В кн.: Сказания современников о Дмитрии Самозванце. СПб., 1859. Ч. 2. С. 24–29.
ентября 29 в Михайлов день король прибыл под Смоленск с войском блистательным и красивым; оно состояло из отрядов, бывших на жалованьи, из дружин дворовых и панских (коих было немало) и из волонтеров; всего считалось 12 000, кроме пехоты, Татар Литовских и казаков Запорожских. Какую же пользу и услугу доставила королю эта вольница, испытала то Литва и Белоруссия, которые много потерпели от ее переходов с места на место; испытало и войско регулярное, у которого все съестное она весьма скоро поела; испытал и сам король, которого она оставила только при войске регулярном и, ничего не опасаясь, с великим пленом и богатою добычею возвратилась восвояси.
Полевой гетман коронный Станислав Жолкевский, шедший с королем к Москве, за день до прихода войска прибыл к Смоленску и, внимательно осмотрев место для лагеря, заложил его над Днепром при долине между тремя каменными монастырями — святой Троицы, святого Спаса и пресвятой Богородицы, которые русскими были уже оставлены; в одном монастыре, пресвятой Богородицы, остановился гетман коронный Жолкевский; в другом, святой Троицы, Литовский маршал Дорогостайский; в третьем, святого Спаса, канцлер Литовский Сапега. Последний недолго в нем гостил: вытесненный стрельбою русских, он велел построить для себя дом в долине над Днепром и только там едва нашел покой. Пехота Немецкая, прибывшая из Пруссии, в числе 2000 человек, под начальством Людвига Вайера старосты Пуцкого, расположилась пред лагерем против крепости; впоследствии она большею частию погибла, не столько от оружия неприятельского, сколько от трудов военных. С нею вместе стояла и Польская пехота, которой, впрочем, было немного.
В третий день по прибытии к Смоленску король с гетманом и сенаторами обозревал местоположение крепости, изыскивая способы обложить ее войском так, чтобы подвоз съестных припасов и сообщения между отрядами не были затруднительны; между тем охотникам велено (было) тревожить крепость, чтобы скрыть от Москвитян, в чем состояло дело. Осажденные видя, что наши уже копают шанцы и располагаются надолго, сами зажгли посады и все убрались в крепость. Число их простиралось до 70 000 человек (защитников было около 4 тыс. воинов и вооруженные горожане. — Прим. авт.). Воеводою у них был Шеин, воин храбрый, искусный и в делах рыцарских неусыпный.
Местоположение Смоленска следующее: между городом и крепостью протекает река Днепр, то есть на одной стороне лежит крепость, а на другой город. Крепость стоит на возвышении, к Днепру на очень отлогом берегу, прорезанном многими глубокими оврагами, и заключает в себе семь гор, между которыми без мостов сообщение было бы весьма трудно. Город к Днепру лежит на месте более ровном и болотистом; а далее возвышается гора, как и в крепости. Стена крепостная толщиною в 3 сажени (до 5–6 м)[110], а вышиною в 3 копья (15 м)[111]; башен около ней четырехугольных и круглых 38. В наружной стороне каждой четырехугольной башни будет сажен 9 или 10 (более 20 м); а башня от башни отстоит на 200 сажен. Окружность крепости более мили (неточность — более 6 км).
Осаждали Смоленск таким образом: на западной стороне, с приезда от Польши, расположен был над Днепром между тремя монастырями, как я выше упомянул, довольно обширный и укрепленный лагерь, в котором находился сам король с гетманом; на Днепре ниже монастыря святой Троицы навели мост; пред лагерем на горе, против крепости, поставили в шанцах между турами три легких орудия, которые немало вредили крепости, стреляя чрез стену; при них было 300 человек полевой пехоты под начальством пеших ротмистров Дорбского и Борыяла. Еще ближе к крепости в долине, также между турами в шанцах, стояли орудия осадные; из них били по стенам, но сначала без успеха, пока не привезли из Риги пушек большого калибра, о чем сказано будет ниже. От этих орудий Немецкая пехота провела к крепости траншеи и посредством их так приблизилась к стене, что оставалось до нее не более 15 сажен. Отсюда она много вредила осажденным, которые не смели даже показаться из-за стен, и неоднократно подкапывалась под крепость, о чем упомяну ниже. Всею Немецкою пехотою в шанцах начальствовал пан Вайер; сверх того, там было 500 королевских венгров с Граевским и 200 Мазуров (польское племя, говорящее на особом наречии). С другой стороны к северу от крепости, за Днепром, на горе стоял лагерь панов Потоцких, в котором было более 2000 всадников. Бдительная стража охраняла этот лагерь. Пред ним, против крепости, за Днепром, на пепелище городского посада устроены были шанцы Литовского маршалка Дорогостайскаго. У него было 700 человек пехоты и 6 орудий; из них стреляли в крепость чрез стену: ибо гора, на которой, как я выше сказал, стоит замок, склоняется к Днепру так, что из-за реки можно было пересчитать в крепости все дома. Однажды среди белого дня шесть Москвитян, переправляясь чрез Днепр в лодке, пешие осмелились ворваться в шанцы Дорогостайского и, схватив знамя, возвратились в крепость невредимы. Это знамя принадлежало старосте Сандомирскому Любомирскому. С третьей стороны, на восток, где был стан королевский, вверх по Днепру, при монастыре святого Духа, расположились казаки; их считалось до 10 000; иногда же более, а иногда менее, смотря по тому, сколько их отправлялось за съестными припасами. Гетманом у них был казак деятельный, по имени Зборовский, так названный от местечка Зборова. С четвертой стороны крепости, на полдень, по горам и долинам (которых весьма много как в самой крепости, так и в окрестностях ее), стояла сильная стража из королевского стана, бессменно днем и ночью, имея сообщение с стражею казацкою.
Октября 12. Чрез две недели по прибытии войска к Смоленску, приготовив петарду[112] и все потребные для того припасы, король решился испытать счастия в приступе. Дело могло кончиться без дальнего отлагательства; но от беспорядка и оплошности наших Господь Бог не благословил этого предприятия: петарда, совершив свое действие, отворила ворота; наши в числе нескольких десятков ворвались было в крепость с кавалером Новодворским, который управлял действиями петард, и уже встревоженные Москвитяне бросились толпами со стен и из домов в церковь, теснясь в беспорядке; но нашим не было подкрепления; враги обратились назад и вытеснили их из крепости. Наши начальники, опасаясь измены, если предприятие будет всем известно преждевременно, не хотели предуведомить даже тех полковников, которые начальствовали пехотою. Говорят, что изменил венгерец Марек, капитан королевской пехоты: он не пошел в пролом, потому ли, что не имел духа, или по согласию с неприятелем. В эту ночь всю пехоту вывели на другую сторону замка, чтобы криком и шумом обратить на нее внимание Москвитян; оно так и случилось, да в пролом некому было идти, и мы, потеряв несколько своих, ни с чем возвратились в лагерь, когда уже рассветало. Москвитяне между тем взяли свои меры: завалив все ворота каменьями и песком, пред каждым из них устроили палисады из срубов, наполненных также песком и каменьями, и приставили к ним многочисленную стражу…
Обложив крепость, король решился взять ее приступом, и как петарды были бесполезны, потому что Москвитяне все ворота укрепили, то велено приготовить до 80 лестниц такой ширины, чтобы пять и шесть человек могли всходить рядом, а длиною как самые высокие в лесу деревья. Устроены были подвижные подъемы, наподобие виселиц, которыми войско, шедшее на приступ, катило лестницы пред собою, укрепив их срединою к перекладине подъема. Посредством сих-то лестниц наконец взят был Смоленск. Не пренебрегали и подкопами; несколько раз пытались провести их в разных местах от лагеря до стены в надежде, что не тот, так другой будет иметь успех; но Москвитяне были осторожны; ни один подкоп не мог утаиться от них: ибо Смоленские стены выведены опытным инженером так искусно, что при них под землею находятся тайные ходы, где все слышно, куда ни проводили подкопы. Пользуясь ими, Москвитяне подрывались (подкапывались. — Прим. авт.) из крепости под основание стен либо подводили мины под наши подкопы и, взорвав их порохом, работы истребляли, а людей заваливали и душили землею, так что мы иногда откапывали своих дня чрез три и четыре. От того подкопы наши долго оставались без действия. Из легких орудий также трудно было сделать в стенах пролом, пока не привезли из Риги пушек большого калибра; но это случилось уже без меня, и потому предоставляю описание осады тем, которые там оставались. Впрочем, уже впоследствии и подкопы были удачны, когда повели их к тому месту, куда били орудия и где Москвитяне уже не могли подслушивать. В сем-то месте во время штурма взорвало порохом немалую часть стены и засыпало внутри крепости ров, который провели Москвитяне, не доверяя стенам и опасаясь их падения от пушечных выстрелов. Ров заровняли, и нашим весьма легко было пройти в крепость.
