Я снял коробку с полки, раскрыл ее, стал перебирать. “Времена года” Вивальди, “Реквием” Моцарта, Бетховен, Перселл, Бах, Форе… У бабушки был неплохой вкус! Но - надо бежать. На крайний случай, если захочется, можно будет взять проигрыватель у соседей, колонки через усилитель подключить мои и в коем-то веке отвести душу: насладиться классикой в полной мере. А пока…

Я засунул коробку обратно и с кроссовками выскочил в прихожку. Время, время, время, - я не любил опаздывать!

Училище, в которое Баскаков меня пригласил, находилось через дорогу от моей школы. Спортзал в нем по размеру был ничуть не меньше школьного, только стены пообшарпаннее, полы постертее, отопление похуже да баскетбольные щиты деревянные, в отличие от наших, школьных, из толстого оргстекла. Из пятнадцати плафонов горели девять, но кольца висели на освещенной стороне - при броске можно было точно прицелиться.

В раздевалке кроме Баскакова находилось еще человек семь. Двоих я видел и раньше: Толик, рыжий здоровяк с отвисшей нижней губой по прозвищу “Губастый”, жил в соседнем с родительским домом; Серый (“Дрыщ”), низкорослый худощавый брюнет с кривым порезом у виска и перебитым носом, попадался мне на глаза на заводе - такое лицо и неоправданная злость в глазах запомнились надолго. Остальные сидели в скудном освещении, но мне показалось, что и их раньше я где-то встречал.

- А, Диман, давай, заходи, не робей! - увидав меня в дверях раздевалки, воскликнул Баскаков. - Братва, прошу любить и жаловать - Дима Ярцев, один из лучших баскетбольных нападающих соседней школы начала восьмидесятых!

- Да ладно тебе, Жека, брось, - стушевался я, - не преувеличивай.

Публичные комплименты всегда были мне не по душе.

- Ладно, ладно, не парься, страна должна знать своих героев. Подгребай к нам, тут есть свободный ящик, - Баскаков поманил меня к себе. - Давай, переодевайся и не дрейфь, тут все свои.

Мне бояться было нечего: я понимал, куда шел, с кем буду иметь дело. Тут все были сплошь “братки”: блатные и полублатные; но со многими я сталкивался с детства: мы жили на соседних улицах, учились в одной школе, встречались на танцах - городок небольшой, все на виду. Некоторые знали и меня (с несколькими из присутствующих я успел перекинуться кивками), так что я нисколько не помешал им разговаривать.

Один из говоривших, лысый, с толстой золотой цепочкой вокруг бычьей шеи, мял в руках зимнюю кожаную куртку с песцовым воротником и почти тыкал ею в физиономию другого:

- Сюда гляди, нать, вишь, какой отворот, кожa натуральная, нать, не вытянута совсем…

Я быстро отвернулся к шкафчику, чтобы не прыснуть, меня чуть не прорвало на смех: “блатата” “базарила” о шмотках, как бабы.

Сидящие в полумраке вскоре поднялись, пошли на выход. Их зыбкие тени грузно двинулись за ними. Впереди - здоровяк на полголовы ниже меня, но накачаннее. Спортивная футболка пузырилась на его груди и объемных руках.

Проходя мимо, он оскалился:

- Герой говоришь?

- Да ладно тебе, Батя, - бросил Баскаков. - Диман наш пацан.

Идущие следом за “Батей” крепыши тоже осклабились.

- Эти в качалку, по ним блины сохнут, - ухмыльнулся Баскаков. - А Губастый и Дрыщ сегодня с нами - им что полегче подавай. Ну что, чуваки, оторвемся?

Баскаков поднял на лавку крупную спортивную сумку, извлек из нее оранжевый баскетбольный мяч с черными прожилками.

- Зацени, - протянул он мне мяч. Я не удержался, чтобы не ахнуть: настоящий болгарский, у нас в школе таких было три или четыре, ими редко тренировались, в основном набивали руку перед крупными соревнованиями, а гоняли свои, отечественные, которые и прыгали хуже и после нескольких добротных тренировок теряли округлость, превращаясь чуть ли не в торпеды.

Я с наслаждением покрутил мяч в руках, несколько раз брякнул им об пол, мяч упруго вернулся обратно.

- Мечта поэта!

- А это? - Баскаков выудил из той же сумки красно-белые “адидасы”. - Натуральные.

- Баскак, ну ты ваще! - Дрыщ взял одну из кроссовок, повертел перед глазами в ладонях. - Я тож такие хочу. Где стырил?

- В Луганске на развале купил, когда позавчера ездили.

- А я где был? Меня чё не взяли?

- Я откуда знаю, где ты шарился? Чё ты меня паришь?!

Я тоже с завистью посмотрел на кроссовки. О таких можно было только мечтать, они всегда стоили баснословно дорого. Откуда только у этих пацанов такие “бабки”? Хотя можно догадаться, ведь всем в городе было известно, чем они занимаются: вымогательство, бандитизм, крышевание - они даже не стеснялись открыто говорить об этом. Их знала каждая собака в каждом районе, но это не мешало им чувствовать себя вольготно. Если законы не работают, жди, что каждый будет жить по своим законам. В напрочь криминализированном Донбассе это понимал всякий. Чего вы хотели? Согнать в шахты со всего света неудобоваримых и ждать от их потомства лояльности - все равно, что тешить себя иллюзиями о близком светлом будущем.

Я прикрыл дверцу своего шкафчика.

- Пойдем, что ли? - бросил Баскакову.

Мы поднялись наверх, в спортивный зал. По спине сразу же побежал холодок, хотя к батареям вдоль стен не прикоснешься и все окна затянуты полиэтиленом.

Разминаться, как обычно перед игрой, было некогда, решили разогреваться по ходу дела. Разбились на пары: я с Баскаковым, Губастый с Дрыщом.

- До первого промаха со штрафной.

Договорились. Я бросил первым, удачно; за мной забили Губастый и Женька, мяч Дрыща отскочил от обода - мы с Баскаковым начинали.

С полчаса вроде все шло нормально, потом выяснилось, что силы не равны. Баскаков такой же высокий, как и я, пружинист, динамичен. Губастый хоть и здоров, но ни развернуться толком, когда надо, не может, ни мяч удержать - я несколько раз вырывал мяч из его рук. Дрыщ - хороший разводчик, вертлявый, быстрый, когда надо, но по кольцу лучше бы не бросал, броски его - одно молоко. Какая это игра? В одно кольцо. К тому же я, как всегда, выкладывался по полной, несся к кольцу, как ураган, сметая на своем пути Дрыща, сбивая с ног здоровяка Губастого, даже не задумываясь, кто передо мной.

Губастый еще воспринимал игру как игру, неуравновешенный же Дрыщ быстро выходил из себя. Баскакову то и дело приходилось его унимать, утихомиривать. В конце концов я не выдержал, прервал игру, бросил Баскакову:

- Давай поменяемся: я с Толиком, ты с Серым. Хоть поиграем в удовольствие, а то одни нервы.

Губастый пас отдавал нормально, дальше я добирал на обводах. Иногда, обходя соперника, переводил мяч из одной руки в другую под коленкой, забрасывал в кольцо с расстояния. Юркий Дрыщ перехватить мяч у меня не мог, но Баскакову мяч передавал тоже метко. Борьба вскоре пошла в основном между мной и Баскаком, но нам соперничать на площадке - не привыкать. Поостыл и Дрыщ: больше на меня с кулаками не бросался.

Минут через сорок напряженной игры первым сдал Губастый, но и остальные были на пределе: отсутствие регулярных тренировок все-таки сказывалось, дыхалка стала ни к черту. Решили на сегодня закончить.

- В качалку пойдешь? - спросил Баскаков, когда все вернулись в раздевалку.

- Может, в другой раз, - отнекался я.

- Мы здесь три раза в неделю, хочешь, приходи, побегаем, потом штангу потягаем.

- Лады.

- Как ты сам?

- Пока без работы. На днях рассчитался.

- Да ну!

- Хочешь, подкинем тебе чего-нибудь? - встрял в наш разговор Дрыщ. - Баскак говорил, башка у тебя варит. Стиральным порошком можно заняться. Не бизнес, конечно, так, мелочь пузастая на лишний кусок, но может выгореть. Есть один заводской канал по соде, другой готов порошка подкинуть для развода и упаковку. Смешивай, пакуй, по камкам распихивай. Можно в долю. Для начала бабло есть.

Я усмехнулся.

- Да нет, Серый, это все не по мне, без обид.

- Как знаешь, - Дрыщ сразу же потерял ко мне интерес.

Я переоделся, сунул влажное белье в сумку.

- Пошли провожу, - предложил Баскаков.