Никто не обращает на меня внимания. Так заведено в Макстон-холле. Хоть мы все и носим одинаковую форму – юбки в сине-зеленую клетку для девочек, бежевые брюки для мальчиков и темно-синие пиджаки для всех – невозможно не заметить, что я тут совершенно не к месту. Они все ходят в школу с дизайнерскими сумками, а мой рюкзак цвета хаки в некоторых местах прохудился настолько, что вот-вот порвется. Я делаю вид, что мне все равно, и стараюсь не замечать, что многие здесь ведут себя так, словно школа принадлежит им лишь потому, что они родились в обеспеченных семьях. Для них я невидимка, и я делаю все для того, чтобы так оно и было. Только не привлекай к себе внимания. До сих пор это работало.

Опустив глаза, я прошла мимо школьников и повернула направо. Третья дверь слева – кабинет мистера Саттона. Между двумя дверьми в коридоре стояла массивная деревянная скамья. Я перевела взгляд с нее на свои часы и обратно. Оставалось еще две минуты.

Будучи не в состоянии выдержать ни секунды больше, я решительно разгладила юбку, поправила жакет и проверила, на месте ли галстук. Затем подошла к двери и постучалась.

Ответа не последовало.

Вздохнув, я уселась на скамью и стала смотреть по сторонам. Возможно, он решил принести себе что-нибудь перекусить. Или пошел за чаем. Или за кофе. На это предположение меня натолкнула мысль, что утром мне не следовало переедать. Я и без того была слишком взволнована, но мама наготовила слишком много, не хотелось ее обидеть… Когда я снова посмотрела на часы, то увидела, как трясутся мои руки.

Половина второго. Минута в минуту.

Я снова оглядела коридор. Никого.

Может быть, я постучала недостаточно сильно. Или (от этой мысли у меня участился пульс) ошиблась. Вдруг наша встреча назначена не на сегодня, а на завтра. Я лихорадочно расстегнула молнию рюкзака и достала оттуда ежедневник: все верно.

С некоторым недоумением я закрыла рюкзак. Обычно я не такая рассеянная, но мысль, что при подаче заявления что-то пойдет не так и из-за этого я не поступлю в Оксфорд, сводила с ума.

Я заставила себя успокоиться, затем решительно встала, подошла к двери и снова постучала.

На этот раз я услышала шум. По звуку было похоже, будто что-то упало на пол. Я аккуратно открыла дверь и заглянула в комнату.

Сердце у меня остановилось.

Я правильно услышала.

Мистер Саттон был на месте.

Но… он был не один.

На письменном столе сидела девушка и страстно целовала мистера Саттона. Он стоял у нее между ног, прижимая к себе ее бедра. В следующей миг он схватил незнакомку крепче и притянул ближе, на край стола. Она тихо застонала, когда их губы снова слились, и зарылась руками в его темные волосы. Я не могла понять, где заканчивается один из них и начинается другой.

Я очень хотела отвести взгляд. Но не получилось. Не получилось, когда он залез руками ей под юбку. Не получилось, когда я услышала его тяжелое дыхание и когда она застонала «Боже, Грэхем».

Когда я наконец опомнилась от шока, то не могла вспомнить, как передвигать ногами. Я споткнулась о дверной порог, и дверь распахнулась и ударилась об стену. Мистер Саттон и девушка отпрянули друг от друга. Он резко обернулся и увидел меня испуганную. Я открыла рот, чтобы быстро извиниться, но единственным, что смогла выдать, был сухой кашель.

– Руби, – ахнул мистер Саттон. Волосы у него были растрепаны, верхние пуговицы на рубашке расстегнуты, лицо красное. Он показался мне таким чужим, совсем не похожим на моего учителя.

Я почувствовала, как краснеют щеки.

– Я… простите. Я думала, мы договорились…

Тут девушка повернулась, и фраза застряла у меня в горле. Я раскрыла рот, и леденящий холод пронзил мое тело. Я уставилась на нее. В ее бирюзовых глазах читалось не меньшее удивление. Она резко отвернулась, потом посмотрела на свои дорогие туфли на шпильке, скользнула взглядом по полу и наконец беспомощно остановилась на мистере Саттоне – Грэхеме, как она только что называла его и стонала.

Я знала девушку. Особенно ее золотистый, идеально завитой хвост, постоянно болтающийся передо мной на уроках истории.

На уроках мистера Саттона.

Школьница, которую только что тискал мой учитель, была Лидия Бофорт.

Моя голова закружилась. Кроме того, я боялась, что в любой момент меня могло стошнить.

Я таращилась на них обоих и пыталась стереть из головы эти последние минуты – но это было невозможно. Я прекрасно все понимала, мистер Саттон и Лидия тоже все понимали, это стало видно по их шокированным лицам. Я сделала шаг назад, протянув руку, мистер Саттон тоже шагнул ко мне. Я снова споткнулась о порог и еле-еле удержалась на ногах.

– Руби, – начал он, но шум в ушах становился все громче.

Я развернулась и бросилась прочь. Я слышала, как мистер Саттон снова окликнул меня, на сей раз громче. Но я просто бежала. Дальше. Еще дальше.

Голова у меня раскалывалась, как от грохота отбойного молотка.

Это было первое, что я почувствовал, постепенно просыпаясь. Второе – голое теплое тело, рукой лежащее на мне.

Я глянул в сторону, но все, что смог увидеть – копну медово-русых волос. Не помню, чтобы я с кем-то уезжал с вечеринки Рэна. По правде сказать, я вообще не помню, чтобы уезжал с вечеринки. Я снова закрыл глаза и попытался воссоздать картину прошлого вечера, но все, что вспомнил, было какими-то бессвязными обрывками: я пьяный на столе. Громкий смех Рэна, когда я падаю и оказываюсь на полу. Предостерегающий взгляд Алистера, когда я танцевал с его старшей сестрой, прижимаясь к ней сзади всем телом.

Ох ты, черт.

Я аккуратно поднял руку и отвел волосы со лба девушки.

Черт.

Алистер меня убьет.

Я резко подскочил.

Голову пронзила острая боль, и в глазах на мгновение потемнело. Элейн пробормотала что-то невнятное и повернулась на другой бок. Тут я понял, откуда шел звук отбойного молотка – на тумбочке вибрировал мой телефон. Игнорируя его, я принялся искать на полу одежду. Один ботинок лежал возле кровати, второй – прямо у двери под моими черными брюками с ремнем. Рубашка валялась на кожаном кресле. Натянув ее на себя и попытавшись застегнуть, я заметил, что не хватает нескольких пуговиц. Я взвыл. Оставалось надеяться, что Алистер уже ушел. Нельзя, чтобы он увидел разодранную рубашку и красные царапины, которые Элейн оставила на моей груди своими розовыми коготками.

Телефон снова начал вибрировать. Я посмотрел на экран – звонил отец. Прекрасно. Сейчас почти два часа дня, моя голова вот-вот треснет, и у меня определенно был секс с Элейн Эллингтон. Чего мне не хватало, так это голоса отца. Я сбросил.

А вот душ бы не помешал. И свежая одежда. Крадучись, я вышел из гостиной Рэна и максимально тихо закрыл за собой дверь. Спускаясь вниз я находил свидетельства прошлой ночи – бюстгальтер вместе с другой одеждой висел на перилах, в фойе повсюду разбросаны стаканчики, бокалы и тарелки с остатками еды. Воздух был пропитан дымом и парами алкоголя. Сразу понятно: несколько часов назад здесь закончилась вечеринка.

В большом зале я обнаружил Сирила и Кешава. Сирил зевал на дорогом белом диване родителей Рэна, а Кеш сидел на кресле у камина. У него на коленях удобно устроилась девушка, запустив руки в его длинные черные волосы, они страстно целовались. Оба выглядели так, словно вечеринка еще продолжается. Ненадолго оторвавшись от девушки и заметив меня, Кеш запрокинул голову и засмеялся. Я на ходу показал ему средний палец.

Роскошные стеклянные двери, ведущие в сад Фицжеральдов, были широко открыты. Я вышел на улицу и зажмурил глаза. Солнце светило особенно ярко и отзывалось острой болью у меня в висках. Я осторожно огляделся. Снаружи было не лучше, чем внутри.

На шезлонгах у бассейна я обнаружил Рэна и Алистера. Они закинули руки за головы, глаза были скрыты под солнечными очками. Немного помедлив, я побрел к ним.

– Бофорт, – обрадовался Рэн и поднял очки, усадив их на черные кудрявые волосы. Хотя он и улыбался, я заметил, какой бледной казалась его идеальная кожа. У него, должно быть, как и у меня, изрядное похмелье. – У тебя была славная ночка?