– Зачем нам все это знать? – не выдержал Дмитрий.
– Вы ведь хотите понять, столкнулись ли с серийным убийцей, так? Я вам просто подсказываю, кого нужно искать. Истина, как всегда, скрывается где-то между разными определениями. Если так, то можно уверенно брать следующие критерии: больше двух жертв, убиты не одновременно и не в одни сутки, но одним человеком. Это все. В вашем случае, мотив лучше не трогать, даже если кажется, что он на виду – сексуальное насилие. Метод убийства тоже не так важен, далеко не у всех маньяков есть своя фишка. В случае, который вы мне принесли, вроде как все есть: две жертвы, убиты в разные дни. Осталось только определить, одним ли человеком.
Она была совсем не уверена, что это действительно маньяк. Даже не так – Анна была почти уверена, что это не серийный убийца. Удушение – распространенный вид убийства после изнасилования или даже во время изнасилования. А раз сам Дмитрий Аграновский сомневается, что это было сделано рукой одного человека, значит, поводов хватает. Это просто две несчастные женщины, которым очень не повезло, и все. То, что они оказались перед одним судмедэкспертом, – всего лишь совпадение.
Так что изначально, забирая у Дмитрия файлы, Анна была настроена скептически. Но чем больше подробностей она видела, тем сильнее становилось чувство настороженности в ее душе. На словах Дмитрий рассказал ей не все! Он-то считал, что упомянул самое главное – изнасилование и удушение. Но важнейшие детали остались здесь, на страницах отчета, на фотографиях.
Отравление бытовым газом. Изнасилование. Удушение. Избиение – первое и единственное. Пропавший ребенок. Обвиненный муж. Для большинства людей, к которым в этом случае относились Дмитрий и Леон, это был просто набор фактов. Но для Анны они сплетались в единую цепочку, в которую невозможно было поверить.
Слишком точно, так не бывает…
Она была так поражена, что не смогла этого скрыть. Обычно она контролировала себя куда лучше, однако Анна просто не ожидала такого. Перед ней словно разворачивалась история, которую она прекрасно знала!
Она не могла похвастаться тем, что помнила истории всех маньяков, когда-либо живших на Земле. Но самые важные она изучила – они помогали ей понять новые проявления безумия. Именно новые, а тут, в этих убийствах…
– Что случилось? – спросил Леон. – С тобой все в порядке?
Он легко заметил перемену ее настроения и все понял правильно. Это Дмитрий мог такое пропустить, потому что не хотел видеть, он – нет. Но, как ни странно, эта его способность не раздражала Анну. Она ведь сама позволила ему узнать достаточно, чтобы понять ее!
– Со мной – да, – задумчиво отозвалась она. – С этими делами – не факт.
– Значит, это все-таки серийный убийца? – уточнил Дмитрий.
– Рано говорить.
– А когда уже не рано? Слушай, я уже и так себя двадцать раз в паранойе обвинил!
Анна оторвалась от отчетов и бросила на него удивленный взгляд.
– Это еще почему?
– Да потому что ищу преступления там, где их нет, – покачал головой Дмитрий. – Это ли не попытка отвлечься от собственной жизни, нормальной жизни, на какой-то бред? Мне нужно искать способ помириться с женой, а не высматривать маньяков в тумане!
– Ну вот, включилась твоя любимая фишка: про норму говорить, – вздохнула Анна. – Неужели ты еще не понял, что нормы нет?
– Она есть, и она у меня была! А теперь что? Ты думаешь, я хочу, чтобы мне всюду маньяки мерещились? Если учитывать историю нашей семьи, до добра это не доведет!
– У нашей семьи не худшая история, не все в ней совершали преступления, – заметил Леон. – А дела, которые ты нашел, действительно странные.
– Да знаю я, но… Это же не моя работа, понимаешь? Мое дело – трупы вскрывать, и это я сделал. Если я нашел что-то подозрительное, мне нужно сообщить следователю. Это я тоже сделал!
– Но следователь тебя проигнорировал.
– Разве это не лучший знак того, что не нужно соваться в такие истории? Все, моя совесть чиста, все выполнено как надо!
Похоже, расставание с женой повлияло на него куда хуже, чем предполагала Анна. Он стал нервным, неуверенным… Раньше у него была своя точка опоры – дом, в который он мог вернуться. Теперь он этого лишился, а новые ценности не нашел. Это плохо. Дмитрий Аграновский был из тех людей, которых она, при всех их недостатках, назвала бы хорошими. Анне было нужно, чтобы он таким и остался.
Она разложила перед собой страницы отчета и фотографии, чтобы получше изучить их, и обратилась к Дмитрию, не глядя на него.
– Знаешь, что такое синдром Дженовезе?
– Да вроде, слышал, но сейчас не вспомню…
– Значит, не знаешь, – рассудила Анна. – Это психологический эффект, назван по имени Китти Дженовезе. Красивая была девушка, надо сказать, если посмотришь фото – сам признаешь. Жила себе тихо, работала, никому ничего плохого не сделала. Вся ее вина заключалась в том, что однажды по пути домой она остановилась на красный сигнал светофора, и в этот момент ее увидел Уинстон Мозли. А этот очаровательный джентльмен, заметь, потом на суде признал: он той ночью вышел из дома только для того, чтобы убить женщину. Захотелось. Одни в два часа ночи просыпаются, потому что им хочется воды попить, а Мозли – чтобы убить.
– И что, она с работы возвращалась в два часа ночи? – удивился Дмитрий.
– Это не так уж странно, если учитывать, что работала она в баре. Так вот, загорелся зеленый свет, Китти поехала дальше – а Уинстон Мозли поехал за ней. Она припарковала машину примерно в тридцати метрах от дома и уже направлялась к двери, когда он напал на нее, набросился, два раза ударил охотничьим ножом. Раны были очень серьезны, но они не убили Китти и не лишили ее сознания. Ее мольбы о помощи разбудили нескольких соседей, но только один из них удосужился выйти и крикнуть, чтобы Мозли оставил женщину в покое. Мозли, как и большинство трусов, сбежал, услышав мужской голос. Китти поднялась, вероятно, в состоянии аффекта, и направилась к двери. Никто не вышел ей на помощь, а при звонке в полицию сообщили, что «На улице мужчина ударил женщину, но она встала и пошла». Понятное дело, в полиции не придали этому вызову приоритетное значение, и медиков туда никто не направил.
Для Анны этот случай был важным, одним из ориентиров, которые вели ее вперед. Сейчас она могла рассказывать об этом спокойно, между делом. А когда она впервые читала материалы по делу Дженовезе, ей сложно было сдержать злость и бессильную ярость из-за того, что жизнь была потеряна – когда ее так легко было спасти.
Китти добралась до черного хода, но внутрь войти не смогла: дверь была заперта. От потери крови она упала на ступеньки, хотя не лишилась сознания. Она наверняка была в ужасе, но верила, что выживет, раз безумец, напавший на нее, отступил.
Ей не повезло – так сильно не повезло, что это было больше похоже на проклятье. Мозли не отступил, его просто спугнули. Ему настолько хотелось убить, что он вернулся на место преступления. Он обыскал парковку и территорию вокруг дома и, в отличие от свидетелей, нашел еле живую Китти.
Он ударил ее ножом еще много, много раз, а потом изнасиловал. Судя по ранам, оставшимся на руках, она была в сознании и пыталась защищаться, она кричала и звала на помощь. Ее наверняка слышали, люди, пусть и немногочисленные, проходили мимо, но никто не вмешался. Издевательства продолжались полчаса, Мозли развлекся и ушел по своей воле, оставив истерзанную жертву в озере крови. Ее нашли, вызвали «скорую» – но было уже поздно. Китти не доехала до больницы.
– Сначала дело попытались замять, но потом шум поднялся жуткий, – продолжила Анна. – Газеты утрировали, писали, что свидетелями стали чуть ли не сорок человек. Это, конечно, бред. Но с десяток свидетелей там наберется – и никто из них не помог Китти. Хотя многие могли! Учитывая трусость Мозли, самого появления рядом взрослых мужчин хватило бы, чтобы он свалил со скоростью ветра. Но – нет. Они не вышли, не позвонили, промолчали. Случай стал хрестоматийным. Синдром Дженовезе также называют эффектом наблюдателя. Это ситуация, когда свидетели видят перед собой жертв, но не помогают – по разным причинам. Кто-то верит, что ему не обязательно вмешиваться, жертве помогут другие, раз преступление очевидно. Кто-то убеждает себя, что преступление и вовсе не так серьезно, как кажется, раз другие не помогают. Внутренняя мотивация может быть разной, результат один: свидетель смотрит и ничего не делает, мысленно ссылаясь на других свидетелей. Пусть они, а не я! Этот эффект обычно работает в толпе, тогда как единственный свидетель преступления действует куда решительней, зная, что больше не поможет никто. Понимаешь, почему я вспомнила эффект Дженовезе? Потому что именно с ним ты сейчас и столкнулся. Ты видишь преступление – но его не видят другие. Те, кому положено: следователи и другие эксперты. Ты начинаешь сомневаться, искать у себя паранойю, ты готов отказаться от своих слов, лишь бы не высовываться и не выглядеть нервным идиотом. Но что если преступление есть, Дим? И ты проходишь мимо него? Что если это действительно маньяк, а вовсе не бытовое насилие? Тогда на двух женщинах он не остановится.