Касия почти все время спала, и даже приступы кашля не могли ее разбудить. А Роб лишь дремал, просыпаясь каждый раз, когда Касия принималась кашлять. Однажды, проснувшись, он обнаружил, что отбивает все тот же ритм, что и тогда, на шлюпе… В другой раз приснился кошмар: ему снилось, что его окутал туман и он не может теперь ни увидеть Касию, ни услышать ее. Робинтон знал, что она его зовет, и изо всех сил пытался крикнуть в ответ, но у него ничего не получалось: губы намертво сковало льдом.

Потом к ним заглянул капитан Гостол. Капитан чувствовал себя виноватым за то, что поиски затянулись.

— Касия ведь действительно кое-что знает о море и малых судах. И у вас впервые появилась возможность побыть наедине… Эта буря добралась до нас лишь вчера, поздно ночью. Вот тогда-то мы и забеспокоились. Вам-то уже следовало бы вернуться в порт… — сказал Гостол, вертя в руках свою фуражку.

— Я делал то, что говорила мне Касия, — пробормотал Робинтон, не желая приписывать честь их спасения себе. — Вы бы только видели, как она управлялась со шлюпом во время бури! Вы бы точно ею гордились. Я вот горжусь.

Он погладил жену по ноге, и Касия слабо улыбнулась.

— Это благодаря тебе мы вернулись домой, — сказала она, и в глазах ее на миг блеснул отсвет прежнего сияния.

Потом она закашлялась — надрывным, сухим кашлем; несмотря на лекарства, составленные Клостаном, кашель никак не унимался.

Если целителя ее кашель и беспокоил, Робинтону он ничего не говорил. Вскоре молодожены поправились достаточно, чтобы вернуться в собственные покои. Ювана принесла несколько жаровен, чтобы прогреть их комнаты. Черный камень давал много тепла, но при этом дымил, и от его едкого дыма Касия начинала кашлять еще сильнее. Робинтон предложил было вернуться на более теплый нижний этаж, но Касия сказала, что хочет оставаться в их гнездышке, в окружении привычных вещей. А кроме того, им обоим все равно предстоит проводить большую часть времени в теплых классных комнатах — ведь на следующей неделе они непременно примутся за работу, правда?

Клостан все это время был очень занят. Необычно ранние холода принесли с собой простуду, насморк, кашель, лихорадку — и пациенты шли к нему один за другим. Целитель продолжал присматривать за Касией, но та твердила, что чувствует себя хорошо.

— Не считая кашля, — добавил при очередном таком осмотре Робинтон. — О нем ты почему не говоришь?

— Но я же не все время кашляю, Роб, — отозвалась Касия.

Она по-прежнему оставалась какой-то вялой, апатичной, и это беспокоило Робинтона. К вечеру она настолько уставала, что засыпала, едва они ложились в постель. Правда, Робинтон не чувствовал себя ущемленным. Ему нравилось лежать, держа в объятиях зеленоглазую женушку, — он чувствовал себя ее защитником.

Похолодание усугубили три бурана, налетевшие подряд, один за другим. Жители Тиллека старались не высовываться из домов, а о том, чтобы выйти в море за рыбой, и речи не заходило. Лорд Мелонгель был запасливым хозяином, и теперь, когда и без того скверная погода ухудшилась, он открыл свои кладовые для всех, у кого возникли сложности с продовольствием. Главным сейчас было поддержать здоровье людей.

Но вскоре большинство детей начали кашлять, а потом лихорадка перекинулась и на стариков. Клостан попросил добровольцев помочь ему ухаживать за больными, и Робинтон с Касией охотно откликнулись на его просьбу: ведь многие из этих больных были их учениками.

А потом однажды ночью Робинтон проснулся от резкого движения Касии. Она стонала, что-то бормотала, металась из стороны в сторону, и тело ее было обжигающе горячим. Робинтон тут же бросился в лечебницу. Дежуривший в ту ночь помощник целителя дал ему порошок из трав, снимающих жар, и мазь, которой нужно было смазывать горло, грудь и спину. На обратном пути Робинтон завернул на кухню и прихватил там кла для себя и кувшин с душистой водой, приготовленной специально для больных.

Оказалось, что за время его отсутствия Касия сбросила с себя одеяло и так и осталась лежать — а в комнате было холодно. Робинтон поспешно укрыл жену, а потом растер ее мазью; запах у мази был сильный и едкий. Потом Робинтон приподнял Касию и влил ей в рот немного травяного настоя. Той ночью он не спал — дремал урывками, а в перерывах поил Касию лекарством. К утру Касия начала бредить, и Робинтон окончательно перепугался. До сих пор травы быстро помогали всем больным, за которыми они с Касией ухаживали, но сама Касия кашляла все сильнее и сильнее.

Когда в комнату вошел Клостан — глаза у него были красными от недосыпания, — Робинтон едва не расплакался от облегчения. Как раз в этот момент Касия снова зашлась в приступе кашля, и Клостан поспешно бросился к кровати.

— Не нравится мне, как она кашляет! — сказал целитель, потрогав лоб и щеки Касии. — Ты мазью ее растирал? Разотри еще раз и повторяй через каждые три часа. Сейчас я ей дополнительное лекарство приготовлю.

Он смешал какое-то снадобье и заставил Касию выпить.

— Тебя она слушается лучше, чем меня, — обиженно заметил Робинтон.

— Так ты же ей муж, а я — врач, — устало улыбнувшись, ответил Клостан. — Кстати, имей в виду — большинство твоих пациентов уже пошли на поправку. Так что я уверен, Касия скоро поправится.

Однако странноватые нотки, проскользнувшие в голосе Клостана, заставили Робинтона насторожиться.

— Ты правда уверен?

— Ну, конечно! Она молода, и… ну, она покрепче многих.

— Что, еще кто-то умер? — спросил Робинтон.

Клостан склонил голову.

— У стариков просто нет сил, чтобы сопротивляться болезни. Хоть мы и стараемся, чтобы у них в комнатах было тепло, как в печке, все-таки…

Он махнул рукой и ушел. Но вскоре появилась Ювана и помогла Робинтону перенести Касию в комнату для гостей, где в камине плясало веселое пламя.

Они так и продолжали ухаживать за Касией вместе. Клостан заглядывал несколько раз на дню — но жар у Касии не спадал. Робинтону казалось, будто с каждым разом, когда он прикасается ко лбу жены, тот становится все горячее и горячее. Робинтон знал, что обычно болезнь протекает не так. Ему вспомнились слова Клостана о том, что у стариков просто нет сил, чтобы сопротивляться болезни. А есть ли эти силы у Касии? Она ведь совсем недавно оправилась после предыдущих испытаний… Робинтон не смел заговорить об этом с Юваной и спросить, что она думает. Уже одно то, что Ювана неотлучно находится при сестре, укрепляло его страхи.

Робинтон и сам не отходил от Касии. Ювана велела принести еще одну кровать и спала здесь же. Иногда заглядывал Мелонгель. Зашел и Миннарден, предложил подменить Робинтона, чтобы тот мог хоть немного поспать.

Робинтон отказался. Он обещал Касии, что будет о ней заботиться, — и он будет о ней заботиться. Она поправится. Она непременно поправится.

Но она не поправилась. Четыре дня ее терзала лихорадка. А на рассвете пятого дня, когда у постели сидели еще и Клостан с Мелонгелем, Касия открыла глаза, улыбнулась Робинтону, сидевшему у изголовья, — и со вздохом их закрыла снова. И застыла недвижно.

— Нет. Нет! Не-ет! Касия! Не покидай меня!

Робинтон бросился к жене, встряхнул ее за плечи, приподнял… Ювана пыталась оттащить его, но Робинтон крепко прижал Касию к себе и принялся гладить по волосам, надеясь, что в теле любимой вновь разгорится огонек жизни.

Мелонгелю и Клостану пришлось буквально силой отрывать Робинтона от тела жены. Ювана уложила мертвую Касию на кровать, а Клостан заставил Робинтона выпить какое-то снадобье.

— Мы делали все, что могли, Роб. Все, что могли. Но иногда этого оказывается недостаточно.

И Робинтон отчетливо ощутил, что целителю сейчас почти так же больно, как ему самому.

Капитан Гостол вывел «Северную деву» в море. Ему помогали Весна и еще два матроса — болезнь сильно проредила их экипаж.

Последнюю, прощальную песнь над Касией спела Мерелан. Робинтон не мог произнести ни слова — куда уж там петь… Он играл на арфе — той самой, которую он с такой любовью сделал для своей супруги. А когда Мерелан взяла последнюю ноту и та, отзвучав, смолкла, и вместе с нею угасли все надежды Робинтона, он швырнул арфу за борт — в тот самый миг, когда тело его возлюбленной погрузилось в волны. Струны зазвенели под ветром, и арфа издала последний, диссонирующий аккорд. Все застыли в молчании. И даже ветер стих, словно из уважения к их горю.