом пистолета побрела в большую из двух комнат. Другой налетчик тащил за шиворот старика, ее отца. В комнате уже сидел под прицелом бледный от страха отец. Он все еще держал в руке ботинок, а вот большую иглу, видимо, по приказу налетчика, бросил на пол. Бандиты выставили в центре комнаты три стула, после чего один из них приказал матери:

— Пошли. Нам нужна длинная и прочная веревка.

Никуда ходить не понадобилось. Мать достала из тумбочки бельевой шнур. Тут же ее и отца усадили на стулья и умело связали по рукам и ногам. Старика в последний момент решили не трогать.

— Дохлый он какой-то. Того и гляди коньки отбросит, — сказал один из них и приказал старику. — Ты, старый, смотри. Сиди здесь и не рыпайся.

Мать невольно посмотрела на своего отца. Действительно, он весь скособочился, сгорбился, а руки дрожали, как у пьяницы после недельного воздержания от спиртного. Странно: ведь всего час тому назад он выглядел молодцом. Что поделать, годы берут свое.

— Так, — прервал ее размышления один из бандитов. — Сейчас мы будем вас спрашивать, а вы будете отвечать. А если вы не будете отвечать, мы вас будем пытать. После чего опять спрашивать. Так что отвечать все равно придется. До вас дошло?

До отца дошло, но как-то неправильно. Он резко дернулся, попытавшись вырваться из пут, и тут же получил по шее:

— Тихо сидеть, старый козел.

— Молодец, Косой, пусть не рыпаются, — одобрительно заявил среднего роста плотный тип, похоже, главный в этой компании.

Он прошелся перед связанными, словно выбирая с кого начать, и, наконец, спросил обоих:

— Где ваш щенок?

Родители промолчали. Уголовник остановился, посмотрел на них и уже злее, с явной угрозой повторил вопрос.

— Не знаем, — наконец выговорила мать, а отец пробурчал нечто невнятное, типа «не ваше собачье дело».

— Ах, не знаете. Это нормально. Вначале все так говорят. Но мы — ребята любознательные. То, что нам надо, все равно выясним. — Он вдруг качнулся вперед и залепил матери оглушительную пощечину. — Будь ты помоложе, сука, мы бы тебя драли во все дырки на глазах твоего муженька, пока бы он не раскололся. Но противно связываться с такой старой вешалкой. Придется действовать…

Тут уголовник прервал свою лекцию, потому что отец, возмущенный его выходкой, снова попытался освободиться от веревок. Урка повернулся к нему, демонстративно перед его носом сжал руку в кулак и нарочито медленно замахнулся.

— Нет, так никакого кайфа, — неожиданно сообщил он. — Слышь, Косой, развяжи-ка его.

Как только отец почувствовал свободу, он сам рванулся вперед, навстречу неприятностям. Уголовник встретил его натренированным ударом в живот, подождал, пока жертва придет в себя и начнет выпрямляться, после чего прямым ударом вонзил кулак отцу в нос.

— Володя! — испуганно вскрикнула мать.

— Тебе же было сказано не орать, сука, — уголовник снова хлестанул ее по лицу, после чего с нескрываемым наслаждением заехал ногой в пах беспомощному отцу. Тот резко дернулся, словно от удара электрического тока, и опустился на четвереньки.

— Это так, даже не разминка, — сообщил бандит. — Так где же ваш сын?

— Не знаем, мы и в самом деле не знаем! — мать говорила совершенно искренне, но уголовник не поверил.

— У вас в доме есть паяльник? — цинично спросил он у все еще не пришедшего в себя от боли отца.

— Нет у нас никаких паяльников! — моментально отреагировала мать, вдоволь начитавшаяся газетных статей о методах работы уголовного «гестапо».

— Нет — и не надо. Без него обойдемся. Эй, Косой, поищи инструмент. Пилочку там, гвозди, молоток. Утюжок можешь прихватить. Да ты ж знаешь, не мне тебя учить.

Косой вышел из комнаты. Главарь в очередной раз пнул ногой попытавшегося встать отца и сказал, вроде бы в пустоту:

— Бабы — они твари выносливые. Их хоть на куски режь, не захотят — не расколются. Так мы мужика твоего в оборотку возьмем. Это верняк. Либо он своих мучений не выдержит, либо ты — его.