Вот, сейчас она бросится ему на шею, обнимет, и они поднимутся в одну из комнат, чтобы предаться греху. Грязная уличная девка, как же он ошибался на её счет. Исчадье Ада, она сгубила его душу, а теперь хочет натолкнуть на убийство? Клод стиснул зубы, сжал рукоятку ножа, не доставая из-за пояса.
«Но не стоит делать поспешных выводов», — подумал он, когда капитан поравнялся с Эсмеральдой, и она осталась холодна. Архидьякон прислушался: Феб звал её в дом, его молоденькая Флёр-де-Лис хотела поглядеть на плясунью. Эта новость злостью разлилась по лицу цыганки: капитан не мог разглядеть её лица из-за солнца, светившего навстречу, зато священнику это было видно. Что же, может теперь она отпустит своего любимого Феба и забудет о нём? Теперь, когда он дал ей понять, что он пригласил её не из собственного желания, а потакая прихотям жены? Или эта мимолетная ненависть выльется во что-то более страшное? Что если она не отступит ни перед чем, как и он, Фролло?
Но плясунья заглушила обиду, улыбнулась и согласилась пойти за офицером. Что же он сказал ей после, наклонившись? Шепота архидьякон уже не разобрал, но последовал за возлюбленными. Если можно было назвать таковыми влюбленную, наивную цыганку и злого, бессердечного капитана.
***
В здание Клод проникнуть не смог, остался снаружи, глядя в светящиеся окна. Ему было видно, как Эсмеральда вошла в комнату, как лицо её залилось краской. Архидьякон ждал, когда же она начнет танцевать, но цыганка села подле хозяйки и взяла её ладонь. Она долго что-то взволнованно говорила, но её постоянно перебивали. Разозленная отказом Флёр-де-Лис настояла на своей просьбе: Эсмеральда вгляделась в протянутую ладонь.
Когда-то она умела гадать: цыганки из Двора Чудес все умели этим заниматься, и научили девушку. Но гадать беременной жене своего Феба? Ах, не лучше ли отказаться?
Священник пожалел, что не смог присутствовать там — интересно, что же нагадала плясунья молодой красавице.
— Я вижу, Вы будете счастливой. У Вас будет мальчик, — произнесла, наконец, плясунья, — он не будет красив, зато будет смел и находчив. Он тоже будет счастлив.
— Как ты можешь это видеть по моей руке? Ты обманываешь меня! Но пусть так, пусть твои слова будут правдой, — Флер улыбнулась. — Но я не совсем для гадания позвала тебя сюда. И не для танцев, оставь это для уличных представлений, для толпы. Говорят, вы, цыгане, умеете варить снадобья. Я хочу, чтобы ты приготовила мне что-то, что избавит меня от головной боли, она невыносима. Может, если она исчезнет, я и стану, как ты говоришь, счастливой?
Эсмеральда опустила её руку. Холод пробежал по телу, отчего плясунья невольно поёжилась. Помогать своей сопернице? Той, у которой есть всё, что она только пожелает? Она купается в роскоши, у нее скоро будет ребёнок от того, кого она любит, у неё есть Феб, у неё есть всё.
Безумная мысль прожгла испещренную ревностью душу: убить ненавистную девушку. Но разве Эсмеральда способна на подобное?
Плясунья кивнула.
— Да, я могу сделать подобное лекарство для Вас, но, боюсь, у Вас не будет необходимых ингредиентов…
— Не беспокойся об этом, у меня достаточно средств. Бери всё, что тебе нужно, а я посмотрю, как ты будешь составлять это.
Плясунья вновь кивнула и поднялась. Они обе направились в другую комнату. Фролло ждал, предполагая, для чего же на самом деле позвал Феб цыганку. Если не для танцев, для чего же?
Время шло, плясунья смешала снадобья так, как учил её архидьякон, ничего лишнего. Она решила остаться великодушной, ведь она не хотела Фебу зла, а он бы, безусловно, горевал бы, потеряв своего ребёнка. Но у де Шатопера были свои планы на этот счет. Ни Флёр-де-Лис, ни ребёнок, ни какое-либо другое бремя не должно было оставаться на его плечах. Иногда в глупых умах зарождаются самые гнусные планы. Вот и теперь, капитан стоял рядом, когда Флёр отвернулась, чтобы присесть на стул. Он подлил в приготовленное снадобье заготовленный яд и протянул плошку жене. Эсмеральда вскрикнула и хотела было выбить из рук девушки сосуд, но де Шатопер крепко схватил её за руку, не позволяя этого сделать.
Флёр-де-Лис взглянула на мужа, затем на цыганку. В её глазах была надежда. Она доверилась плясунье, а та стала невольной свидетельницей предательства.
— Остановитесь! Подождите! — Эсмеральда вырвалась из захвата и отобрала плошку. Пальцы Феба разжались, и опустошенный пузырек упал на пол, покатившись к двери. Все молчали. Лицо Флёр изменилось: теперь на нём читался гнев.
— Она пыталась меня отравить! Цыганское отродье! Я знала, знала, что она себе на уме, эта лживая девка. Она пыталась меня отравить! Феб! — закричала девушка, вновь выхватив плошку и сжав запястье плясуньи. — Значит, решила проявить свою жалость? Так я тебе и поверила! А теперь пей, сама пей свою отраву!
Эсмеральда дернулась, но цепкие пальцы соперницы не разжимались. Феб бездействовал. Плясунья в отчаянии вывернула руку, бросившись к двери. Феб кинулся за ней. Девушка бежала, не останавливаясь, спотыкаясь о ступени и только успевая хвататься за поручни, чтобы кубарём не слететь вниз. Когда она выбежала на улицу, было уже темно. Крики разъяренной Флёр были слышны и снаружи: она приказывала Фебу поймать цыганку и привести обратно.
Плясунья споткнулась о порог, что позволило капитану вразы сократить расстояние. Де Шатопер грубо схватил плясунью за плечи, сильно сжав пальцы.
— Но это же всё ты, это ты хотел отравить её! Отпусти, мне больно! — Эсмеральда плакала, отбиваясь кулачками от де Шатопера. Она не могла принять того факта, что Феб пытался убить свою жену, не ради того, чтобы они с плясуньей были вместе, а чтобы обвинить её, Эсмеральду, в убийстве. А она ему верила, она любила его.
Но солдат был неумолим. Эта девчонка разрушила его гениальный план, и теперь он будет вынужден предать её суду, так и не добившись желаемого. Чертова девчонка.
Послышались шаги спускающейся Флёр. Феб прижал плясунью к себе, наклонившись к её шейке.
— Тише, дитя, тише, если бы ты не сделала этого, мы были бы с тобой вместе, а теперь… Теперь ты можешь оказаться моей погибелью, Смеральда, — нож блеснул в темноте. Феб вытянулся, выпустив плясунью.
— Кто этот трус, что бьёт со спины?! — воскликнул капитан, несколько раз ударив клинком темный силуэт. Раздался стон. Ноги Феба ослабли, и он опустился на землю. Фролло зажмурился. Там, где ладонь была прижата к груди, сочилась тёплая кровь. Но упасть здесь, значит умереть более страшной смертью, нежели от этой раны. Архидьякон зашел в тень здания, обойдя его сзади и направился вслед за Эсмеральдой. Она не могла бежать, её тело содрогалось от рыданий и волнения, её плечи всё ещё ощущали неистово впившиеся жестокие пальцы её возлюбленного, а потом клинок. Он хотел убить её. Девушка оглянулась — за ней кто-то шел. Кто-то ударил Феба со спины, он ослабил объятья, не мог ли это быть её спаситель? Плясунья остановилась: тёмный силуэт подошёл совсем близко. Шляпа упала с лица, и взору цыганки открылось искаженное от боли лицо священника.
— Ах, это Вы, — только и произнесла цыганка, прежде чем архидьякон, потеряв последние силы, не пошатнулся. Девушка подбежала к нему, чтобы придержать и не позволить упасть на землю.
========== Глава 12 ==========
Комментарий к Глава 12
Скорее всего, следующая часть будет последняя, но объемная. Надеюсь, продолжение не разочарует. Постаралась не уйти в ООС и не слить сам сюжет. Приятного прочтения!)
P.S. Всех поздравляю с началом нового месяца, многих с окончанием трудной сессии)
Как страшна ночь, когда знаешь, что за тобой ведется погоня, как сложно бывает сделать выбор в эти ужасные минуты: спасти лишь себя или подать руку помощи тому, кто нуждался больше. Теперь, в сумерках, с заплаканными глазами, Эсмеральда олицетворяла собой отчаяние и ужас. Она была похожа на утопающего, готового ухватиться даже за тростинку, лишь бы только получить малую надежду на спасение. Но и в эти мгновения она была прекрасна. Если бы луна осветила сейчас ее лицо, любой бы путник остановился, невольно восхищаясь ею: ведь даже ощущая, как смерть гонится за ней по пятам, она не теряла своей красоты. Ее взор больше не туманился от слез, тонкие пальчики судорожно сжали амулет, и это невольное движение придало несчастной сил. Она взглянула на священника, сидевшего на земле, и разум её боролся с желанием оставить лишние страдания здесь, в Париже, ведь подвергнуть себя опасности вновь было бы безумием. И все же, годы, проведенные среди бродяг, во Дворе Чудес, научили девушку такому понятию, как благодарность. Пусть разыскивали сейчас вовсе не Фролло, а её, обыкновенную плясунью, выступающую на площади, Эсмеральду, которая чуть не лишила жизни Флёр, вонзила клинок в сердце Феба, цыганка не могла оставить архидьякона здесь, на сырой земле, среди гнилых овощей и снующих по корзинкам крыс. Он спас ей жизнь, он рисковал не меньше, чем она сейчас, и теперь он ранен, возможно, смертельно. Эсмеральда знала: не так страшна сама рана, сколько то, что происходило, если вовремя не заняться лечением, а здесь она никак не может облегчить его страдания. И все же, собственное спасение…
