Потом обнаружил, как ему казалось, идеальный выход – нашел работу матери. Думал, Настя тут же сама уволится, но нет. Ей нужно было перестраховаться. Теперь предстояло дождаться, когда ее мать уверится, что эта работа постоянна.

А в какой-то момент Глеб понял, что просто не может. Не может не представлять, и позволить тоже не может. Ему это не просто не нравится. Он уже Баттерфляй ненавидит только за то, что Настя там танцует. А потому пошел на хитрость – дал поручение Пирожку Настю на сцену не выпускать.

Надеялся на то, что она не догадается? Нет. Вообще ни на что не надеялся. Просто не мог, и все. И то, что скандал на этой почве неизбежен, тоже понимал. Но лучше скандал, чем она перед толпой.

– Это работа, Глеб. Просто работа, – Настя взяла его лицо в свои руки, явно читая все эти мысли во взгляде.

Будь дело просто в ее желании отстоять свое право выбирать, где работать – Настя давно плюнула бы. Оно того не стоит. Эта мнимая самостоятельность и самодостаточность не стоит того, чтоб любимый человек страдал. И Глеб этого не заслуживает. Просто дело ведь не в этом. Вопрос не в высоких чувствах, а в прозе жизни.

– Настька, я же с ума так сойду. Когда мама выходит на работу?

– Вернется и…

– Ну и чего ты боишься?

– А вдруг передумают?

– Не передумают.

– Снова сократят?

– Не сократят.

– Задержат зарплату?

– Настя, – опять тяжелая голова мужчины опустилась на ее живот. – Ну хочешь, я за тобой навечно закреплю место в Бабочке? – предложение прозвучало глухо. – Хочешь, администратором будешь, вместо Пира? Но не могу я так.

Администратором вместо Пира она не хотела. Навечно бабочкой тоже. А то, что он не может… В какой-то момент проза жизни все же отступила перед чувствами. Неправильно, но… так.

– Я не могу, Ась, просто не могу…

Настя долго смотрела на мужчину, принимая решение, а потом опустила одну руку на его голову, а другой потянулась к телефону.

– Алло. Женя… Я… увольняюсь.

Имагин той ночью был крайне нежен. Видимо, считал, что виноват, и потому всячески пытался если не искупить, то компенсировать.

А Настю терзали сомненья. Сомненья насчет того, что будет, если с Глебом не сложится, в их жизни снова наступит кризис, придется в срочном порядке искать очередную работу. Сомневалась, найдет ли Пир ей замену достаточно быстро, или ее увольнение сейчас – чистой воды подстава. Сомневалась, разумно ли поступает. Не сомневалась только в том, что насчет Глеба и их отношений это правильно. Он не должен терпеть. Он откровенно не может, и это было понятно с самого начала. Да и сама она не хочет, чтоб терпел. Вот только теперь вопрос поиска работы встал еще острее. Ведь пока не найдет – расслабиться она не сможет.

Это понимала Настя, понимал Глеб. Она думала, он действовал.

– Алло, Глеб? Здравствуй.

– Здравствуйте.

– Мне дал твой номер Марк Самойлов.

– Саша?

– Да. Ты просил узнать относительно места в нашей школе.

– Да, был бы очень благодарен, – Глеб заглянул в ванную комнату, убеждаясь, что Настя его разговор не слышит. Стоит у зеркала, насвистывает какую-то песенку, борясь с образовавшимся колтуном.

– Я узнала, – все же прикрыв дверь, он ушел в гостиную. – Они собираются открывать новое направление – балетный класс. Ищут, кому бы поручить самых маленьких. У меня есть контакты, могу поделиться.

– Записываю, – Глеб метнулся к столу, открыл блокнот. Настя занималась балетом. На заре туманной юности, конечно, но занималась. Да и образование педагогическое получает сейчас затем, чтоб иметь основания преподавать детям. Это то, чего ей очень-очень хочется. А ввиду вчерашнего их разговора – не просто хочется, это ей необходимо.

Саша продиктовала, он записал.

– Спасибо, Саша.

– Да не за что, – в трубке хмыкнули. – Школа хорошая, детей там много, надеюсь, информация пригодится.

– Непременно пригодится.

Распрощавшись, скинув, Глеб вытянулся на диване, улыбаясь.

Кажется, звезды были согласны с ним в том, что Насте пора уходить из Бабочки. Иначе как объяснить то, что им позвонили так вовремя?

– Что? – Веселова вошла в гостиную беззвучно, опустилась рядом с Глебом на диван, вопросительно посмотрела на крайне улыбчивого мужчину. – Чего такой довольный?

– Мне тут с биржи труда звонили… – сравнивать Самарскую с биржей труда, конечно, чревато, особенно если делать это в присутствии ее мужа, но здесь его нет, потому можно.

– Откуда-откуда? – Настя посмотрела на Имагина еще внимательней. Таким взглядом, будто готова лоб пощупать – а друг там уже жар, бред и плавящийся мозг?

– С биржи труда. Так вот, знаешь, что мы делаем завтра?

Настя, конечно, не знала.

– Звоним вот сюда, – мужчина продемонстрировал листочек, – а потом сюда же едем. Работа нашла тебя, Настька.

Чтоб Имагин объяснил все нормально, Насте пришлось постараться – сначала взывая к разуму, потом идя на поводу у шантажиста, сыпавшего 'если ты… то я непременно расскажу', потом немного обидевшись, махнув рукой, уйдя на кухню. Самым действенным оказалось последнее. Глеб пришел мириться, а еще делиться.

И если сначала Настя откровенно испугалась, то постепенно руки затряслись уже от предвкушения.

Это же… Это же мечта. Это то, что ей было так необходимо, а еще не менее желанно. И она обязательно пройдет. Убедит, докажет, сможет. Обязательно.

Воскресенье выдалось маетное, но счастливое, а в понедельник Настя получила лучшую в мире работу.

***

– Ты чего задумалась? – когда сзади подошел Яр, Саша стояла у окна, постукивая телефоном по губам. Самарский обнял, положил подбородок на плечо, нахмурился, пытаясь найти взглядом то, за чем так внимательно наблюдает жена.

– А? – вопрос она пропустила мимо ушей. Зато потом обернулась, улыбнулась, привстала на носочки, дотягиваясь до губ вновь выросшего на полголовы мужчины.

– Задумалась о чем, говорю? – задавая вопрос, он оторвался от губ, а потом прихватил зубами кончик носа жены, тут же отпуская.

– Да так, – Сашка вдруг покраснела. Впрочем, как всегда, когда думает либо о том, что касается только их, либо об очередной своей гениальной авантюре, которые муж непременно не одобряет, но стоически терпит.

– Подробней, пожалуйста, – и сейчас, Самарскому казалось, имеет место именно второй вариант. Потому выяснить все было жизненно необходимо. Хотя… в случае первого варианта не менее жизненно необходимо. Как-то так сложилось, что все, связанное с женой, было для Ярослава жизненно необходимым.

Совмещая крайне приятное с очень полезным, Яр потянул жену к дивану, сел сам, ее посадил на колени, а потом, расстегнув верхнюю пуговку блузки, стал целовать теперь уже шею от уха и до самого выреза, а потом еще немного ниже… И вторую пуговку.

– Самарский, – Саша потянула его лицо вверх, заставляя вернуться к губам. – Дети.

Он вернулся, хоть и нехотя.

– Они с Глашей, заняты, нам бы тоже заняться. Хотя нет. Давай говорить.

Застегнув сначала одну пуговку, а потом, очень уж тяжело вздохнув, и вторую, Яр снова встретился взглядом с медового цвета глазами Саши. Такими же, как получились у их младшеньких. Молодец он, все-таки. Постарался. Сашка тоже, кстати, молодец.

– С кем говорила? Что задумала?

– Не задумала, – Саша пожала плечами, выводя узоры на плече мужа. – Марк попросил узнать, есть ли вакансии в той студии, где танцует Лиза. Я узнала, позвонила человеку, который интересовался. Все, в общем-то. Просто…

– Ну вот, а ты говоришь, не задумала. Просто… – укоризненный взгляд Саши Яр принял с достоинством.

– Там есть одна девочка, в их группе…

– Начинается… – Яр закатил глаза, Саша прекратила выводить узоры на рубашке.

– Самарский.

У каждой пары есть свои 'стоп-слова' и такие же 'стоп-интонации'. Это 'Самарский' звучало именно так.

– Сашка, тебе нельзя сейчас в очередной раз нервы себе трепать, помнишь об этом?