– Лаура носит ей еду. – Сестра наконец подняла взгляд. – Почему ты снова считаешь её виноватой? Мне показалось, что ты стал относиться к ней мягче. Она посылала к тебе слуг. Я тоже ходила к тебе, но ни разу не застала. Ты умеешь ускользать, когда тебе нужно. А ведь хотел её выслушать…

– Её оправдания.

– Не важно.

– Знаешь, почему я считаю её виноватой, Дине? – Хилберт вздохнул. – Потому что всё, что случилось с силой Ключа, которая не перешла ко мне, не могло произойти без её согласия. Такое просто невозможно. Никто, кроме Стража, не может забрать её. И никто извне – повлиять на неё. Значит…

– Но ведь это неточно… – попыталась всё же настоять на своём Дине.

Но она осеклась, когда Хилберт встал.

– Скажи, почему ты на её стороне? – Он опёрся ладонями о стол, нависая над девушкой. – Чем она так сумела тебя очаровать?

– Может, просто я смотрю на неё другими глазами? – Дине снова уставилась в тарелку. – И не стремлюсь обвинить во всём.

– Я тоже перестал винить её во всём. И похоже, зря. Сейчас просто нет других вариантов.

Сказал, как будто соврал. Разве нет? Может ли быть так, что она и правда не знает? Что причина в нём самом? Или это некий врождённый дефект Ключа? Неправильное распределение сил? «В Ключе был изъян», – вспомнились слова служителя на церемонии. Как в воду глядел…

Хилберт оттолкнулся от столешницы и вышел. Почти бездумно поднялся мимо своего яруса башни на следующий – и едва не столкнулся наверху лестницы со служанкой Паулине – Лаурой. Он опустил взгляд на поднос, что та держала в руках – так и есть: еда не тронута.

– И давно так? – Он пропустил девушку мимо себя.

– С того момента, как вы вернулись из Пустоши.

– Принесите горячую.

Он прошёл дальше и, громко постучав, но не дожидаясь разрешения, заглянул в комнату. Первое, на что обратил внимание после того, как выхватил светлую фигурку Паулине сквозь мрак покоев, – разбитое зеркало трюмо. Осколки, конечно, уже были убраны, но рама зияла теперь тёмным пятном пустых досок.

Паулине сидела в кресле у почти потухшего камина. И на коленях лежала раскрытая книга. Откуда бы ей тут взяться? Ведь вроу запрещено посещать библиотеку.

– Я не разрешала вам входить, – бросила девушка, не поворачивая головы. – Ме-ни-эр.

Её отчётливые и холодные слова впились ледяными осколками в кожу.

– Мне не нужно разрешение, чтобы войти в покои своей жены.

– Вижу, вы решили исполнить обещание до того, как я состарюсь. Или вам нравится, когда за вами бегают, умоляют, ползают на коленях? Надеюсь, вы приятно пощекотали своё мелкое тщеславие?

Хилберт нахмурился, вглядываясь в её неподвижный профиль. И понял вдруг, что что-то изломилось в ней во время того ритуала. Что-то необратимо поменялось – так что теперь это невозможно было принять за игру воображения. Или за игру отпетой притворщицы и лгуньи. И невыносимо захотелось узнать всё, что сейчас лежало грудой тяжёлых булыжников в её мыслях, от которых взволнованно вздымалась округлая грудь Паулине. Что чеканило её силуэт твёрдостью камня так ясно, что зудели кончики пальцев от желания очертить его, ощутить все пленительные изгибы кожей.

– Не говорите ерунды. – Хилберт укорил себя за слишком мягкую вибрацию в голосе. Это было непостижимо до того, что невозможно сопротивляться. – Я пришёл. И я готов слушать всё, что вы решите мне сказать.

Паулине не ответила, словно онемела или обратилась камнем. Словно передумала вообще разговаривать с ним – и молчанием своим с размаху ударила по груди, будто холодной после осеннего дождя веткой. Хилберт подошёл ближе. Заглянул в раскрытые страницы лежащего на коленях жены фолианта, пробежался взглядом по строчкам. «Изучение Ключей и ритуалов, с ними связанных». Он хорошо знал этот труд.

– Откуда у вас книга?

– Попросила принести Дине.

Ну, конечно. Можно было догадаться, что она найдёт способ обойти запрет. Но злиться отчего-то не хотелось. Наоборот, закралось подозрение, что Паулине всё же хочет сама разобраться с тем, что с ней случилось – значит, и правда для неё совершённое в Храме открытие – такая же неожиданность? Или нет?

Проклятье! Эти постоянные сомнения разрывали голову на куски. Когда хочется верить, но нельзя.

– Вам нужно есть. Хоть иногда, – пока сменил тему Хилберт.

– А вам не плевать? Наверное, я не успею сдохнуть до того, как вы найдёте способ вынуть из меня то, что вам нужно. Я не хочу есть.

– Прекратите! Мне не плевать. – Хилберт собрался было опуститься в кресло напротив, но присел перед женой на корточки, заглядывая в её осунувшееся и посеревшее лицо. Она посмотрела на него в ответ – бесцветно и безразлично. – Я поговорил с мастером-учёным. Вчера. Он сказал, что дело может быть вообще не в вас. А во мне.

Паулине едва заметно приподняла брови – всё, чем выдала любопытство. Её лоб прорезался тончайшими морщинками.

– Такое возможно? Я пока не нашла тут ничего подобного.

Она указала пальчиком на строчки книги. Прочитала, оказывается, уже достаточно много. Больше половины. Кто бы мог представить такую тягу Паулине к научным и историческим трудам. Она раньше только сонеты читала. Весна-птички-вздохи под луной. Хотя всё это оказалось обманом – в итоге. Её кажущаяся наивность и романтичность. Непременно огромная любовь и непременно взаимная.

– Наверное, возможно всё. Ключи и Стражи изучены, казалось бы. Но всё меняется. – Хилберт и сам пытался осознать свои слова. – Постепенно, с каждым годом. Ключи уже не те, какими были сто лет назад. И Стражи совсем не те воины, которые не давали Пустоши двигаться на юг веками, пока не произошёл Вздох Шада.

– Почему он случился? Если Стражи сдерживали?.. – Голос Паулине немного расцвёл заинтересованными интонациями.

– Произошёл слом. Однажды сила Стражей стала очень большой. И случилось перераспределение потоков тёмных и светлых энергий на изломе, где всегда существовала Пустошь. – Рассказ являлся в голове сам собой, однажды заученный. Нельзя стать Стражем, не зная, с чего все началось.

– И это отрезало Стражей от оудов?

– Да. Долго считалось, что они просто все погибли в борьбе с наступлением Пустоши и её порождений. А сейчас в этом никто не уверен.

Паулине снова откинула голову на спинку кресла, вперилась в потолок и сжала тонкими пальцами подлокотники. Хилберт уставился на её кисть заворожённо, рассматривая изящные жилки и острые выступающие косточки. Свет камина играл мягкими переливами на её гладкой коже.

– Вы верите в это, да? – Тут только он заметил, что Паулине смотрит на него снова. – В то, что Стражи не остались одни? Без помощи тех, кто их породил…

– Может, это и наивно, но я верю, – пришлось согласиться. – И признаться, часто подумывал о том, что, получив настоящие силы, я смогу добраться до другого края.

– Зачем?

– Затем, что хочу понять себя. Потому что отказываюсь верить, что это необратимо. То, что со мной происходит. И хочу понять, как спасти тех, кто ещё не оказался в Пустоши.

– Благородные порывы. Это на вас не похоже, – с сомнением усмехнулась девушка.

– Каждый должен получать по заслугам. Но всегда горько видеть, когда достаётся тем, кто, по сути, ни в чём не виноват. Кто оказался в плену не поддающегося воле тела.

– Какое правильное наблюдение, мениэр. – Девушка изучала его так внимательно, как никогда раньше. – Наверное, вы всё же не безнадёжны…

В её словах почудилась странная подоплёка. Будто она исподволь подводила его к некой мысли. А он незаметно для самого себя выворачивался перед ней наизнанку. Рассказывал то, что не хотел открывать. И это происходило так естественно, что только и поражаться. Ведь это она должна была что-то ему поведать, но получилось так, что его размотала, как клубок, почти добравшись до саднящей сердцевины.

– А если оуды не знают, как вам помочь? – Спокойный мягкий голос Паулине касался старых рубцов, словно одно из снадобий мениэра Видбри. С тем отличием, что не вонял, как дохлый слангер.