В рубке с потолка текло так, что стоять там было не лучше, чем на улице. Риччи поняла, почему карты хранились в отдельном просмоленном ларце. Все оставленные на столе бумаги превратились в кашу.

На палубе она отыскала унылого, промокшего насквозь штурмана.

– Фареска! – выкрикнула она, но из-за ливня и ветра он не услышал ее. Пришлось подойти ближе и тронуть его за плечо. – Альберто!

Он вздрогнул и обернулся. Риччи знаком велела ему следовать за ней. Она привела его в капитанскую – пока еще ее – каюту. Там, по крайней мере, не протекал потолок.

– Доложи обстановку, – велела она, когда за закрытой дверью, наконец, получила возможность не перекрикивать шторм.

– Нас несет на рифы, – устало ответил Фареска, с которого на пол за пять секунд натекла огромная лужа. – И если ветер не стихнет в ближайшие часы или рифы не исчезнут, мы разобьемся в щепки.

Риччи поежилась.

– Можно хоть что-то сделать?

– У нас нет ни единого бочонка с жиром, а даже если бы и был, поблизости нет безопасной гавани, где мы могли бы переждать шторм.

– Значит, мы погибли? – уточнила она. Понимание того, что ей в любом случае удастся выжить, помогло Риччи сохранить хладнокровие и спокойный тон.

– Корабль погиб, – поправил ее Фареска. – Люди еще могут взять шлюпки и попытаться…

Дверь каюты распахнулась с шумом, заставив их обоих вздрогнуть. На пороге стоял Малкольм с перекошенным лицом. Рубашка его окрасилась в розовый от стекающий из большой ссадины за ухом крови.

– Риччи! Они бросили мачты и грузятся в шлюпки!

– Значит, что корабль сгинет еще быстрее, – сказал Фареска.

Уайтсноу смогла бы успокоить людей и что-нибудь придумать, чтобы спасти корабль. Но Риччи не была Уайтсноу.

Она не стала даже подниматься на палубу.

– Сядь, Мэл, – сказала она, отыскивая уцелевшую бутылку из запасов Мэри-Энн. – Мне жаль, что я оказалась плохим капитаном… Проклятая буря!

За дверью ванной послышалось громкое шуршание. Насторожившись, Риччи распахнула дверь и при свете лампы разглядела забившуюся в угол, обхватившую колени и дрожащую Юлиану.

– Что ты тут делаешь?

Юлиана подняла голову и прошептала:

– Я боюсь их.

– Вылезай, – сказала Риччи, протягивая руку. – Никого нет. Всем им не до тебя.

Корабль раскачивался так сильно, что просто стояние на ногах требовало немалых усилий.

Риччи отхлебнула из бутылки, облила ромом голову боцмана и протянула ее Фареске. Тот сделал большой глоток и подал ее Малкольму, но Юлиана перехватила бутылку и присосалась к ней, словно умирающий к источнику живой воды.

– Ваша команда, капитан, бросает места и грузится в шлюпки, – объявил Томпсон, нарисовавшись в дверях. – Собираетесь что-нибудь с этим поделать?

– А ты что тут делаешь? – спросила Риччи. – Неужели тебе не нашлось места?

Томпсон порадовал их ругательствами на двух языках.

– Грязные свиньи! Выставили меня из всех трех посудин, чтоб им потонуть!

– Из трех? – Риччи наконец-то, отвоевавшая у Юлианы бутылку, замерла. – Ты не попросился в четвертую или…

– Их было три. Думаешь, я не умею считать? – буркнул Томпсон, протягивая руку за бутылкой.

– На корабле четыре шлюпки, – сказала она.

– Капитанский ялик! – Малкольм подскочил со стула. – Быстрее идемте, пока о нем никто не вспомнил.

– Лучше бы им этого не делать, – заметил Томпсон мрачно, опуская руку на эфес шпаги. – Может, я и сглупил, но из этой шлюпки выставить себя не дам.

Риччи увидела надежду на их лицах и сама почувствовала нежелание сдаваться.

– Я вас догоню, – сказала она, спохватившись на пороге.

– Сейчас не время собирать пожитки, – заявил Томпсон.

– Фареска, забери карты, – распорядилась Риччи. – Юлиана, добудь что-нибудь из кладовой. Мэл, иди со Стефом к ялику, и начинайте спускать его на воду.

Оставшись в каюте одна, Риччи сорвала зеркало, выгребла украшения из шкатулки и распихала по карманам. Дополнив их монетами из корабельной кассы и . прихватив саблю, она отправилась к месту сбора офицеров «Ночи» – можно сказать, что уже бывших офицеров.

***

– При других обстоятельствах, я не рискнул бы выйти на нем в залив, не то, что в открытое море, – сказал Фареска.

– Заткнись и тяни чертову веревку! – ответил Томпсон.

Риччи мысленно с ним согласилась. Они не могли позволить себе выбирать. Но Фареска не замолчал.

– Даже… спускать… его на воду… опасно… – продолжил он между рывками. – Но если удастся… держать его… подальше от борта… отгрести в сторону… избегать пенных мест… вода пенится на рифах…

– Ясно, – выдохнула Риччи.

Они сбросили ялик на воду, чудом не разбив его о борт и не перевернув. Захлестнувшая волна тут же наполовину наполнила его водой.

Томпсон прыгнул первым, Фареска бросил ему ящик с картами и последовал за ним. Малкольм промахнулся и оказался в воде, пришлось втягивать его в ялик.

Риччи бросила мешок с провизией в руки Малкольму и легонько подтолкнула Юлиану. Та зажмурилась, прыгая, и, вероятно, сломала бы себе что-нибудь, не умея группироваться, если бы ее не поймали.

Риччи замешкалась на секунду. «Нелепая смерть – раскроить себе голову о борт», – мелькнуло в ее голове. – «Я, может, и не умру, но все полюбуются моими мозгами, а потом зададутся понятным вопросом». Отогнав несвоевременную мысль, Риччи прыгнула, в полете подтянув ноги к груди и обхватив их руками.

Она нарочно целила мимо ялика – тот был рассчитан на четырех человек, так что совершила посадку она, скорее всего, кому-нибудь на голову. Вынырнув из воды, Риччи нащупала борт и подтянулась в лодку. Фареска тут же вручил ей рулевое весло.

– Держи курс! – крикнул он.

Они схватил одно из боковых весел, оставив Малкольму другое. Юлиана съежилась на месте пассажира, прижав к груди мешок с провизией.

Томпсон, ругаясь, вычерпывал воду, сталкиваясь локтями с другими и с трудом держа равновесие.

«Ночь» возвышалась над ними темной, жалобно скрипящей громадой.

«Прощай», – мысленно сказала ей Риччи. – «Мне жаль, что я не уберегла тебя. Прости меня, Мэри-Энн, я знаю, что ты любила этот корабль».

Попытки Томпсона справиться с водой были безуспешны – каждая большая волна добавляла в ялик больше воды, чем он успевал вычерпывать в промежутках между ними, и ялик просел так низко, что начал черпать воду бортами.

В темноте они не видели берега и могли определить лишь примерное направление, в котором гребли. Ушедшие на больших корабельных шлюпках держали курс в море, чтобы не наткнуться на рифы, но ялик не годился для открытого моря, и их единственная надежда заключилась в том, чтобы достичь берега.

Очередная волна оказалась больше всех предыдущих. Она подбросила лодку, словно щепку, и Риччи почувствовала на мгновение, что они летят, а потом все перевернулась. Что-то ударило ее по голове, и она потеряла сознание.

***

Когда ялик налетел на что-то и перевернулся, меньше всего повезло сидящей на носу Риччи – она ушла ко дну вместе с лодкой. Остальные были слишком заняты собственным спасением, чтобы помочь ей.

Берег был очень близко, но из-за волн добраться до него было нелегкой задачей. Даже для тех, кто умел плавать, в отличие от Стефа.

Он старался удержать голову над водой, но проигрывал морю. Когда у него почти закончился воздух, чья-то рука ухватила его за шиворот и выволокла на мелководье, где можно было хоть и с трудом стоять на ногах, борясь с нахлестывающими волнами.

– Спасибо, как тебя там… Майк? Мэт? – Стеф пытался вспомнить, как зовут боцмана, протирая от морской воды глаза.

Солнце проглянуло через тучи на секунду, и Стеф смог разглядеть своего спасителя. Он встретился глазами не с Мэлом – вот как его звали – а с Фареской.

Испанец тут же отвернулся и зашагал к берегу, спотыкаясь о камни и то и дело почти сбиваемый с ног волнами. Стеф не стал дожидаться, пока его уволочет в море, и двинулся следом.

На его глазах Фареска внезапно с головой ушел под воду.