Тем не менее факт оставался фактом: экспертному составу официально запрещалось иметь какие-либо личностные взаимоотношения с партнерами. Противоположного пола это тоже касалось. Так что даже «жены» всячески скрывали свою принадлежность к своим половинкам, вплоть до девичьих фамилий на бейджиках, стоит ли говорить об их поведении…

Двуличие приветствовалось в самых сочных тонах – чем ярче, тем лучше. Ложь во имя светлого чувства – как это красиво. Классика, как говорится, никогда не выходит из моды.

Только порой немного пугало и выбивало из колеи состояние потерянности: то ли деспотичной «акуле бизнеса» снится, что она – «нежный цветочек», то ли «цветочку» – что он заколачивает бабло, идя по головам и трупам. Пойди их разбери. Но одна из них была искренне счастлива в своих победах, другая – в его объятиях. И одно от другого не отделить. Не стоит только скрещивать эти миры. Это не безопасно.

Я улыбнулась своему отражению, отпуская уставшие от сдавливающих за целый день шпилек волосы и нанося прозрачный перламутровый блеск в женской уборной. Корпоратив подходил к концу. Мой же праздник начнется чуть позже…

…Усталость накатила мгновенно, как только мы сели в машину. Прохладный салон с идеально подобранной системой климат-контроля стал долгожданным оазисом свежести после прокуренного и разряженного алкогольными парами помещения. Икры ног как обычно забились, отзываясь ноющей свинцовой тяжестью. Я аккуратно вынула отекшие ступни из туфель и, подобрав ноги на сиденье под себя, обхватила за торс мое самое любимое создание в этом мире (только ему не говорите, ладно? Мужчинам вредно слышать такие слова слишком часто). Все. Вот теперь этот насыщенный красочный день заканчивается поистине хорошо.

Игорь, наверное, мне говорил еще что-то, но я вряд ли сейчас это вспомню – сквозь полусонное состояние воспринимается только самое необходимое. Я просто чувствовала запах тела сквозь вуаль его любимых духов, ощущала нежные поглаживания его рук по моим волосам и лицу и могла украдкой почти бессознательно целовать его в шею.

Это был один из тех моментов, которые просто обязаны длиться вечно.

«Жизнь, будь добра, остановись ненадолго… а?»

В ту ночь мы не занимались сексом. Мы просто приняли горячую ванну. Мышцы ног приходили в норму с каждым разом теперь все сложнее. Я понимала, к чему это все ведет, но не хотела об этом думать. Не сейчас, не сегодня. Я сидела, облокотившись спиной о борт ванны, обхватив его ногами за торс, и сдувала кусочки пены с его мокрых волос. Они пролетали через его плечо и, расслаиваясь, приземлялись на общее покрывало. Изредка он ловил их руками. Чаще я целовала его в плечо. Нам не хотелось разговаривать в тот момент – многое было уже сказано, многое предстояло сказать позже. А пока мы просто наслаждались временем, проведенным вместе.

Ночью у меня начался жар. Я беспокойно ворочалась, то сбрасывая одеяло, то вновь натаскивая его на себя, то вдруг замирала и не могла пошевелиться, чувствуя даже сквозь сон, как горит каждая клеточка организма. Но сон тем временем крепко держал в своем плену, временами подбрасывая поближе к черте реальности, но потом снова опуская в бессознательную черноту. Я в ней тонула. Мне, возможно, что-то снилось, какие-то непонятные обрывки быстро сменяющихся картинок, совершенно не связанных между собой и безгранично абсурдных, – в сознании уже вряд ли упомнишь, только физическая реакция на все действия заплутавшей в ту ночь души отражалась в действительности, о чем я узнала позднее.

Его рука оказалась рядом именно в тот момент, когда виртуальному телу вздумалось куда-то провалиться. Я резко вцепилась в расслабленное предплечье обнимающей меня руки и, по-видимому, сделала это сильно. Игорь рывком приподнялся на локте и испуганно посмотрел на меня. Должно быть, испуганно, по логике… по реакции. Как было на самом деле, я не могу сказать, потому что просто не было сил для того, чтобы повернуть голову, не было сил просто для того, чтобы открыть глаза – веки казались нереально тяжелыми, а тело – абсолютно ватным и безвластным.

– Ты в порядке? – донеслось до меня сквозь плотную пелену.

Я что-то промычала в ответ – это было все, на что у меня хватило сил в тот момент.

– Ты вся горишь.

Ответ последовал аналогичный. Затем я вновь провалилась. Что было потом, я не знаю. Жар, бред, бессмысленные сны, я, он, прошлые знакомые, знакомые их знакомых, их прошлое, все перемешано и перекручено. Это было страшно и интересно одновременно. Затем появился снова он. Вновь сквозь пелену, но на сей раз потоньше. Он говорил мне что-то. А мне хотелось ему улыбнуться, но губы были слишком сухие и непослушные. На секунду промелькнула мысль, что ему, наверное, будет неприятно целоваться с такими обсохшими губами и что надо потянуться за гигиенической помадой, но сил даже додумать эту мысль отчего-то не хватило. Затем появился стакан из его рук и какие-то две капсулы. Я не расслышала слова «выпей», хотя, судя по движениям, оно слетело с его губ (как же захотелось его поцеловать в тот момент), я сделала это, скорее, рефлекторно. Это тут же повлекло за собой новую волну жара и новый провал в забытье.

Не знаю, сколько прошло времени, после того, как тяжесть с головы отпустила и температура тела пришла в норму, оставаясь лишь отголосками слабости.

Он пришел, когда я вновь начинала проваливаться.

– Лер, я сегодня в гостевой лягу, – он оперся руками в край кровати и чуть нагнулся ко мне.

Я чуть улыбнулась в ответ (кажется, я уже по нему соскучилась) и проканючила, наверное, так делают дети, когда боятся засыпать в темноте: «Побудь со мной, пока я не усну, ладно?»

Он растекся в ответной улыбке, лихо перемахнул через мое чахлое тельце, завернутое в два одеяла, и крепко обнял меня сзади. «Он в костюме, что ли, залез… – промелькнуло у меня в мыслях, прежде чем мозг погасил свою работу. – Когда он его надеть-то успел?»

Только на следующее утро я поняла, что проспала целые сутки, а вместе с ними и пятничное собрание. Мобильник был кем-то заботливо поставлен в режим тишины. Очевидно, по-моему, кем…

Его, как всегда, уже не было – человек-инкогнито чаще всего покидал наше нейтральное пристанище задолго до моего пробуждения. Только висящее СМС гласило о его мысленном присутствии: «Как ты себя чувствуешь?»

«Очень твоей», – ответила я, прежде чем скрыться в душе.

Домой я приехала ближе к вечеру, когда мой ослабленный организм вновь затребовал постельно-одеяльного режима. Спорить с ним в данной ситуации было бесполезно.

Я засыпала с зажатым в руке телефоном.

Я не знала, что в тот самый момент Игорь остервенело массирует себе десна – они зудели. Что теперь ему требуется по грамму кокса каждый день. Начиная с утра: где-то в перерыве между стаканом сока, непременно свежевыжатого – в нем витаминов больше, после очередного выигрыша в «Кристалле» или концерта Шуфутинского и минут за пятнадцать до того, как трубку начнут обрывать самые обязательные партнеры с желанием отчитаться. Распиздяи, лоботрясы и просто те, кто так или иначе может брать хоть что-то под собственный контроль, звонят позже. И чтоб бодро и весело приветствовать каждого из них, он сожалел об отсутствии еще пары ноздрей на лице, чтоб занюхнуть еще больше, ведь не зря говорят, что кокаин разводит любую печаль. Он, как анестезия, снимает все проблемы. Я не знала тогда. Есть вещи, которые лучше вообще не знать. В противном случае занюхнула бы вместе с ним. Как не знала и того, что в то утро выдались внезапные заморозки. На обочинах появился иней, асфальт, утопающий накануне в грязи и слякоти, заблестел кристаллами льда, провоцируя тем самым доморощенных гонщиков прокатиться с ветерком в яром стремлении обогнать утренние пробки, забывая при этом, что дороги наши построены не для удобства передвижения, а, скорее, как следствие чьего-то тяжелого чувства юмора. Дорога шла сперва под уклон перед заездом на эстакаду, блокируя тем самым на какое-то время обзор. За ней-то не спеша и терпеливо тащился Игорь на своем внедорожнике после затянувшегося разбора полетов с “Крышей дома”. В ту ночь он еще не ложился…