Я принюхалась к своей миске: пахло варёной рыбой и чем-то ещё. Может, какими-то травами, зеленью или ещё чем-то. Зена не знает, что я терпеть не могу рыбный суп. Я могу есть жареную рыбу, потушенную рыбу, но суп из рыбы?.. Не хотелось обижать подругу, ведь она старалась, готовила, пока я писала сказку… Жаль, что я не обращала внимания на остальные ингридиенты, которые она набросала в суп.
— Габриэль?
Я немного отхлебнула и сфальшивила:
— Ммммм, Зена, это просто объедение!
Зене лучше не говорить, что по супам она не мастер. Дольше проживёшь.
— А мне показалось, тебе не понравилось, — Зена косилась на меня, одновременно уплетая суп. — Ты морщилась.
Я едва не подавилась:
— Ну что ты, Зена! Отличный суп! Я такой ещё никогда в жизни не ела!
Видя сомнение в голубых глазах подруги, я заставила себя умять ещё пару ложек этого рыбного супа, при этом моё актёрское мастерство меня не подвело. Изобразить удовольствие у меня получилось. В желудке моём неприятно заурчало, но я стерпела. Зена доела свою порцию даже не морщась и подлила вторую.
— Тебе добавить? — она поглядела на мою пока что не опустевшую миску.
Её брови ушли под чёлку. Она вопросительно уставилась на меня.
— Мне этого достаточно, Зена, — поторопилась я с ответом. Суп был ещё горячим и я уже успела малость обжечь язык. — Если я захочу, то подолью сама, — выкрутилась я.
— Ты ещё эту не съела, — был ответ Зены.
— Так он пока не остыл, — я для вида подула на дымящийся в миске суп. — Не знаю, как ты, а я уже весь рот обожгла.
Зена пожала плечами, поедая вторую миску своего творения.
Неужели она находит такую еду действительно вкусной?
Похоже, что да. Я отодвинула свою миску, запила рыбный привкус водой из бурдюка и вернулась к свитку. Пробежав глазами по написанному, я задумалась, потом мельком понаблюдала за Зеной и довольно улыбнулась.
А пусть будет так…
«…пока не пробудит её прекрасная принцесса-воин.»
Это то, что мне нужно. Принцев, конечно, много, а вот принцесса-воин у нас одна…
— Чему радуешься, Габриэль? — Зена глотнула воды из бурдюка.
— Ничему… — уклончиво ответила я. — А, хотя, знаешь, тому, что ты у меня есть…
Зена закупорила бурдюк, ухмыльнулась и потрепала меня по лохматым волосам.
— А я-то как рада, Габриэль! — она подползла ко мне, мимоходом чмокнула в губы и поинтересовалась: — А дай-ка мне почитать твою сказку. После сытного обеда я не прочь познать твои сказочные фантазии.
Я отодвинулась от Зены, сменила позу, пряча свиток за спиной.
— Зена, я не дописала. Ты отвлекаешь меня. Я не люблю, когда за мной подглядывают, если я пишу. Мне нужно сосредоточиться.
Зена похлопала себя по набитому животу.
— Ладно, не стану мешать твоему творческому процессу.
Она дотянулась до грязной посуды и пошла к озеру.
Я взялась за перо:
«Это обещание богини немного успокоило короля Геродота и королеву Гекубу. Однако Геродот решил всё-таки попытаться уберечь принцессу-амазонку от беды, которую напророчила малышке престарелая злобная ведьма. Для этого король Амазонии выдал особый указ запретить всем своим слугам под боязнью смертной казни шить, храня в своих жилищах иголки. С той поры прошло то ли семнадцать, то ли восемнадцать лет.
Однажды Геродот с Гекубой пошли с дочкой по имени Габриэль в один из своих загородных имений. Юной принцессе-амазонке Габриэль захотелось осмотреть древний дворец, и, носясь из одной комнаты в другую, девушка добралась до самого верха замка. Там под самой крышей распологалась тесная комната, а за иголкой сидела какая-то старуха и спокойно расшивала какими-то каменьями ткань. Это было странно, но она никогда ни от кого не слышала и слова о запрете короля.
— А что это вы здесь делаете, тётя? — молвила принцесса-амазонка, в жизни своей не видившая ни иголок, ни ниток.
— Расшиваю ткань, моё дитя, — был ответ старухи, которая совсем даже не ведала, что говорит с принцессой Амазонии.
— Ах, это так прекрасно! — сказала принцесса Амазонии. — А дайте и мне попробовать, смогу ли я настолько же красиво, как и вы.
Принцесса Амазонии мигом схватила иголку и не успела дотронуться до ткани, как предвидение ведьмы сбылось: Габриэль уколола палец и рухнула замертво. Старуха испугалась и стала звать на помощь. Народ сбежался со всей округи. Что только крестьяне не делали: брызгали Габриэль в лицо водицей, похлопывали ладошками по её щекам, натирали виски душистыми травами какой-то знахарки — ничего не помогло.
Помчались за Геродотом. Король Амазонии поднялся в каморку, посмотрел на принцессу Габриэль и вмиг понял, что грустное предназначение, которого они с Гекубой настолько страшились, случилось. С печалью приказал Геродот перенести принцессу Габриэль в самую прекрасную комнату замка и уложить её там на кровать, украшенную серебристыми да золотистыми тканями. Словами не описать, насколько красива была спящая принцесса-амазонка. Девушка не была бледна. Щёки её сохранили розовый оттенок, а губы остались красными, словно кораллы в водах Посейдона. И пусть даже глаза Габриэль были плотно сомкнуты, было слышно, что принцесса тихо дышит. Это взаправду был сон, а не смерть.
Геродот приказ не тревожить принцессу-амазонку до того времени, пока не придёт миг её пробуждения. А добрая богиня Афродита, спасшая девушку от смерти и пожелавшая ей сто лет сна, находилась в ту пору слишком далеко от королевского дворца Амазонии. Но Афродита сразу же узнала о том несчастье от маленького купидончика, который иногда наведывался в мир смертных и помогал соединять любящие сердца. Афродита тут же покрылась сияющими блёстками и растворилась в воздухе. Часу не минуло, как богиня любви переместилась возле замка короля. Геродот проводил её в замок. Афродита, как могла, постаралась утешить Геродота с Гекубой. Потом, так как являлась слишком предусмотрительной богиней, Афродита сразу же подумала, погрустнеет принцесса Габриэль, когда проснётся через столетие в этом стареньком дворце и не увидит около себя никого из родных. Чтобы так не вышло, богиня сотворила вот что.
Материализовав из ниоткуда искрящуюся божескую палочку, Афродита прикоснулась сверкающим концом ко всем, кто находился в замке (исключая Геродота с Гекубой). А там были слуги, служанки, придворные амазонки, повара, купидончики, воины дворцовой охраны, няньки.
Коснулась Афродита магической палочкой даже до коней на конюшне короля, до конюхов, которые прочёсывали коням гривы. Коснулась до огромных собак, служивших дворцу и до малюсенькой собачки, которую звали Лейлой, лежащей в ногах спящей принцессы Габриэль. И теперь же все, кого задела божеская палочка Афродиты, уснули. Уснули ровно на столетие, чтобы проснуться вместе со своей принцессой и прислуживать ей, как прислуживали раньше. Уснули даже птицы, которых поджаривали на огне. Уснул ветер, на котором они вертелись. Уснуло пламя, которое поджаривало их. Всё произошло за один-единственный миг. Боги знают свою работу: стоит применить магию — и готово! Затем Геродот с Гекубой поцеловали свою уснувшую дочь, простились с ней и тихо покинули комнату. Вернулись они в свой город, издали указ о том, чтобы никто не смел подходить к заколдованному дворцу. Но можно было и не делать этого, потому что за некое количество времени вокруг дворца выросло настолько много деревьев, зарослей да кустов, — и всё это так тесно переплелось ветками, что никто, даже животное, не могло бы прокрасться через такие непролазные дебри. Лишь издалека, с холма, можно было узреть верх замка. Всё это Афродита сотворила для того, чтобы никто из любопытных не тревожил покой симпатичной принцессы Габриэль. Минуло столетие. Множество королей да королев сменилось за прошедшие годы. В один чудесный денёк дочь одного короля-воителя, правящего в ту пору, отправилась охотиться. Вдали, над густыми дремучими лесами увидела она крышу какого-то дворца.
— А чей там дворец? — спросила она. — Кто обитает в нём?
Каждый отвечал ей то, что сам слышал от других крестьян. Первые поговаривали, что там престарые развалины, в которых обитают призраки, вторые уверенно твердили, что все колдуньи в округе проводят в том заброшенном дворце свой шабаш. Многие же сходились во мнениях, что в старом дворце живёт большой одноглазый циклоп. Этот циклоп будто бы вылавливает заплутавших детишек, утаскивает их к себе в каморку, чтобы сожрать без помех, ведь никто не может проникнуть вслед за ним в его обитель — потому что лишь циклоп один на свете знает путь сквозь заколдованные трущобы.»