— Эт-то еще что за фокусы? — ощерился он на второго помощника. — Объясните-ка, мистер!
Второй помощник сосредоточенно разглядывал потолок. Кипя негодованием, капитан, далеко отставив от себя бумагу, принялся читать вслух:
— «…меры предосторожности, гарантирующие неспособность задержанного причинить себе какой-либо вред. Предлагается привести его в бессознательное состояние, не производя при этом действий, способных вызвать подозрения относительно характера ваших намерений».
Капитан отбросил листок.
— Да я им что — надзиратель из Ковентри?! Что они там о себе возомнили?! Указывать мне, что я должен делать с пассажирами моего корабля?! Да ни за что на свете! Ни один закон не может заставить меня… Или как там насчет законов?
Второй помощник молча смотрел в потолок. Капитан перестал расхаживать по каюте.
— Начхоз! Где начхоз?! Почему его никогда нет на месте?!
— Я здесь, капитан.
— Вовремя, нечего сказать!
— Я все время был здесь, сэр.
— Отставить пререкания! Вот — ознакомьтесь и действуйте.
Передав документ начальнику хозчасти, капитан вышел.
Корабельный механик под надзором начхоза и врача кое-что изменил в системе кондиционирования одной из кают. Под действием небольшой дозы усыпляющего газа два беспокойных пассажира тут же забыли все свои заботы.
— Еще один рапорт, сэр.
— Оставьте на столе, — устало сказал Администратор.
— Советник Борк Вэннинг шлет свои поздравления и просит аудиенции.
— Скажите, что я очень сожалею, однако сейчас слишком занят.
— Но он настаивает на аудиенции, сэр.
— В таком случае, — вызывающе ответил Администратор Форд, — можете сказать ему, что достопочтенный Борк Вэннинг пока что не вправе наводить в этом кабинете свои порядки.
Секретарь не отвечал. Администратор устало коснулся лба кончиками пальцев и продолжал:
— А впрочем, Джерри, ты ему этого не говори. Будь дипломатичен, но ни под каким видом его не впускай.
— Слушаю, сэр.
Оставшись в одиночестве, Администратор взялся за поступивший рапорт, бегло проглядел «шапку», дату и входящий номер:
«Краткий отчет о допросе временно объявленного вне закона гражданина Артура Сперлинга» (полный текст прилагается).
«Во время допроса допрашиваемый находился под воздействием стандартной дозы неоскоп., незадолго до этого получив неустановленную дозу усыпляющего газа. Антидот…»
А, дьявол, да когда у них кончится этот словесный понос? Неужели ни один служащий без этого не может? Администратор, пропустив несколько строк, продолжал читать:
«…подтвердил, что его имя — действительно Артур Сперлинг, он из Семьи Фут, возраст — сто тридцать семь полных лет. (На вид около сорока пяти; медицинское заключение прилагается). Он подтвердил, что состоит в родстве с так называемыми Семьями Говарда; указал, что общая численность Семей — свыше ста тысяч человек. Будучи спрошенным о правильности этого числа (правильный ответ — около десяти тысяч), настаивал на своей правоте».
Эту часть рапорта Администратор перечел дважды, затем пробежал глазами остальное, вычленяя главное.
«…настаивал на том, что столь продолжительный срок его жизни является не более, чем результатом благоприятной наследственности, хотя сообщил, что для сохранения моложавой внешности к нему действительно применялись методы косметического омоложения. В ответ на предложенную версию о том, что, когда он был младенцем, его родители могли применять к нему методы искусственного воздействия с целью увеличения продолжительности жизни, согласился, что такого варианта исключать нельзя. Будучи настоятельно расспрошен об именах лиц, возможно, занимавшихся такого рода операциями, вернулся к первоначальному заявлению, будто такой методики не существует. При тестировании на произвольные ассоциации назвал имена и даже несколько адресов около двух сотен „родичей“, ранее в качестве долгожителей по нашим документам не проходивших — список прилагается. После этого у объекта наступил полный упадок сил и абсолютная апатия, из коей его невозможно было вывести при помощи стимуляторов, отвечающих его физическим возможностям. (См. медицинское заключение.)
Выводы, сделанные на основании приблизительного анализа по методу Келли-Холмса: знаниями об искомом объект не располагает и в оное не верит; не помнит, чтобы искомое применялось когда-либо к нему (очевидно, заблуждается). Следовательно, знаниями о способах воздействия на организм в целях его консервации располагает лишь малая — не более двадцати человек — группа, представитель которой достаточно легко может быть выявлен методом тройного исключения.
Возможность обнаружения группы рассчитана, исходя из двух допущений. Во-первых, топологическое социальное пространство весьма обширно и включено в физическое пространство Западной Федерации. Во-вторых, между выявленными субъектами и группой, которую необходимо найти, существует по меньшей мере одна связующая нить. Первое допущение подтверждается статистическим анализом списка имен „родичей“, пока что не объявивших о своем существовании. Тот же анализ свидетельствует, что названная объектом численность Семей соответствует действительности. Предположение же, что группа, обладающая искомым, имеет возможность применять его дистанционно, без контакта с пациентом, — просто абсурд. Предполагаемое время обнаружения — 71±20 часов; к такому выводу пришли специалисты, занятые в данном расследовании. Расчет времени будет…»
Форд хлопнул отчетом о кучу бумаг, громоздившихся на его столе рядом со старомодным пультом. Кретины безмозглые! Не узнать отрицательного результата, когда он перед самым носом — и еще имеют наглость психографами называться!
От внезапно нахлынувших усталости и отчаяния он спрятал лицо в ладонях…
Лазарь постучал по столешнице рукоятью бластера и рявкнул:
— Не мешать оратору! Продолжай, — обратился он к говорившему, — покороче только.
Бертрам Харди кивнул.
— Еще раз повторяю: эти мотыльки-однодневки, что мельтешат вокруг, не обладают ничем, достойным нашего с вами уважения. Потому с ними надо бороться исподтишка, коварно, вероломно, а когда наше положение упрочится, заявить о себе с позиции силы! Больше мы не обязаны заботиться об их благе: охотник убивает жертву без предупреждения. И…
Из задних рядов донесся шум. Лазарь снова постучал по столу и вгляделся в зал, ища нарушителя. Харди упорно продолжал:
— Теперь нам всем ясно, что так называемое человечество раскололось на два лагеря. С одной стороны, Homo vivens,[108] то есть мы с вами. С другой — Homo moriturus. Их век прошел, как прошел век динозавров, саблезубых тигров и бизонов. Нам не пристало впредь скрещивать свою живую кровь с их кровью, как не пристало бы, например, жениться на обезьянах. Так давайте же смиримся с ними на время, подсунем им любую ложь, наговорим с три короба о вечной молодости — но лишь затем, чтобы выиграть время; чтобы тогда, когда наши расы — что неизбежно — сойдутся в последней битве, победа оказалась на нашей стороне!
Аплодисментов не последовало, но Лазарь видел, что многие колеблются. Хотя слова Бертрама Харди шли вразрез с привычным для них образом мыслей, слова эти, казалось, были словами самой судьбы. Впрочем, в судьбу Лазарь не верил. Он верил в… впрочем, какая разница? Чего ему очень сейчас хотелось, так это переломать братцу Бертраму руки.
Ева Барстоу попросила слова.
— Если Бертрам действительно имеет в виду то, что он сказал, я лучше буду жить в Ковентри, с асоциалами, — заявила она. — Но как бы то ни было, он внес предложение, и если оно меня не устраивает, я должна предложить что-нибудь свое. Однако я не приму ни одного плана, по которому мы должны будем выжить за счет наших недолговечных собратьев. Скажу больше: теперь мне совершенно ясно, что даже само существование людей-долгожителей — наше с вами существование — убивает дух наших сородичей! Наше долголетие, наши богатейшие возможности заставляют их считать свои лучшие стремления напрасными и скоропреходящими. Любые стремления — кроме борьбы с надвигающейся смертью! Само наше присутствие в этом мире лишает их сил, разрушает все их представления и вселяет в простого человека панический страх перед смертью. Я предлагаю такой план. Мы объявим о своем существовании, расскажем о себе всю правду и потребуем нашей доли планеты. Небольшой уголок, где мы могли бы жить отдельно от всех. Если наши несчастные собратья пожелают обнести его высокой стеной на манер Ковентри… Что ж, может, нам и вправду лучше поменьше с ними общаться.
