— Отлично, — отвечает она и отключается.

9

И я сажусь в машину и еду туда, где мы встречались в последний раз. Она стоит у своей машины, оперевшись на нее спиной. Руки сложены на груди, брови нахмурены. Я паркуюсь рядом и открываю дверь. Подхожу и тихо выдыхаю. Я слишком долго ее не видела, чтобы не отреагировать совсем. А она слишком красива, чтобы не вызвать у меня вообще никаких эмоций.

— Привет, — я все еще не понимаю, что я здесь делаю, но ловлю момент, чтобы полюбоваться ей.

— Привет. Пойдем.

Она выпрямляется и идет в сторону главного входа в больницу. Я в растерянности следую за ней.

— Куда мы идем? Зачем мы здесь? Ты заболела? — вопросы из меня сыпятся, как из рога изобилия, но я ничего не могу с этим поделать.

Она ничего не отвечает, и через пару минут мы в белом просторном зале. Она подходит к автомату, достает оттуда две пары бахил, потом идет к регистратуре, о чем-то беседует с седой бабулей в белоснежном халате и возвращается ко мне.

— Надевай, — протягивает мне бахилы и садится на скамейку, чтобы нацепить эту полиэтиленовую "обувь" на свои туфли с каблуками.

Я молча выполняю указание и, нацепив бахилы поверх кроссовок, встаю и вопросительно смотрю на нее.

Она возвращается к регистраторше и берет у нее два халата, один из которых отдает мне.

И вот мы, как две моли, поднимаемся на третий этаж. Она не говорит ни слова, а я даже не знаю, как спросить, какого хрена мы тут забыли.

Палаты. Идем по длинному коридору мимо множества комнат с больными. Видимо, травматология. Потому что полно людей с перебинтованными головами и поломанными конечностями. Доходим до так называемой "комнаты отдыха". Небольшое расширение коридора, где стоит длинный диван и пара кресел. А у окна на тумбочке широкий телевизор. Несколько человек смотрят какую-то передачу, тихо переговариваясь, несколько играют в карты, шахматы и шашки за небольшими столиками, размещенными у стены. Удивляет то, что вся мебель, да и вообще состояние самой больницы очень хорошее. Привыкли же все видеть ободранные стены, диваны, как с помойки, и черно-белые телевизоры, от которых даже бомжи откажутся. А тут нет, все чисто, красиво и довольно дорого. Может, какое-нибудь особое отделение? Для богатых там, например. Я продолжаю осматриваться и иду за ней. Наверное, мужское отделение, потому что ни одного человека, даже отдаленно напоминающего женщину, я не вижу.

Проходим дальше и коридор снова сужается. Снова палаты по обе стороны. Доходим почти до конца и оказываемся у белой двери.

Она слегка стучит, скорее, для вида, и открывает дверь. И тут ее лицо озаряется искренней улыбкой. А я вообще перестаю понимать, что происходит.

— Привет, мужичок, — она улыбается кому-то внутри палаты и шире открывает дверь. Потом поворачивается ко мне. — Заходи.

Я послушно захожу внутрь и вижу молодого парня. Лет семнадцати. Такой же светловолосый и с голубыми глазами. Лицо худое, вытянутое. Губы тонкие, но довольно красивые. Только дурак не поймет, что они родственники. У него загипсованная нога и пластырь на брови.

— Привет, — у него низкий голос и он смотрит на меня изучающе, но по-доброму.

— Привет, — киваю я и перевожу взгляд на Иру.

— Это мой брат. Семен. Это Тамила. Моя... подруга, — она делает заметную паузу, а я заржать хочу. Вот уж подругой я бы точно себя не назвала.

— Привет, Тамила. Красивое имя, — он улыбается, и я узнаю эту улыбку. Черт, они как близнецы. Только он младше значительно.

— Спасибо, — снова киваю.

— Семен у нас герой-любовник. Подрался, защищая девочку, и теперь уже месяц отдыхает тут, вместо того, чтобы ходить на пары, — с неудовольствием говорит она и, пододвинув мне стул, садится на кровать к пацану.

— О, правда? — я удивленно вскидываю брови. Я думала, современную молодежь вопросы чести мало волнуют.

— Да это ерунда, — отмахивается парень, — им тоже досталось.

— Им? — спрашиваю, вновь удивляясь. — Их было несколько?

— Четверо! Четверо амбалов, — восклицает Ира.

— Да ладно, сколько можно меня пилить, — закатывает глаза парень, а я усмехаюсь. Снова ее жест. — Ничего страшного же не произошло. Я в порядке. Уже почти здоров. Между прочим, ко мне Света каждый день приходит. Сказала, что ее родители хотят познакомиться с тем, кто спас их дочь, — гордо заявляет он, довольно щурясь.

— Отлично. Когда вы познакомитесь, они поймут, что у тебя мозгов нет, — усмехается она, но я впервые вижу, что это по-доброму. Она не хочет его обидеть или задеть. Скорее, это обычная издевка старшей сестры над братом.

— Отстань, ненормальная, — хохочет парень, — купи мне водички, пожалуйста. Я пацану из палаты напротив свою проиграл в шахматы.

— Больше ты ничего не проиграл? — недовольно замечает она, но поднимается с кровати.

— Мои честь и достоинство при мне, — улыбается он и убирает волосы со лба. А я замечаю его перебинтованную кисть.

— Ладно, я сейчас вернусь.

Она выходит за дверь, а мы остаемся с ним наедине. И я не знаю, надо ли мне что-то говорить или можно посидеть молча.

— Давно дружите? — он решает первым нарушить молчание, а я даже немного вздрагиваю от неожиданности.

— Мы? С Ирой? — готова спорить, он слышит мое волнение в голосе.

— Ну да, — пацан смотрит на меня также пристально, как это всегда делает она.

— Ну... — тяну время, пытаясь хоть что-то придумать. Не говорить же ему всю правду. — Несколько месяцев.

— Я никогда не видел ее друзей, — признается он.

— Правда?

— Да. Ну, с тех пор, как мы переехали, — пожимает плечами.

— Переехали? — они что, не отсюда?

— Ну да. Ира что, не говорила? — даже если бы я не видела его лица, поняла бы, что он удивлен.

— Честно говоря, как-то не упоминала, — натягиваю улыбку. А что я скажу? Извини, парень, мы с твоей сестрой только трахались несколько месяцев, да в кино разок сходили. И на ужин. И больше я ни хрена не знаю.

— Интересная дружба, — бормочет он и, на мое счастье, дверь открывается, и заходит Ира.

— Я взяла воду и сок. Вдруг захочешь, — ставит бутылку и коробку на тумбочку и вновь садится на кровать, потрепав при этом его волосы.

— Спасибо, — улыбается он и смотрит на сестру с абсолютно честной и искренней любовью. С преданностью, с уважением и доверием. Наверное, я смотрю на нее также. Поэтому специально опускаю глаза, чтобы этого никто не видел. Это ни к чему.

Мы проводим в больнице больше часа, и когда выходим, на улице уже довольно темно, хоть всего восемь вечера.

— Я не думала, что так поздно пускают посетителей, — замечаю я, когда мы спускаемся по массивным ступеням от двери главного входа.

— Ну, когда ты регулярно перечисляешь на счет больницы круглую сумму, можешь требовать некоторых привилегий, — спокойно отвечает она, — например, отдельную палату или посещение в неприемные часы.

— Постой, — останавливаюсь посреди стоянки, — ты спонсируешь больницу?

— Ну, не совсем я, но я имею к этому некоторое отношение, — пожимает плечами и идет дальше. Я за ней.

Подходит к своей машине и замирает, стоя ко мне спиной.

— Мне было девятнадцать, когда наши родители погибли. Семену восемь. Он плохо понимал, что происходит, но осознавал, что папа с мамой больше не вернутся. Мы тогда жили в другом городе. Я собиралась замуж, за сына друзей родителей. Не знаю, зачем я вообще хотела это сделать, может, чтобы их порадовать, — пожимает плечами и поворачивается ко мне. — Перед тем как их не стало, за пару дней до этого, отец подошел ко мне и сказал, что если я не уверена, что хочу этой свадьбы, то я не обязана это делать. Но я знала, что это будет отличная возможность для него. Для его работы. Он занимался строительством, а этот мудак был сыном одной шишки. И наш союз был, скорее, отличным вложением в процветание бизнеса, чем шагом, которого я действительно хотела. Он мне нравился, казался хорошим, но я не была в него влюблена или что-то в этом роде, — она замолкает и отводит глаза. И я вижу, что они блестят.