Суматоха. Крики.

Слишком поздно.

Я вижу Эби, на полу рядом с мамой. Ее ночная футболка с Микки-Маусами залита кровью. Она тяжело и быстро дышит, не кричит, не рыдает. Растерянное выражение лица, беспомощное. Не бойся, Эби, гроза закончилась. Только дыши. Подмога близко. Дыши, Эби. Отец плачет, держа ее голову. Он просит прощения, гладит ее волосы окровавленными руками. Мое сердце рвется на части. То, что я вижу страшнее боли, которую испытывает мое тело.

Все напрасно. Герои не всегда побеждают. Я хочу сказать, что не все еще кончено, но сам в это не верю.

Ты сделал все что мог, папа. Силы были не равны. Мы были так счастливы, никому не причиняли зла. Мой бесстрашный отец защищал этот город и его жителей, боролся с преступностью и наркоторговцами. Он расправлялся с плохими парнями в два счета, чтобы семьи, подобные нашей, могли спать спокойно в своих домах. Как так вышло, что когда ему самому понадобилось помощь, его никто не защитил?

Ярость и гнев циркулируют в моей крови, отравляя меня ужасными мыслями, от которых мне самому становится тошно. Смотрю на сгорбленное тело отца над убитой женой и затихающей дочерью. Он ранен, истекает кровью, теряет силы, заваливаясь на бок. Взгляд стекленеет, остановившись на мне. Мой мир гаснет, медленно окрашиваясь в алый.

Моя мать мертва, моя сестра почти не дышит, мой брат забился в угол и плачет от страха. Я должен что-то сделать, но не могу даже пошевелиться. Я чувствую, как меня хватают за олимпийку и тащат в заднюю часть дома. Реальность смазывается. Бордово-черные оттенки закручиваются в спирали, затягивая внутрь мое сознание. Полицейские сирены близко… Они приедут, чтобы собрать трупы. Я уже этого не увижу. Последняя вспышка света перед глазами, рассыпающаяся алыми брызгами, и тьма, в которую я падаю почти с облегчением.

Я думал, что кошмар закончился, но тьма выплевывает меня обратно. Прихожу в сознание на полу автомобиля, несущегося на бешеной скорости. Моя спина прижата к двери, колени – к груди. Пытаюсь пошевелиться, но боль простреливает от виска к затылку, парализуя конечности. Мои руки связаны. Я поднимаю голову и встречаю взгляд человека, из-за которого погибли мои близкие. Кертис лежит на заднем сиденье в своем чёртовом костюме. Его дыхание рваное и нервное. Я испытываю мрачное удовлетворение от его мучений. Мне хочется, чтобы он страдал еще сильнее, чтобы выл от боли, плевался собственными легкими.

– Я был прав, – хрипит он. Потемневшие от боли, синие глаза неотрывно следят за мной. – Ты не похож на нее, – ублюдок кашляет и из уголка губ стекает струйка крови. Я много раз видел такое в боевиках. У него внутреннее кровотечение. Он умирает. Прямо сейчас. – Ты похож на меня, – ухмылка кривит пересохшие губы.

– Мой сын, – говорит почти со странным выражением, заставляя меня застыть от ужаса. Мне кажется, что я попал в один из любимых мной блокбастеров. – Ты Морган, Джером. Сейчас тебе это ни о чем не говорит. Но когда-нибудь ты будешь носить своё имя с гордостью.

– Катись к черту, ты сумасшедший сукин сын, – хриплю я, пытаясь выпрямиться, но тело не слушается, сведенные мышцы отказываются починяться.

– Ты знаешь, Джером, – Кертис зловеще улыбается, я дергаю запястья. Если бы мог… мог дотянуться до его горла, то мне хватило бы сил держать его до тех пор, пока он не подохнет. – Знаешь, что я говорю правду. Посмотри на себя. Ты мое долбанное отражение. Ты – часть семьи. Никто тебя не тронет. Не нужно нас бояться. Тебя ждет новая жизнь. Смирись и будет легче. Ты ничего не мог изменить. Кеннет Грант подписал себе приговор в тот момент, когда объявил мне войну. Лучше бы они оставили тебя в том приюте. Глупое благородство. Они знали, что я приду за тобой. Вопрос времени. Не я, так другой. Я просто забрал свое. Ты заберешь остальное. То, что они не отдали. Кеннет обокрал меня, забрал моего сына, убил мою женщину. Я не мог поступить иначе. Когда-нибудь… – Кертис закашлялся, прижимая к груди чёрную от крови руку. – Совсем скоро ты поймешь меня. В твоем возрасте я уже был в деле. Ничего не останется, Джером. Все, во что ты верил и чем жил, забудется. Они ничто, пыль. Вырежи их из памяти, иначе боль сожрет тебя, сделает уязвимым. Впусти в сердце ярость и гнев – вот твое оружие. То, что ты пережил, сделает тебя сильнее. Ты будешь лучше меня, умнее, безжалостнее. Ты не допустишь тех ошибок, которые совершил я. Запомни то, что я сказал сейчас, потому что все, что ты услышишь после, будет ложью. Твоя мать, Джером, она меня ненавидела. Она пришла в ужас, когда узнала, что беременна. Я разрушил ее жизнь. Ты должен знать своих врагов, чтобы выжить. Она не хотела меня, боялась. Я взял ее силой.

– Я вижу своего врага прямо сейчас, – с отвращением выплюнул я.

– Нет, я не враг, я обычный подонок, который всю жизнь прожил так, словно завтрашний день никогда не настанет. Но я не враг. – Он качнул головой. Лицо исказила гримаса боли. И все-таки в его словах была доля правды. Я заметил это еще утром, когда увидел его возле школы. Я действительно похож на этого больного ублюдка. – Я твой отец, – словно прочитав мои мысли, повторил Кертис. – Дайана была упрямой женщиной. Женщины… это зло. Помни, что я сказал про две категории. Не допускай их слишком близко. Даже мертвые они разрушают нас. Я жалею, что не смог убить ее сам. Это был не я. Клянусь, Джером, – тяжелый вздох обрывается еще одним приступом кашля, сопровождаемым сильным ротовым кровотечением и булькающими в его груди звуками. – Есть один человек… Я должен сказать сейчас. Запомни. Его имя Моро. Квентин Моро. Держись от него подальше. Никому не доверяй, – Кертис Морган захрипел, смертельная бледность расползлась по лицу. – Мне не жаль. Я не собираюсь просить прощения, Джером. Я хотел бы, чтобы у нас было больше време…. – он не договорил. Последний выдох сорвался с губ. По телу прошла судорога, потом еще одна. Синие глаза посветлели на тон и застыли. Я никогда не видел, как умирают люди, как последний отблеск жизни исчезает из остекленевших глаз. Сегодня мне довелось увидеть смерть неоднократно и так близко, что я чувствовал на себе ее смрадное дыхание.

Я смотрел на тело своего мертвого биологического отца и ничего не чувствовал. Во мне образовалась черная дыра, которая разрасталась с каждым новым вдохом. Я дрожал от холода, хотя в салоне автомобиля, пропахшем кровью, было тепло. Этот лед, который сковывал каждый мой нерв, пробирался под кожу, разрастался в сердце, имел совершенно иное происхождение. Он шел изнутри, и я физически ощущал, как постепенно коченеют мои конечности.

– Он умер, – хрипло произнес я, поднимая голову и глядя на водителя автомобиля, несущегося сквозь ночные огни Сент-Луиса. Из зеркала заднего вида на меня взглянули непроницаемые зеленые глаза. Их оттенок напомнил мне о маме и Эби. Мою грудь пронзила острая свирепая боль. Глаза наполнили слезы. Нет, я не рыдал, как испуганный мальчишка, они просто текли из-под ресниц, пока я кусал губы, сражаясь со слабостью. Я не плакал двенадцать лет, двенадцать счастливых лет, которые закончились внезапно, одним днем. Я не чувствовал ничего, кроме ненависти к человеку, который лежал на заднем сиденье автомобиля. Бессмысленные эмоции, ведь он уже мертв, но гнев никуда не уходил, он поселился внутри, и я был уверен, что больше ничто и никогда не заставит меня плакать. Худшее уже произошло.

– Кеннет знал, куда стрелять. У Кертиса не было ни одного шанса. Он сказал тебе правду, – произнес парень за рулем, в его взгляде мелькнуло сочувствие. – Меня зовут Зак Морган. Я твой кузен.

– Куда мы едем? – хриплым голосом спросил я, безучастно глядя, как густые капли крови, стекая с заднего сиденья, падают на мои босые ноги, а потом снова посмотрел на застывшее лицо Кертиса Моргана. Этот человек был моим отцом, и он уничтожил единственную семью, которую я знал. Его люди стреляли в единственного отца, которого я любил. Он разрушил единственный мир, в котором я хотел жить. Для чего? С какой целью? Чтобы истечь кровью и подохнуть на моих глазах? Кровная вражда, месть, ненависть – что на самом деле привело этого зверя в наш дом?