А баттерфляем плывут так. Ты широко разводишь руки, вскидываешь над головой, отталкиваешься ногами от воды и какое-то мгновение словно летишь по воздуху, а потом со всего размаху плюхаешься в воду.

— А у меня никак не выходит, — пожаловался Игорь. — Я сразу тону…

— А я как раз утонуть не могу, — признался я.

— Ну ты даёшь!

Игорь рассмеялся. Рот у него открылся до ушей. Вода хлынула в рот. Игорь закашлялся и схватился за канат, который разделял дорожки.

— Игорь, Сева, прекратите разговоры, — услышали мы голос Янины Станиславовны. — Продолжайте дистанцию…

Игорь откашлялся и поплыл брассом. Я старался держаться рядом с ним, не отставать.

Вот раньше, когда плавать не умел, на дно шёл быстрее топора. А теперь научился на свою голову не только держаться на воде, но и плавать разными стилями и утонуть по-человечески не могу. А мне это позарез необходимо.

Мы с Игорем вместе оттолкнулись от стенки и повернули назад. И тут я подумал, что неплохую идею мне подал Игорь. Надо мне научиться плыть баттерфляем. Это не простой стиль, он требует большой физической силы, а нетренированный пловец скоро устаёт.

Тренер в белых брюках наконец отстал от Янины Станиславовны, и теперь она вовсю глядела на нас. До финиша оставалось метров десять, когда я перешёл на баттерфляй.

Мгновение я парил в воздухе, а потом грохнулся в воду и пошёл на дно. Но быстро спохватился, взмахнул руками, толкнулся ногами и снова взлетел над водой.

Я здорово плыл баттерфляем. Взлетая над водой, я видел восхищённые взгляды ребят и Янины Станиславовны. Вот это да! Никто меня не учил плавать баттерфляем, я сам научился, да ещё как!

И вдруг, когда до финишной стенки оставалось пару метров, я глотнул воды — ужасно невкусной, совершенно противной — и захлебнулся. Я почувствовал, что ноги мои отяжелели, а руки словно налились свинцом.

Короче говоря, я пошёл на дно, чего я так хотел и что так долго у меня не получалось.

И тогда я заорал:

— Спаситепомогитетону!!!

Моего крика, конечно, никто не услышал, потому что я его пробулькал под водой.

Но то, что я тону, увидели все. И все кинулись на помощь. Ко мне вплотную приблизилось лицо Игоря, и я услышал его крик:

— Стань на ноги!

Я встал, вода была мне по пояс. Вот чудеса — чуть не утонул на мелком месте, а на глубине никак не получалось.

Ноги меня не держали, и я повалился на Игоря.

Меня схватили за руки и за ноги, вытащили из воды и положили на пол.

Надо мной склонилась перепуганная насмерть Янина Станиславовна:

— Ты жив?

Я закрыл глаза и тут же открыл. Этим я дал всем понять, что жив, но чувствую себя ужасно.

Мне принялись делать искусственное дыхание. Но это было лишнее. Дышать я мог.

От холода или от страха меня начало трясти. Меня снова взяли за руки и за ноги и понесли по длинному коридору. Все, кто шёл навстречу, сторонились и давали дорогу.

Наконец мы добрались до медпункта. Там меня вытерли насухо, уложили на диван и укрыли одеялом.

Врач приложила трубку к моей груди, послушала и сказала, что всё в порядке, что я просто перепугался и что скоро всё пройдёт. Она дала мне выпить успокаивающую микстуру, и я успокоился, перестал дрожать.

Все, кто нёс меня, ушли. Остались Игорь и Янина Станиславовна. Я заметил, что у моего тренера мокрые брюки. Значит, и она кинулась в воду, чтобы меня спасти.

В медпункт вошёл седой мужчина с холодными, как будто замёрзшими, глазами. Это был директор бассейна. Я почувствовал, что он страшно сердит.

— Как состояние? — спросил директор у врача.

— Нормальное, — ответила врач. — Мальчик может идти домой.

Тут только директор обратил внимание на бледную Янину Станиславовну.

— Отведите домой мальчика, Янина Станиславовна, — приказал директор, — а потом зайдите ко мне в кабинет.

И только сейчас директор увидел Игоря.

— Марш в раздевалку, — велел он ему.

Игорь помахал мне рукой на прощанье и помчался в раздевалку.

Вскоре мы с Яниной Станиславовной ехали на троллейбусе домой к бабушке. Ослабевший от пережитых треволнений, я молчал, а Янина Станиславовна всё вспоминала, как я плыл баттерфляем.

— Жаль, что я не успела поглядеть на секундомер. А где ты научился баттерфляю?

— Нигде, — признался я. — Попробовал сегодня и поплыл.

— Да и ещё раз да, — упрямо повторила Янина Станиславовна, явно кому-то возражая. — У тебя есть данные. Конечно, техника слабовата, но если основательно поработать, успех придёт…

— А зачем он вас вызывает? — неожиданно вспомнил я сердитого директора.

— Кто? Директор? — на мгновение настроение у Янины Станиславовны испортилось, но потом она махнула рукой. — А, не съест же он меня, как ты думаешь?

— Наверное, не съест, — ответил я.

— Я тоже так думаю, — рассмеялась Янина Станиславовна.

Дома Янина Станиславовна рассказала всё, как было, бабушке.

— Я недоглядела, — призналась Янина Станиславовна. — Он вдруг захлебнулся. Правда, там было уже мелко, утонуть он не мог…

— Ещё не хватало, чтобы он утонул, — бабушка испугалась не на шутку.

Она уложила меня в постель, сунула под мышку градусник.

— Ты придёшь в бассейн? — собравшись уходить, спросила Янина Станиславовна.

За меня ответила бабушка:

— Вряд ли. Мы подыщем мальчику более безопасный вид спорта или, — бабушка произнесла последние слова с нажимом, — или более квалифицированного тренера…

— До свидания, — улыбнулась мне Янина Станиславовна.

— До свидания, — сказал я.

— Прощайте, голубушка, — сказала бабушка. — И получше смотрите за детьми, раз уж вам доверили их жизни…

После ухода Янины Станиславовны бабушка долго не могла успокоиться, шумела, что отныне моей ноги не будет в бассейне, где дети брошены на произвол судьбы, грозилась пойти к директору, чтобы открыть ему глаза на безобразия, которые творятся у него в бассейне. Мне еле удалось уговорить бабушку не идти к директору.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила бабушка.

Я не знал, что ответить. Мне удалось осуществить план Гриши, я избавился от бассейна. Значит, будет у меня теперь время, чтобы играть с Гришей.

Но мне было жаль Янину Станиславовну. Бабушка на неё накричала, ещё директор, наверное, добавит. Но тут я вспомнил, как Янина Станиславовна сказала, что директор её не съест, и успокоился.

— Хорошо, — ответил я бабушке. — Я чувствую себя хорошо!

Дома была одна Валентина Михайловна.

— А где Юля? — спросил я.

— Юля заболела, она у бабушки, — ответила Валентина Михайловна.

Я очень обрадовался, что Юли нет дома. Врать легче всего один на один. И вообще, при Юле я просто не смог бы врать.

— Всеволод, — сказала бы Юля, — почему вы врёте? Как вам не стыдно.

Она бы прямо так и сказала.

Мне показалось, что сегодня Валентина Михайловна не в своей тарелке. Так говорят про человека, который сегодня не похож на самого себя. То есть он сегодня не такой, какой был вчера, позавчера и вообще всё время.

Валентина Михайловна обычно мне улыбалась, а сегодня она совсем не улыбалась, а была даже грустная. Наверное, оттого, что Юля заболела, вот Валентина Михайловна и расстроилась.

А ещё Валентина Михайловна не могла найти себе места. Она долго рылась в нотах, искала нужные и никак не могла найти. Наконец нашла, потому что они лежали сверху и их вовсе не надо было искать.

Но вот Валентина Михайловна взяла себя в руки: она сцепила их так, что они побелели, и сказала мне:

— Садись, повторим гаммы…

Я сел и покосился на Валентину Михайловну, которая устроилась рядом на стуле. Может, не стоит сегодня врать? Может, отложить враньё на завтра?

И тут мне почудилось, что я слышу насмешливый голос Гриши: "С вами, вундеркиндами, одна только морока", и решил, что отступать поздно.