Тео гулко сглотнул, борясь с желанием то ли обнять Кори и не отпускать его от себя больше никогда, то ли сорваться с места и убить уже Сайруса любым способом. Видят боги, он светлый маг, сама мысль о вреде другому, за исключением сражения, ему омерзительна. Но сейчас…
— Это можно как-то… отменить? — хрипло уточнил Тео, с трудом удерживая себя на месте. — Если ты вообще этого хочешь, конечно. И браслет. Что он значит?
— Разумеется, я хочу отказаться, — невесело усмехнулся Кори. — И пока даже могу. Но Воитель посчитает это страшным оскорблением — никчемной шлюхе оказали невиданную честь, а она ею разбрасывается. Те, кто оскорбил Воителя, долго не живут… В сравнении с чистокровными я слаб и бесполезен, у меня из ценностей только магический источник да смазливая физиономия; мне не хочется прямо сейчас разбираться с роднёй Сайруса. Тем более что в ближайшие десять лет он меня не тронет…
Он тяжко вздохнул и растёр лоб у самой линии роста волос — Тео уже понял, что там у него расположены рога.
— Вот сказал это тебе так запросто, а самому тошно… Десять лет терпеть этого ублюдка! Говорил же мне Эрик: не хочешь Сайруса, так улыбнись ему, будь милым, погляди влюблённо — и сам отвалит. А я не могу просто. Не могу. Противно мне. До тошноты. Этот потаскун винторогий лезет ко мне с поцелуями, лапает везде своими ручищами… а я только и думаю, как он при живом мне половину Империи перетрахал. Мерзость какая! А на меня браслет напялил, чтобы никто, блядь, цветочек не сорвал!..
Тут Кори покачал головой и с тихим стоном упрятал в ладони заполыхавшее лицо.
— Раньше надо было всё это сказать, да? Прости, не мог я, не мог, это… такое позорище. Ты вполне можешь уйти и сделать вид, что мы незнакомы. Я как-нибудь переживу. Наверное.
Нервный смешок, как Тео ни старался, сдержать не удалось. Да что там — ему самому впору накрывать лицо ладонью и то ли смеяться, то ли плакать от всего происходящего. Хотя, смех веселым не будет точно — скорее истерическим, очень подходящим к повисшей в гостиной атмосфере.
— Сорвать цветок в смысле?.. — хотел было уточнить Тео, но передумал. Какой тут еще может быть смысл, чтоб его в блядское Инферно!
— Да, в том самом.
Театр абсурда какой-то. И полный, непроходящий пиздец во всем, начиная с помолвки между тем, кто ему нравится (хотя какое-тут нравится, слово «любовь», например, подходит куда больше) и тем, кто ему так нравился, пусть и в другом смысле, раньше. Ровно до того момента, как он понял, какой урод Сайрус аль-Рахим или как там его по демонскому батюшке. И заканчивая теперь уже кажущимся уродливым браслетом, который Тео прямо сейчас возненавидел так сильно, как только мог.
Тео призвал из сумки портсигар, закурил нервно прямо в комнате.
Дрянь какая. Зато мозги все еще прочищает получше доброй драки.
— Кори, — позвал он, осторожно укладывая руку на его колено, — то что мы… вместе, может тебе как-то навредить?
— Пока эта пародия на пояс верности болтается у меня на ноге, я в порядке, — отозвался Кори, не без усилия подняв на него взгляд. — По законам Инферно, если уж Сайрус шляется по девкам, я тоже могу делать что хочу… до некоторых пределов. Другой вопрос, что Сайрус с этим может не согласиться. А мне вот совсем не хочется, чтобы он навредил тебе.
— Плевать я хотел на его согласие, — заявил Тео.
И таки соврал — он хотел, чтобы Сайрус был не согласен, чтобы каждую минуту своей никчемной (а если понадобится — еще и недолгой) жизни, видел и знал, кого выбрал Кори добровольно.
— Что будет через десять лет?
Теперь настала очередь Кори нервно смеяться и затягиваться отнятой у Тео сигариллой.
— Мне стукнет тридцать, и Сайрусу дозволят на мне жениться. Естественно, я собираюсь отделаться от него раньше, но когда оно будет, это «раньше»? Бездна знает.
Новости одна другой краше. Тео покачал головой, потёр переносицу и уставился на собственные ноги. Всего на мгновение представив, как Кори, его Кори, оказывается в объятиях этого мудака, как отдается ему против воли, как…
Его Кори. Только его, без всяких условностей и оговорок. Не то что представлять — даже думать о том, что между ними больше не будет умопомрачительных поцелуев, объятий, спаррингов, перетекающих в валяния на траве, было нестерпимо больно.
Нет уж. Они справятся. Придумают что-нибудь. На крайний случай, если все сложится, можно будет уехать вместе на Солхельм. Спрятаться в горах, забыть о внешнем мире и грёбаных инфернальных законах. Сейчас-то об этом рано говорить, но что-то подсказывало, что легким студенческим романчиком их отношения не закончатся. Нет, Тео понимал, что сейчас, в его двадцать два, отношения — это не обязательно навсегда, чаще даже наоборот. Однако же себя без своего демона рядом уже не мог представить.
Он улегся вдоль спинки дивана и подтянул к себе Кори, прижал его голову к своему плечу.
— Ты не будешь разбираться с этим в одиночку. Обещаю. И сделаю что угодно, лишь бы вытащить тебя. Пока не знаю как, но придумаю. Мы вместе придумаем, слышишь? — Тео коснулся губами его макушки, вдохнул запах его шампуня. — Ты ведь мой, верно?
— Твой, твой, — Кори снова вздохнул. — Ума не приложу, на кой я тебе сдался. От меня одни проблемы.
Тео погладил его по спине, прижал ещё крепче, пусть всего мгновение назад это казалось невозможным. Он понемногу успокаивался, хотя каша в голове стояла ещё та, заставляя дышать размеренно, на счет.
— Ты лучший воин академии, — наконец отозвался он, чуть отстраняя Кори от себя и вглядываясь в его лицо. Прихватил его подбородок, огладил большим пальцем щеку и нижнюю губу. — И у тебя есть рога. И хвост. Я ведь всё ещё могу их потрогать?
Кори будто бы немного пришёл в себя, и даже подарил ему эту свою улыбку, зловещую и до невозможного притягательную.
— Посмотрим на твоё поведение, Теодор.
Куда он там смотреть собрался — поди пойми. Тео вот будет смотреть только на него. Обнимать его, целовать, просто быть рядом, несмотря ни на что. Валяться на диване, рассеянно поглаживая плечо и затылок.
Прошло какое-то время, прежде чем Кори, казалось бы, задремавший, вдруг оторвал голову от его плеча и посмотрел своими невозможными глазами.
— Что? — поинтересовался Тео, внутренне подбираясь — неужели его ждет ещё какое-нибудь откровение, вот с таким времяпровождением принципиально несовместимое?
Но Кори покачал головой, вдруг улыбнулся мягко и ткнулся губами в шею.
— А у вас на Солхельме какие есть традиции? Ну там, договорные браки и вся эта мерзость… Просто интересно, у нас одних вся эта дичь в ходу или кто ещё страдает?
— На Солхельме? — переспросил Тео и вдруг рассмеялся. — Что? Нет, как ты это себе представляешь — выдать замуж Хель или Эйлиф без их согласия? Да и вообще у нас с этим строго, сам понимаешь.
Ещё бы не строго… многие века гренвудских набегов не прошли даром. Это сейчас Солхельм усилен имперскими войсками и имперской же кровью; прежде у островного государства не было никакого спасения от варварских полчищ. На море солхельмскому флоту не было равных, да и в открытых сражениях любой воин с островов стоил десятерых. Но гренвудцев было больше, они жгли их деревни, угоняли скот и похищали женщин — сильных, выносливых и с каплей дивной крови в жилах. Впрочем, они и по сей день не брезговали всё тем же самым — но теперь солхельмцы могли перебить ублюдков и вернуть женщин на родину. Правда, не всегда удавалось сделать это вовремя: многих успевали насильно выдать замуж и обрюхатить. Ну или замучить до смерти. Что и говорить, Тео все это знал не только из учебников по родной истории — их семья тоже пострадала от северных соседей, пусть и косвенно. Говорить об этом, как и вспоминать он пока не желал, решив, что лучше поговорить о чем-то более отвлеченном. Хватит с них потрясений на сегодня.
Он обхватил руку Кори, потянул на себя, мягко поцеловал запястье.
— Кстати, браслетов у нас тоже нет. И колец. Вроде как мешают в бою, — на вопросительный (и самую малость поплывший) взгляд Кори он пояснил: — Когда находишься в пылу сражения, нужно думать только о враге. Да кому я рассказываю, ты и сам знаешь. А если у тебя будет что-то, связывающее тебя с твоим партнёром, станешь думать только о нём. О том, кто ждет тебя дома. Или сражается с тобой плечом к плечу. Глупости, конечно, но на Солхельме считают дурным знаком забирать с собой на войну то, что напоминает тебе о доме.