— Что это значит?

Вместо ответа Дженсен уперся в грудь Джареда руками, немного отталкивая его, обхватил свои колени и развел ноги. Широко.

Джаред на секунду ослеп от такого Дженсена, раскрытого, уязвимого. Но изнутри уже поднималась волна победного ликования, торжествовали древние инстинкты. Приставив головку члена между ягодицами Дженсена, Джаред навис над ним.

— Подожди, — остановил его Дженсен. — Где же… — заерзал он, — а вот. — Он вывернул руку и залез в карман пальто. — А я думаю, что под задницей мешается.

В его руках блеснул пузырек с бальзамом, который давно, несколько жизней назад, давала Анна для лечения Джаредовых ушибов.

Голову вело. Наверно, от душистого, густого запаха масла. Джареду приходилось прилагать усилия, стискивать зубы, чтобы дать Дженсену закончить смазывать себя. Чтобы не ворваться, не толкнуться раньше времени. А Дженсен словно издевался, неторопливо водил пальцем по сжатой дырке, изредка погружая в нее палец на фалангу. Тогда Джаред судорожно сглатывал, забывая, как дышать. И смотрел, смотрел. И Дженсен смотрел не отрываясь. А потом сказал сорвано: «Давай». И еще сказал: «Бери».

И Джаред наконец взял. Взял свое, взял Дженсена. Это оказалось так невозможно прекрасно, что голову снесло окончательно. Остатками разума Джаред понял, почему тогда стонал Дженсен. Прочие мысли застряли обломками в мозгу, царапая, мешая. Джаред потряс головой, избавляясь от них.

Реальность раскололась на части, и Джаред видел не полную картинку, а осколки. Вот капля пота ползет по виску Дженсена, а мокрые прядки закрывают лоб. Вот распахнутые глаза, шальные, мутные, смотрят прямо в сердце. Вот прикушенная губа, и с каждым толчком закусывается все сильнее. Ему больно?

Одной рукой Дженсен продолжал отводить колено в сторону, а другую положил себе на член и дрочил, быстро, рвано, стараясь подстроиться под темп Джареда. Хотелось разглядеть, какой он, член Дженсена, но не получалось — лишь темная, налитая кровью головка мелькала в кулаке.

Джаред сунул ладони под его ягодицы, подхватил, чуть приподнял и изменил угол проникновения. И Дженсен наконец перестал истязать зубами свои губы и застонал. Святой Квирк! Джареду удалось, у него вышло выбить из Дженсена эти волшебные звуки!

Реальность окончательно рассыпалась, свернулась в точку, и Джаред больше не видел Дженсена снаружи, он словно смотрел на него изнутри. Вламываясь в его тугое нутро, раздвигая собой узкие стенки, Джаред заявлял каждым движением извечные права — он мой, только мой, мой навсегда!

Второй в его жизни оргазм был намного ярче первого. Джаред чувствовал, как его сперма заливает, заполняет Дженсена до краев. А Дженсен зажмурился и сказал, прерывисто вздохнув:

— Джаред, не бросай меня. — И залил Джаредов живот теплым.

— Не брошу, — пробормотал Джаред, валясь на него, утыкаясь лбом в изгиб его шеи. — Я буду с тобой всегда.

Он дышал Дженсеном, слизывал его пот, он упал в него и готов был падать вечно.

— Не бывает никакого всегда. — Дженсен обнял его одной рукой за плечи. — И я, наверно, потом сто раз пожалею, но пусть пока все идет как идет. Давай не загадывать далеко, ничего друг другу не обещать.

Они помолчали. Джаред шестым чувством, по току крови, по неровным ударам сердца, уловил, что Дженсен не все сказал. Выпутался из объятия, приподнялся на локте и вопросительно уставился в его лицо.

Дженсен отвернулся.

— Я же урод, — прошептал он. — Как ты можешь смотреть на меня, на шрам, не передергиваясь?

Джаред изумился.

— Ты самый красивый парень на свете, — искренне и горячо возразил он. — От тебя невозможно глаз отвести. Забудь об этом, не думай даже. А тем уродам, настоящим уродам, кто тебе что-то скажет, отвечу я.

По губам Дженсена скользнула кривая улыбка. Еще не все. Джаред поцеловал его в висок — говори, я рядом.

— Я боюсь стать таким, как он.

Джаред едва расслышал.

— Ты уже не стал таким, как он.

— Кровь. Его кровь во мне. Она может проявиться в любой момент.

Джаред провел пальцами по щеке, левой, по шраму.

— Кровь… Древние называли это «гены». И через кровь передаются только внешние признаки, а становление характера и личности зависят исключительно от воспитания. А ты его видел несколько раз в жизни, и воспитывала тебя мама, а потом Шрайк. Ты, скорее, от него бы набрался всякой ерунды, чем от Валентайна. К тому же Кэтрин — уж сколько времени она провела с ним, ее-то он точно воспитывал, а все равно в сложное время хорошее в ней победило, и она пошла против отца. Не бойся, — Джаред поцеловал Дженсена в губы, нежно, мягко.

Рассветное солнце, новорожденно-розовое, заглянуло в иллюминатор.

— Мне сегодня двадцать, — Джаред свел брови, считая про себя, не ошибся ли он в подсчетах этих суматошных дней. — Ты преподнес самый лучший подарок, который только можно представить.

И Джаред улегся под бок Дженсену, закидывая на него руку и ногу одновременно.

— Поздравляю, теперь ты совершеннолетний, — Дженсен просунул ладонь ему под голову. — Что дальше?

«Лечь наконец-то в кровать и поспать, а то ночка выдалась тяжелая», — подумал Джаред, но вслух сказал:

— Мы полетим далеко-далеко. Пока на юг, а там посмотрим. У нас есть корабль и мы. Будем ходить птичьими дорогами. И не будем загадывать, ты прав.

Джаред не знал, как будет там, далеко-далеко, но в данный момент он был полностью счастлив, здесь и сейчас.