На это ушли все силы, что у нее были. Панорама Карибского моря развеялась, и Риччи обнаружила себя в своей каюте вымотанной, как после тяжелой схватки. Рядом судорожно переводил дыхание Бехельф.

– Нельзя было так тянуть! – заявил он, как только смог.

– Я сделала это так быстро, как только можно!

По мнению Риччи она неплохо справилась для первого раза.

– Я думал, ты гораздо сильнее, – сказал он, пристально глядя на нее. – Ведь ты сумела убить Мэри-Энн Уайтсноу.

– Я не в форме, – буркнула Риччи.

– Надеюсь, теперь мы не встретимся до самой Панамы, – сказал Бехельф, ковыляя к дверям.

«Я тоже на это надеюсь», – подумала Риччи, оседая на пол после того, как за ним закрылась дверь.

Но в обязанности капитана входит провожать гостей, потому Риччи несколько раз глубоко вздохнула, чтобы в голове прояснилось, и поднялась, догоняя Бехельфа.

– Мы закончили, – бросил тот ожидавшему его Эмилиу и пошел к шлюпке, выглядя как человек, потерявший много крови и готовый лишиться сознания.

– У меня еще одно дело к вам, капитан Рейнер, – сказал Коста. – Вы, кажется, идете под неполными парусами?

– Иначе мы сразу вырвемся вперед, – кивнула Риччи.

– Капитан Айриш велел передать, что вам следует поднять все паруса, произвести разведку и ждать нас в устье реки Шагр.

«Так и знала, что нас ждет еще какая-нибудь неприятность».

– Передай Айришу, что я все сделаю, – сказала она, прислоняясь к стене рубки.

– Это может вам понадобится, – добавил Эмилиу, кивая на поднятый из шлюпки увесистый тюк.

В нем оказался полный испанский доспех, включая шлем – весь в царапинах, вмятинах и пятнах крови. Риччи снова замутило, но она невозмутимо кивнула.

– Благодарю.

– Стеф, – позвала она, когда гости покинули «Барракуду». – Прикажи поднять все паруса. Мне надоело с черепашьей скоростью тащиться в этой компании.

Она чувствовала, что обязана быть на палубе вместе с командой, но голова кружилась, и все мышцы болели, поэтому она ввалилась в рубку, рухнула на стул и закрыла глаза – на секунду, как она себя уверила.

Берт нашел ее, спавшую лбом в стол, через полчаса, но не смог разбудить, поэтому вызвал Малкольма, который отнес капитана в ее каюту, где она проспала двенадцать часов.

***

Их паруса наполнял сильный ровный ветер, дувший в нужном им направлении. Море расстилалось вокруг них, безупречно синие и пустое – пиратский флот остался позади, и пока они не встретили испанских судов. К счастью, потому что ради сохранения секретности им пришлось бы напасть и пустить ко дну всех, кто шел бы встречным или параллельным курсом.

«Может быть, капитан Мэри-Энн была неправа в том, что двое Вернувшиеся при встрече обречены убить один другого?» – размышляла Риччи, стоя на палубе. – «Бехельф повел себя не слишком дружелюбно при нашем знакомстве, но он ведь знал, что ни яд, ни клинки наемников не справится со мной. А теперь мы вроде как делаем общее дело и при этом неплохо. Кажется, теперь я знаю, как управлять погодой. Из нас…», – думать об этом было совершенно дико, но она все же додумала. – «Из нас получилась бы отличная команда. Если только нет какой-то причины, по которой Вернувшиеся убивают друг друга».

Но Риччи понимала, что команды из них с Бехельфом не случится никогда – при сложившийся традиции взаимного истребления ни один из них не смог бы поверить другому достаточно для чего-то большего, чем кратковременное вынужденное сотрудничество.

От попыток просчитать его мотивы и дальнейшие действия снова заболела голова, и вертящийся рядом с кульком какой-то разновидности местных слив Томпсон неимоверно раздражал.

– Прекрати это делать, – не выдержала она.

Стеф снова плюнул косточкой в сторону Берта – та на дюйм разминулась с рукавом испанского камзола и улетела за борт.

– Делать что? – уточнил он.

– Прекрати дразнить Берта.

– Не могу, – сказал Стеф, кладя в рот еще одну сливу.

– Почему?

– Потому что он меня игнорирует.

– Он игнорирует тебя потому, что я попросила вас обоих научиться ладить друг с другом, и он считает, что игнорировать тебя – лучший выход.

– Я не могу жить спокойно, если меня кто-то игнорирует! Это вообще не по-джентльменски игнорировать кого-то.

– А ты считаешь себя джентльменом?

– Конечно.

– Тогда как ты можешь быть шулером? Разве джентльмен может врать и подменивать карты?

– Блеф не является ложью. А про подлог карт в джентльменском кодексе ничего не говорится.

– Ладно, джентльмен, не мог бы ты в качестве личного одолжения мне прекратить свои попытки вывести Берта из себя?

– Не могу, – улыбнулся Стефан. – На этом корабле очень скучно. Ты запретила мне обыгрывать матросов в карты, видите ли, это «порочит образ офицера», и мне осталось только одно развлечение.

– Ты пользуешься тем, что он не может вызвать тебя на дуэль.

– Пользуюсь. Но, раз уж мы вынуждены работать вместе, должен же я получить хоть какое-то удовольствие от этого?

«Как мы с Бехельфом», – неожиданно пришло ей в голову. – «Каждый из нас всадит другому нож в спину при первой же возможности, но до поры до времени мы вынуждены сотрудничать. И лучше бы мне ни на секунду не забывать об этом».

– Ты, конечно, можешь вести себя как обезьяна, но помни, что настанет время, когда вы уже не будете в одной команде, и его не будет сдерживать мой запрет.

– Он сам виноват, что не умеет унижать людей словами, – сказал Стеф, но задумался.

***

За иллюминаторами небо постепенно потемнело, потом стало угольно черным, а Риччи все сидела над расстеленными на столе картами с карандашом в зубах. Но сколько она не смотрела на листы пергамента и бумаги, до того, что береговые линии и слова начали сливаться перед глазами, а память не поделилась ни крохой тех ценных сведений, которые, как Риччи подозревала, хранятся в ее закромах.

Она не слышала, как вошел Берт, и подскочила на стуле, когда он заговорил:

– Ты слишком усердствуешь.

– Нам предстоит нелегкое дело, и я хочу, чтобы оно прошло хорошо, – огрызнулась Риччи, досадуя на себя за то, что ее поймали врасплох.

Фареска обошел стол и уселся напротив, расправил ладонями испещренную пометками карту Мексиканского залива.

– Проблема с картами в том, что они устаревают зачастую еще до того, как бывают напечатаны, – произнес он. – Реки меняют русла. Обвалы засыпают тропы. Меняются течения. Все в движении.

Риччи ошеломленно замерла на мгновение, придавленная осознанием.

– Значит, когда мы высадимся, увиденное нами будет иметь мало общего с картой.

Берт кивнул.

– Не стоит удивляться тому, что мы не найдем того, что ожидали, – добавил он после паузы. – Или найдем то, что не ожидали

– Не слишком обнадеживающе, – пробормотала Риччи.

– На этих землях можно полагаться только на свои глаза, – закончил Фареска.

Риччи вспомнила о том, что имитирует хорошее воспитание, и промолчала.

– Не волнуйся, – добавил Берт, видимо, уловив отголоски непроизнесенных слов в ее глазах. – Мы дойдем до Панамы. Будет сложно потеряться. Сильно потеряться.

– Потрясающе, – процедила Риччи, сворачивая бесполезные карты. – Я, знаешь ли, сильно рассчитываю на то, что мы попадем туда.

Тут Фареска посмотрел на нее фирменным нечитаемым взглядом и спросил, второй раз за четверть часа, застав ее врасплох:

– Что ты надеешься там найти?

На этот раз Риччи пришла в замешательство всего на секунду.

– Деньги, что же еще, – хмыкнула она.

Губы Берта дрогнули, и Риччи с удивлением поняла, что он улыбается.

– Те люди из Сент-Джонса и Тортуги идут за золотом, – сказал он. – Их не интересует ничего, кроме рома и доступных женщин, которые они на него купят. Но тогда, на пляже ты обещала не просто золото – ты обещала каждому из нас его мечту. И с тех пор я думал, за какой мечтой гонишься ты?

На этот раз Риччи не удалось оправиться так же быстро. Она не ожидала такой проницательности от Берта. Не ожидала, что он заглянет ей в душу глубже, чем она сама.