Он пришел в себя, полулежа в объятиях Михаэлиса, который прижимал его к себе, придерживая под грудь. На плече у мужчины расплывался сине-багровый укус с четкими следами зубов.
— Прости, я причинил тебе боль, — он произнес эти слова, беззвучно шевеля губами и повернув лицо к Михаэлису, но тот понял:
— Я — палач, и знаю, что такое боль. Даже от пытки можно получить наслаждение, и я изучаю боль и то наслаждение, которое она приносит. Боль может доставлять страдание, но может и лечить. Тебе понравилось?
Джанно прислушался к собственным ощущениям: тело было легким и расслабленным, когда он пытался пошевелиться, то по нему пробегала приятная дрожь. Он уверенно кивнул.
— Будем еще пробовать?
Юноша часто закивал в ответ.
— Но ты — прямо волк: еле зубы твои от себя отцепил! Как я теперь Бернарде покажусь? — ворчливо пошутил Михаэлис. — Давай договоримся о каком-то другом знаке. Хотя… — он подумал, прикидывая в голове варианты: — пока ты ничего не можешь сказать, кусай, разрешаю! Но… боль за боль, удовольствие за удовольствие. А я своего пока не получил. Давай вылезать из бочки и учти… чистить твои кишки мне не в удовольствие, но я это буду делать, чтобы получить собственное наслаждение.
Вылезти из бочки с негнущейся в колене ногой, на которую нельзя наступать, было намного сложнее. В конце концов, ее удалось закинуть на бортик, а потом с помощью Михаэлиса, подтянувшись на руках, перевалиться через край бочки.
— Плохо… ты ленишься. Завтра займемся тем, чтобы ты свои ноги повыше закидывал и так держал, — вынес палач свой вердикт, который не сулил Джанно ничего хорошего.
В мешке, лежавшем на скамье, обнаружился сухой бычий пузырь со вставленной в него узкой трубкой.
— Сегодня попробуем то, что используют лекари-мавры.
Палач отодвинул скамью по стены, и поставил Джанно на четвереньки, но на одно колено, подложив для мягкости кусок ткани, которым они вытерли воду со своих тел, левую ногу отвел вбок, заставив внутренней стороной подошвы упереться в пол, но основной вес держать на здоровой ноге, нагнул вперед так, что лоб юноши уперся в сложенные крест-накрест руки, а тело его прогнулось в спине.
— Закрываешь глаза, расслабляешь тело, следишь за дыханием, считаешь выдохи, если знакомые тебе исчисления закончатся, начинаешь снова. Стонать нельзя, будет больно, но и я буду нежным. Постарайся найти в этом удовольствие.
Михаэлис достал маленький горшочек с мазью, зачерпнул пальцами и густо размазал по промежности, погладил бедра, еще раз попросил Джанно не зажиматься, а почувствовать удовольствие, от того как по его прекрасной заднице скользят сильные пальцы и разминают мышцы. Анус юноши, конечно, не выглядел девственно сжатым, но приобрел чувствительность и, поначалу, не хотел впускать в себя, однако проявленная настойчивость принесла свои благостные плоды: удалось ввести внутрь трубку с прикрепленным бычьим пузырем и очистить Джанно изнутри.
Все проделанные манипуляции не распаляли желания, скорее их можно было отнести в копилку бесценного опыта, который понадобится в повседневной жизни, но член от них не желал наполняться силой.
Михаэлис с досадой помянул черта и опустился на колени перед распростертым на скамье Джанно:
— Жан, посмотри на меня… пожалуйста! — тот поднял голову, этого как раз и не хватало — взгляда, уставшего, измученного, но полного доверия. Михаэлис обхватил юношу за голову, усадил на скамью, покрывая шею и плечи поцелуями. Ему нравилось видеть его именно таким: осмысленно-покорным его воле. Ласки, которыми он одаривал Джанно, распалили желание, и член вновь шевельнулся в его руке, повинуясь умелым движениям пальцев.
— Ты понимаешь, что я сейчас хочу сделать? Ты согласен на то, что я сейчас сделаю?
Джанно очень удивился внезапной перемене, которая произошла с палачом, произнесенное слово «пожалуйста», заставило поднять голову. Он понимал, что боль и чувство распирания в анусе, когда внутрь его тела вливается вода — ничто, по сравнению с той, что собирается причинить Михаэлис, вогнав в него свой набухший член. И даже, если он сейчас скажет «нет», это ничего не изменит. Он отстранился от палача и спокойно лег на скамью в той же позе, готовый ко всему.
Мужчина воспринял его покорность, как согласие, опять начал гладить рукой сведенные напряжением бедра, коснулся мошонки и сжал, добившись рваного вздоха, потом пальцы скользнули ниже, захватив головку поникшего члена. Юноша непроизвольно поджал ягодицы, почувствовав легкое возбуждение, и Михаэлис несильно ударил по ним ладонью, напоминая о своем приказе — расслабиться. Потом ввел пальцы в анус, заставляя тот раскрыться.
Джанно заворочался, сильнее сгибая колено, но тем самым еще больше насадил себя на пальцы, которые не исчезли, а резко потянули его обратно вверх. Привыкая к разорвавшей его боли, он не заметил, что палач медленно начал вводить в него свой твердый член. Юноша охнул, попытался руками оттолкнуть от себя Михаэлиса, но тот упер ладони в его спину, заставляя еще больше прогнуться и лечь щекой на гладкую поверхность скамьи.
Михаэлис не двигался, ожидая, когда тело Джанно привыкнет к боли, и он перестанет сопротивляться. Наконец, заведенные назад руки обвисли и коснулись пола. Мужчина перестал давить на спину, прижимая к скамье, и дал возможность свободно дышать. Он опять захватил рукой член юноши и начал медленно двигаться внутри его тела.
Каждый новый толчок вперед нес в себе волну боли. Она накатывалась и отпускала, освобождая место для новой. Сначала боль раздирала изнутри, порождая слезы и безгласные стоны, потом притупилась, превратившись в обжигающий огонь, окутывая все тело и затмевая разум.
Михаэлис иногда останавливался, давая перевести дыхание, просил расслабиться, а потом начинал снова. Джанно слышал его частое дыхание позади себя, чувствовал, как сильно он возбужден и старается сдерживать собственные стоны, мысленно прося его не останавливаться, но временные передышки приносили облегчение и удовольствие, подобное тому, когда мышцы тела растягивались в упражнениях над телом, которыми испытывал его палач.
Наконец, Михаэлис, схватившись за обе его ягодицы, ритмично задвигал тазом, уже больше не вынимая член до половины, чтобы потом медленно вогнать его внутрь, и остановился через десяток выдохов, плавно покачивая бедрами. Осторожно отстранился, наблюдая как по бедрам юноши медленно стекает оставшаяся внутри вода и излившаяся сперма.
Он помог Джанно перевернуться и лечь на скамью с разведенными в обе стороны ногами, и заметил, что с юношей происходят те же самые перемены, которые были им замечены в недалеком прошлом: он получал наслаждение от острых ощущений в своем траханном заду. Если бы не вмешался брат Франциск со своими представлениями о содомском грехе, то дня через два этот италик уже с нетерпением ждал бы прихода палача и охотно подставлял свои ягодицы.
Но все переменилось, и даже в лучшую сторону: когда он выхаживал Жана, находящегося в беспамятстве, то не строил никаких планов на будущее — Бог дал, Бог взял, и только испытывает его искусство целителя, как бы спрашивая — сможешь? А сейчас его дар явил на свет того человека, с которым палач смог бы осуществить свои самые смелые желания, к которому он испытывал влечение, едва поймав взгляд из-под длинных ресниц, чье тело красиво и готово к испытаниям. В глубине души он понимал, что Жан предназначен ему навсегда, на всю оставшуюся жизнь, будет беречь их тайну и, встав на ноги, не убежит к смазливой красотке, прельстившись спелыми округлостями ее груди.
Не то чтобы Михаэлис сторонился женщин — с ними можно было весело провести время, окруженным заботой, заласканным взглядами и, например, вкусно поесть. Но ни одна женщина, даже продажная, добровольно не позволит подвергать себя боли даже ради наслаждения, не разрешит сковать руки за спиной и грубо войти сзади, ударить по ягодицам, так, чтобы они запылали кровавой полосой, не возьмет в глотку твой член, будучи крепко связанной по рукам и ногам. Всех приличных женщин безустанно вопрошают на исповеди, сколько раз муж касался их чрева, и не делалось ли это в праздники, и лежала ли она без движения, выполняя супружеский долг, не испытала ли при этом случайного удовольствия?
