…Секс был бурным и продолжительным. Георгий соскучился по своей желанной лапочке, которая на самом деле была не лапочкой, а вполне серьёзной бизнес-леди. Но это не мешало ему чувствовать себя рядом с ней сильным, уверенным и слегка снисходительным. Раньше, до развода, они встречались урывками – во время обеденных перерывов, редких совместных командировок, иногда после рабочего дня. Впрочем, вечером часто было не до секса – оба уставали так, что не оставалось сил. Тогда они пили кофе, болтали, целовались. Это были хорошие, сладкие встречи, единственный недостаток которых был в том, что они быстро заканчивались. Хотелось ещё. После его развода он стал приезжать чаще, даже по выходным, но ни разу не оставался у любовницы ночевать, опасаясь, что бывшая жена всё расскажет матери. А та – Жорик в этом даже не сомневался – быстро выставит его за дверь. К такому повороту событий он был не готов, намереваясь уйти красиво – так, чтобы его уход запомнили навсегда. Как это можно будет обставить, он не придумал и выжидал удобного случая.

Идиот, только время потерял! Сейчас жил бы на квартире и горя не знал. С другой стороны, лишняя трата денег и не совсем внятные отношения с любовницей… В глубине души он надеялся, что она пригласит его к себе, узнав, что он ушёл от жены. И боялся, что она этого не сделает. И тогда он точно останется в дураках.

Интересно, где сейчас Лекса? Уже сутки прошли, а она как в воду канула.

Мысли о жене были неприятными, зудящими, словно укус комара. Эта недотёпа в очередной раз всё сделала неправильно, вне всякой логики – увидела служебные машины и пустилась наутёк. Он даже не предполагал, что его жена способна на такие сложные действия. Это же надо? Решила спастись! Но от чего? Уже ей-то, как никому другому, было отлично известно, что ситуация в таких случаях безвыходная. Может, она запаниковала и потеряла остатки разума? Похоже на то. Значит, скоро ее найдут – сломленную и трясущуюся от страха.

Он давно привык к тому, что достаточно было слегка подшутить над ней – она пускалась в слёзы, чуть нагрубить – у неё всё валилось из рук. Возвращаясь домой, Жорик часто размышлял, что бы такое устроить новенькое, чтобы вывести эту дурёху из равновесия, его это забавляло. Предположение, что она способна сопротивляться обстоятельствам, было в высшей степени иррациональным, как сказал бы его шеф, любивший замысловатые словосочетания. К сожалению, ночью ее не нашли – слишком много на окраине города было извилистых улочек, слишком они оказались темны. Жаль, день потерян напрасно.

Как же Георгий Романов ненавидел этот затерянный марьинский «шанхай», густо застроенный частными домишками и убогими послевоенными бараками, которые в любой момент готовы были вспыхнуть от зажжённой спички! Ему страстно хотелось жить в центре города, где-нибудь на четвёртом этаже старинного особняка, в тени раскидистых клёнов и платанов. И чтобы в квартире непременно были высокие потолки, и буфет натурального дерева с немецким фарфоровым сервизом, а возле подъезда – парковая аллея с клёнами и платанами. По ней было бы приятно прогуляться тёплыми летними сумерками, вежливо здороваясь с пожилыми соседками, выгуливающими своих породистых собачек на тонких поводках. Но его недоделанная жена дом в забытой богом «тьмуторакани» ни на какую квартиру менять не соглашалась.

…Вот дура! Всё равно поймают!

В тот вечер Жорик давал операм показания до часу ночи. Двое допрашивали его, двое ушли к соседям, двое тщательно обыскивали комнаты, равнодушно вываливая содержимое ящиков из комода, перебирая грязными руками его нижнее белье и чистые, старательно выглаженные Лексой рубашки. Казалось, они намеревались поднять линолеум – внимательно заглядывали под шкафы, изучали плинтуса. Но, к счастью, не подняли. Остальные в это время прочёсывали ночные улицы, но Лекса как сквозь землю провалилась. Впрочем, идти ей было некуда, найдётся. Всех общих знакомых, ее приятельниц и подруг Жорик вспомнил, обо всех рассказал, блокнот и телефон из ее сумки отдал. Утром, не выспавшийся, злой, он позвонил любовнице и вот, наконец, с наслаждением проводил вечер в ее уютном двухкомнатном гнёздышке, не опасаясь больше случайных звонков жены.

– Иннуся, лапочка моя, козочка ненаглядная, – Георгий ласково перебирал длинные соломенные пряди своей подруги, раскинувшейся на шёлковой простыне персикового цвета, в тон обоям спальни. – Ну, скажи мне что-нибудь!

– Котик, налей шампанского…

Инне Николаевне, на самом деле, было не до его нежностей. Она мастерски изображала возбуждение, гладила и ласкала его, будто невыносимо соскучилась, томно вздыхала – нежная, ранимая, беззащитная. И Жорик был в полном восторге от того, что заместитель главного редактора журнала «Бизнес ₰ Время», властная и деловая, – так нуждается в его ласках и буквально тает в его сильных мужских руках.

Стремясь заполнить возникшую паузу, Инна стала расспрашивать об обыске. Жорик оживился, начал вспоминать подробности. Он говорил и говорил, словно стремился найти облегчение в словах, и вдруг поймал себя на гадкой мысли – до чего же он презирает Лексу, до чего же она ему опостылела за пятнадцать лет с ее жалостливым коровьим взглядом бесцветных глаз, неистребимым желанием слащавого семейного счастья, дешёвой одеждой и скупой косметикой. Как было бы хорошо, если бы она исчезла из его жизни навсегда! Это абсолютно неуместное, но такое сладкое желание, выплеснулось из него едкой кислотой, обожгло, заставив испытать мимолётное, но острое чувство вины – из-за детей, которых он должен был любить, но почему-то не любил.

Чуткая Инна уловила в его глазах ненависть, но он, занятый своими переживаниями, не заметил цепкий оценивающий взгляд из-под густых накладных ресниц. Ей надо было срочно подумать, как использовать полученную информацию, она стала целовать его губы, снова случился непродолжительный секс.

Откинувшись на подушки, уставшая Иннуся пила шампанское из запотевшего бокала. Георгий положил голову ей на живот, ласково трогая губами загорелую шёлковую кожу.

– Гошенька, неужели ты вернёшься в этот погром? Как ты там будешь жить один?

Он скривился:

– Детка, давай не будем о неприятном. Не хочется.

– Но она совершила страшное преступление, жила двойной жизнью, притворялась! И ты ничего об этом не знал! Ещё и сбежала!

– Доказательств никаких. Да и не верю я, что это она. Ну не верю! Я ее уже пятнадцать лет знаю – дура дурой! К счастью, успел развестись, – своевременный развод Жорик, конечно, приписал себе как неоспоримую заслугу.

Инна сделала маленький глоток.

– Ты можешь не верить, но труп в морге, двое в реанимации. Запись тоже есть. И не пустилась бы она в бега, если бы была невиновна, ей бы это даже в голову не пришло. Согласись, но я тоже ее отлично знаю!

– Понимаешь, как-то слишком всё очевидно в этой истории, и свидетели, и видеозапись, – кисло проговорил Жорик, – будто на блюдечке с голубой каёмочкой. Вот вам убийца, а вот вам доказательства и ничего не нужно больше искать. Берите…

Инна погладила любовника по голове.

– Знаешь, милый, мы всегда говорим неправду. А правда заключается в том, что ты очень хотел бы подтверждения ее виновности. Ты устал от своего супружества, я это знаю. У тебя появился шанс стать свободным, ты его использовал. Да и кто теперь будет разбираться детально? Убит один из украинских миллионеров, дело нужно как можно быстрее закрыть. И поверь мне как профессионалу, его закроют быстро.

Жорик брюзгливо проворчал:

– Что же тогда твой миллионер без охраны в чужой город попёрся из такой надёжной столицы?

– Шельф, милый… Это шельф, который никак не могут поделить – там, в верхах. Если бы он приехал со всей официальной помпой, ему бы помешали. Видимо, он решил рискнуть, но не рассчитал силы. Нашу крымскую специфику вообще мало кто осознаёт до конца. Здесь же украинская Сицилия, государство в государстве, со своими законами. Но столичные гости почему-то наивно думают, что уже само их появление в Крыму способно творить чудеса. Как видишь, чуда не произошло. Скорее, наоборот.