Анна не расслабилась, но, как ей показалось, нащупала тропинку к сердцу ребенка.
Когда она сказала Леше, что надо брать щенка, случилась неожиданная вспышка гнева. Муж заорал, что одного уже взяли. Спасибо большое. И достаточно этой таблетки счастья. Второе писающее, скулящее и воющее он не перенесет.
Анна оказалась в патовой ситуации. Муж уперся. Васю она пока продолжала возить в гости к брату, а раз в неделю и на работу к нему. Но это выматывало. Долгие часы дороги в два конца.
Анна пробовала уговорить мужа. Леша – ни в какую. Нет. Щенок – равно развод. Осознай, женщина.
Она только-только поняла, как быть с Васькой. Как ему помочь растить в себе внутренний стержень. Прогулки с щенком и забота о нем – были намечены главными вешками пути в светлое будущее.
И тут – контрреволюция. Мятеж в доме.
Расстроенная Анна пожаловалась по порядку: Барсику, подружке Свете, жене Матвея – Людмиле, самой себе и той самой приемной маме, которая уже пятерых детей подняла. Все вроде как посочувствовали, но намекнули или сказали прямо, что она, видимо, поспешила с опекой. И преувеличила согласие мужа. Не оценила, насколько Леша не одобряет идею. То есть Анна сама же и создала ситуацию, из которой теперь не знала, как выгребать. Эта горькая правда жизни ей сейчас совершенно не помогла.
Вася подрался в садике. На следующий год он должен идти в школу. У Васи обострились все болячки разом. И гайморит, и гастрит, и пять свежих дыр в зубах появилось чуть не за одну неделю. Практически мгновенно. А Вася и стоматологи заслуживали отдельного эпического повествования. Об этом – в другой раз. Васина левая нога, которая чуть короче правой и поэтому в специальной обуви, взялась нещадно болеть. Операции планировали, но позже. Более того, прогноз на полное исправление дефекта у врачей был благоприятный. Но это счастье когда еще случится! Оно – впереди. До этого светлого момента – попробуй дотяни сегодня.
Анна обиделась на мужа. Постаралась помириться, но только сделала хуже. В процессе общения обменялись упреками и поругались еще сильнее.
Анна чувствовала себя в безвыходной ситуации. Но мысль сдать мальчика обратно ей в голову не приходила. Она заранее себе так все поставила. Что бы ни случилось – наш, мой. Будем разгребать. Или, не дай бог, мучиться. Но не вернем.
Вася козлил. Муж угрюмо молчал. Полные штаны счастья в семействе.
Анна понимала, что не справляется. Сын родной ей так и заявил, что, мол, облажалась ты, мать. Анна бросила трубку. Действительно, попытка пожаловаться Сашке вылилась в ссору теперь уже с ним.
Сама виновата.
Сама – молодец.
Допустим. А делать-то что?
На этом самом месте, ну, если честно – на выходе из подъезда, Анна и сломала ногу.
Упала она на глазах у Васи. Сдерживалась, чтобы в голос не орать. Кусала губы, шепотом ругалась. Телефон как раз был в руке – выронила, вдребезги. Даже не позвонить.
Вася бегал вокруг лежащей на мокром снегу Анны, отчаянно хромая. Хорошо, что соседка пришла на помощь. Столетняя бабуся увидела картину в окно. Вызвала «Скорую».
Анна еще и головой ударилась при падении. Хороший такой сотряс словила. С тошнотой и рвотой.
Васю успела пристроить к той самой соседке. С просьбой – не обижать! И хоть немного ее слушаться.
От этого указания обалдели оба – и приемный сын, и бабка-соседка. Они в изумлении посмотрели друг на друга.
Не обижать? Хоть немного слушаться? Что?
И ушли домой.
А Анна уехала в больничку.
Перед молодым врачом «Скорой» было стыдно за испачканное пальто, вонь, за грязь на штанах. Нашла о чем думать, да?
Врач тоже так считал. Не особо слушал извинения. Пожелал выздоравливать, сдал в приемный покой. И полетел дальше – собирать очередных попаданцев-расшибанцев. Гололед в травме – горячее время.
В отделении после операции Анна слишком много плакала. Она долго, всю жизнь запрещала себе слезы и бабское поведение. А тут как прорвало!
– Что, сложный перелом, со смещением? Осколки? А-А-а-а-а-а… (всхлипывания, первые слезы).
– Что, штифты? Нужна операция? Ыыыыы… И… А… а… (настоящий плач, с всхлипываниями).
– Постельный режим на месяц? Тут? В больнице? Ыыыы… И… А… (длинные рыдания).
И так далее. Вы поняли.
Анна прекратила реветь только через неделю. Видимо, слезы закончились. Так ей соседка по палате объяснила. У нее был перелом луча в типичном месте. И она боялась, что рука срастется криво. Но не плакала никогда. Как она сказала – свое уже отревела на десять лет вперед. Слезы – это как норма осадков. Должны выпасть. Так или иначе. Постепенно или сразу. Такая у соседки была теория.
Анна согласилась, что да. Ее слезы закончились.
Попросила санитарку помочь умыться. И подать зеркальце, расческу.
Беда не ходит одна. Слышали поговорку?
Ровно через два дня у Васи приключился аппендицит. Дикий приступ боли. «Скорая». Операция в ночь.
Он приполз (идти не мог) к Алексею. Разбудил, дергая за руку. Прохрипел, что больно. Напугал до полусмерти. Леша сгреб мальчика в охапку, стал звонить врачам. И уговаривать держаться. Именно так.
– Держись. Держись, мелкий.
– Что?
– Держись, говорю!
«Скорая». Детская хирургия. Алексей бегал по коридору то на анализ крови, то к врачу, держал мальчика на руках. Слушал указания. И снова повторял:
– Держись, мелкий. Держись.
Когда ребенка забирали в отделение, долго не могли разжать руки. Вася стиснул их на рубашке Алексея так, что хоть режь ткань.
Алексей не уехал домой. Дождался конца операции. Врач спустился, рассказал, что и как. И что хорошо, что привезли сразу. Не стали ждать утра. Могло прорваться. Счет шел на минуты…
Анне муж обо всем доложил через несколько дней, когда повеселевший Вася уже садился и вставал.
Выписали пацана довольно быстро. Шрамом на животе он гордился. Считал количество швов.
Анна не знала, плакать или смеяться от всех этих новостей.
Леша и Вася навещали ее через день. Иногда через два. У них же оказалось полно дел.
Вася сильно хромал. Но, по словам Леши и медиков, с ногой все наладилось. Это так, остатки.
Вася задавал очень много вопросов палатному врачу. Он после своих приключений с аппендицитом неожиданно проникся атмосферой больницы и лечения.
Просил показать снимки сломанной ноги Анны до и после операции. Что бы он понимал, да? Но слушал объяснения доктора внимательно. Потом сообщил, что ему ведь тоже будут ногу ломать, железом ее набивать. Чтобы все наладить. И ему интересно, как это все выглядит в натуре.
Не сочувствие к маме. А любопытство. Но и то – хлеб. Анна видела, что врач воспринимает интерес ребенка всерьез. И не гасит, а подкрепляет.
Потом он Анне подмигнул. И сказал, что пацан-то – с мозгами. Может, в травматологи пойдет. С такими вопросами – самое оно.
Анна ждала выписки. Считала дни. И вы-сматривала на лицах навещающих ее мужчин следы ссор. Их не было. Хмурый, но спокойный Леша – тот ли это человек, который заговорил о разводе? Хитрый, но слушающий Лешу мальчик. Тот ли это Вася, который норовил напакостить и слинять? И был готов стоять насмерть, но не мыть за собой тарелку?
Вася складывал в сумку грязные банки, кастрюльки из-под передачи. Помогал! И спрашивал время от времени, сильно ли болит нога… Нет, не столько жалел, сколько представлял, что светит ему. Но… может быть, уже и жалел?
Вася даже стал подлезать под руку. Ласкаться. Чтобы погладили по лбу. Дался расчесаться без скандала. А на следующий визит Леша привел сына подстриженным почти под ноль, как новобранец в армии. Вернее, они оба с одинаковыми прическами явились. Анна, если бы не гирьки, – упала бы в обморок с кровати. А так – лежи привязанная, не дергайся.
Попрощавшись, Леша и Вася в дверях палаты взялись за руки. Когда Анна впервые это увидела – ручка мальчика сама поднялась и нырнула в лапу Алексея, у нее к горлу подкатил комок, все внутри сжалось – ни охнуть, ни слова не сказать.