– Дэн искал Мартина. Заболел? Горло? – спросил Клаус, возвращаясь к перегородке, отделяющей прихожую от спальни.

Тиль расстроено кивнул.

– Надеюсь, ничего серьезного, – покачал головой Хаген. – Скажи ему, что это у тебя от стресса на вчерашние вопли Фехнера. А то нашел на ком зло сорвать.

– А что случилось? – я автоматически перебирала прядки, где-то в самой глубине сознания отмечая, что темно-русые волосы отросли и уже видны светлые корни.

– Звук вчера был плохой, Тиль фальшивил все время, горло драл. Только к концу кое-как наладили, эхо постоянно было. А Фехнер наехал на Тиля, словно это он виноват.

– Ну, он был где-то прав, – прошептал Тиль. – Хотя при нормальном звуке, я бы не сорвал голос. До конца еле дотянул.

– О, док! Приветствую! – донеслось из коридора. – Дейв, привет! Как дела?

– Это я у вас хочу узнать, как у нас дела?

Я резко сорвалась с места и плюхнулась на место Хагена, который тут же переместился на подлокотник. Сердце бешено застучало в ушах. Все-таки хорошо, что у нас такая дружная компания. Если бы не Клаус, все бы пропало. Фехнер на формальном собеседовании четко дал понять, что будет за нарушение контракта. И дело было даже не в этом чертовом контракте, мне бы не хотелось, чтобы окружающие знали о том, что я сплю с солистом – на работе не гадят. Тиль сделал вид, что лежать поперек кровати в неудобной позе и без подушки – его любимое развлечение. В номер вошли наш врач, продюсер, Дэн и Клаус.

– Ну и чего тут все собрались? – буркнул Дэвид. – О, фрау Ефремова соизволила осчастливить нас своим присутствием и сразу же в курсе всех дел.

– Я тоже соскучилась по вам, герр Фехнер, – ехидно улыбнулась я. – Без вашего ворчания мой день считается прожитым зря.

– Как же мне нравится, что хоть кому-то мое ворчание по душе, – заулыбался он, пожимая мою руку. – Что там у нас, Маркус?

– Ларингит, – оторвался от разглядывания глотки Тиля доктор Мартин.

– Послезавтра должен быть здоров, – строго глянул на него Фехнер.

– Исключено, – покачал головой Маркус.

– Это не мои проблемы. Тиль, ты помнишь о концерте? – Тиль вздохнул и опустил голову. – Ну вот, Маркус, Тиль помнит о концерте. В вашу задачу входит поставить его на ноги к послезавтра.

– Дэвид… – протянул врач.

– Я могу дать тебе телефон организаторов, – пожал Фехнер плечами, поворачиваясь к выходу. Сделав пару шагов, остановился и очаровательно посмотрел на меня: – Мари, пойдем выпьем кофе? Я угощаю.

Я открыла рот, чтобы отказаться или сослаться на важное дело, но Хаген опередил:

– Прости, Дэвид, но Мари обещала показать мне Париж. Ты же знаешь, я без ее французского заблужусь под Эйфелевой башней.

Я не сразу поняла, в чем шутка. Лишь изумленно захлопала ресницами, переводя взгляд с одного на другого. Какая приятная неожиданность!

– Вот так какой-то мальчишка увел у меня прекрасную девушку, – картинно всплеснул руками Дэвид.

– Вы еще подеритесь, – тихо огрызнулась я.

– Охрану возьмите, – великодушно отпустил нас Фехнер.

Я заметила вопросительный взгляд Тиля. Хаген самодовольно улыбнулся одним уголком губ, отчего на щеке выступила очаровательная ямочка.

– Ну, идем? – повернулся ко мне Хаген, взял за руку и потянул из кресла. – Сейчас я только кроссовки переодену и деньги возьму, – потащил прочь из номера.

В коридоре он отпустил мою руку, кивнув в сторону своего номера. Пропустил в комнату, закрыл за собой дверь.

– В общем, я гулять и по магазинам, – переобувался он из шлепок в кроссовки. – Посиди тут, все уйдут, вернешься к Тилю, а то Дэвид от тебя не отстанет.

– Чего это он?

– Не знаю. Но он вчера весь издергался, почему тебя все нет. Позавчера про тебя вспоминал.

– Может поговорить хочет?

– Я его всю жизнь знаю, рожа становится слишком лощеной, когда про тебя говорит.

– Скажешь тоже, – рассмеялась я, а у самой внутри все сжалось от недобрых предчувствий.

– Не надо его дразнить. Дэвид против всяких романов у нас, но себе никогда не откажет в удовольствии. Странно, что он так долго приглядывался к тебе. Мы думали, что он раньше начнет.

– Да ну тебя, – скривилась я. Блин, если бы они мне раньше об этом сказали… Вот ведь черти!

– В общем, постарайся, чтобы рядом с тобой всегда был кто-то из нас, хорошо? Что тебе купить в городе?

– Что-нибудь на свое усмотрение. Хочу, чтобы это был сюрприз.

– Ключ вот тут, – Хаген постучал ногтями по карточке. – Смотри телевизор, а я загляну потом к вам. Позвоню тебе на мобильный, не отключай его.

– Обещаю, папочка, – кокетливо склонила я голову на бок. – Спасибо, что предупредил.

Когда дверь за Хагеном захлопнулась, я прошлась по номеру, ловко лавируя между раскрытыми чемоданами и разбросанными вещами. Кое-что собрала с пола и аккуратно развесила по спинкам кресел. Расставила обувь в одном месте. Хаген не был неряхой, каким его вечно выставлял Дэн, он тщательно следил за собой, никогда не позволял выходить в люди в несвежей одежде, от него всегда приятно и вкусно пахло, и вообще он был очаровательнейшим парнем. Но Хаген страдал той же проблемой, с которой мучилась я, – если он что-то искал, то просто вываливал все из шкафов и чемоданов на пол, чтобы потом скромно запихнуть всю одежду комком обратно. Я размышляла и прикидывала по времени, закончил ли врач процедуры, оставил ли Тиля одного, можно ли уже идти. Еще и телефон забыла у него под подушкой, как назло. Через двадцать минут, я не выдержала. Набрала его номер. Трубку взяли быстро, но не было произнесено ни слова.

– Солнце, если у тебя кто-то есть, просто положи трубку. Если нет, открой мне дверь, чтобы я не стучала. – Вместо ответа, он чмокнул меня в трубку. Значит, ждет.

Потом мы валялись на кровати и болтали. Точнее говорила я, а Тиль лишь поднимал брови и улыбался, слушая, как я съездила в Москву, как записывала передачи, как отвечала на каверзные вопросы в ток-шоу, в лицах показывая ему то представление. Полина просила меня замолвить словечко о новых концертах в России, я замолвила, долг выполнила, но еще дома объяснила подруге, что в перспективе американский рынок и говорить о России можно ближе к осени, а не сейчас, весной. Тиль кивал, обещая, что обязательно приедет в Россию еще раз (раз уж я так его об этом прошу). Он целовал мои пальцы, прижимал ладони к щеке, закрывал глаза и наслаждался голосом. Он обнимал меня и просто лежал рядом, вдыхая аромат кожи. Проводил языком по шее, шумно выдыхал в ухо, посасывал мочку. Если бы он чувствовал себя хотя бы немного получше, то обязательно бы любил меня долго и страстно, ласкал без устали, вылизывал каждый сантиметр моей кожи. Но Тиль болел, жаловался на слабость и головокружение, его знобило, а вместо мозга была настоящая овсянка. Я осторожно гладила его кончиками пальцев по бокам, ласкала спину, массировала плечи и затылок, как он любит, шептала приятные глупости баюкающим голосом, вслушивалась в дыхание, которое становилось все глубже и спокойнее. Мой мальчик засыпал, прижавшись ко мне всем телом. Засыпал довольным и счастливым. И пусть весь мир катится к чертям, ничто не должно нарушать сна моего самого любимого принца.

Настроение мне испортили уже с утра. Доктор Мартин сделал все возможное, чтобы Тиль заговорил. И Тиль заговорил. Вчера вечером он немного хрипел, но в целом говорил, хотя распеться так и не смог. Маркус лечил его горло, пичкал таблетками и внушал Фехнеру, что Тиль петь не сможет, концерт надо отменять, а то и не один. Но ни Фехнер, ни тем более Тиль с компанией категорически не хотели ничего слышать об отменах. При этом Дэвид перевел все стрелки на ребят, со словами: «Ну вот, они же сами против». Такой безответственности я еще никогда в жизни не видела!

– Вы совсем с ума сошли?! – не выдержала я, вскакивая. – Как он будет петь, если утром и слова вымолвить не мог?

– Бабам слова не давали! – тут же осадил меня Тиль.