Мой взгляд отвлекает девочка в розовой куртке и шапке, на ее спине большой ранец. Сразу ясно, что она бежит в школу, явно опаздывая на уроки. Маленькие ножки быстро перебирают по плитке тротуара. И я уверен, что она наивно полагает, что когда окончит школу, все это пройдет, и не нужно будет вставать так рано и бежать куда-то. Все, о чем она мечтает, непременно сбудется, а пока она, как и дядя в черной куртке, не хочет туда, куда несут ее крохотные ножки в белых сапожках.
Из-за угла дома вышла красивая девушка. Движения ее плавные и грациозные, в лице – выражение свежести и ожидания, которое бывает, когда открываешь подарок на новый год. Настроение у нее, видно, просто отличное, она уверена, что все прекрасно. У нее новая работа, конечно, не совсем что она хотела, но нужно немного потерпеть и ее непременно поднимут по карьерной лестнице. Тогда она станет хорошо зарабатывать, станет успешной и независимой, станет жить комфортно. Ну, а пока она, как и девочка, как и мужчина, да как и любой из толпы утренних, сонных, серых прохожих, не хочет идти туда, куда идет. «Где тут свободное общество»,– подумал я с иронией. – «Новая форма рабства!». Рабство товаропотребления, рабство идеи успешности жизни. Чтоб быть успешным, нужно окружить себя вещами, и чем их больше и чем они дороже,– тем лучше, тем больше фотографий можно выложить в инстаграм. Ведь годы эволюции и развития человеческой особи в стае сделали нас социальными, сформировали нашу культуру, религию, быт. Хомо сапиенс – стадное животное, именно такова природа человека. Первобытным людям вместе было легче выжить, легче добывать пищу и защищаться от врагов. Ничего не поделать, – мы зависим от мнения окружающих. Но чтоб купить все эти товары, нужны деньги, которые нужно заработать. Пока ты зарабатываешь и покупаешь, что хотел, появляется новый товар, которого у тебя нет. Ты увидел и непременно захотел этот новый товар, опять чувствуешь себя плохо, потому как у тебя нет того товара, который ты хочешь, и снова нужно работать. Это и есть рабство. Жизнь – это примерно тоже. Иногда я ее представляю подъёмом в гору: ты поднимаешься до определенной точки, которую себе наметил, но когда туда добираешься, открываются новые виды, и ты понимаешь, что это не вершина, она где-то там впереди, и ты вынужден идти дальше вверх. На новой высоте ты снова не удовлетворён, место, куда ты поднялся, тоже не вершина, и так ты вынужден двигаться всё выше и выше. Постепенно цель и смысл теряется. Ты забываешь, откуда и куда идешь, а главное зачем. В этот самый миг, как и всегда бывает, заканчивается то самое единственное, что у тебя было – твое время. Так и не успев ничего понять, ты умираешь.
Время идет, я сижу на табурете у окна, от кружки поднимается пар…Тихо, я бы даже сказал, глухо: затихли звуки, застыли фигуры в грязном стекле. По деревянному штапику окна пробежал таракан, он карабкается по пожелтевшей краске. Я отпил чая, громко и неловко хлюпнув губами, и взглянул еще раз на улицу. «Неплохо было бы подкрепиться», – подумал я. Открыл холодильник, нашел пельмени, поставил кастрюлю с водой на плиту. Закипела, бросил, сварились, съел. Пошел в комнату – лег, смотрю в стену. Мысли ходят табунами: в одну, в другую сторону, но никакую не могу оседлать. Вроде я наполнен, и идет во мне мысленная работа, а наполнение пустое – гадкое чувство самообмана, самозабвения, отсутствия ясности и вектора направления, потеря нити жизни. Каждый человек сквозь время с крепко завязанными глазами, нежно держа ее пальцами руки и боясь оборвать, потому как ее порыв сродни смерти. Время идет, действий ноль. Взял телефон, – что там в инете, инсте, в вк… Все глухо. Размалёванные мужики, женщины тычут частями тела в объектив – вот радость! Боже, шоу-кунсткамера! Интересно, они хоть понимают, что происходит? Или это такой новый способ приспособления человеческого вида к современным реалиям. Мне кажется, что мы просто не можем принять себя такими, какие мы есть, не можем принять трагичность конечности жизни и собственного бессилия перед этим. Смотря на весь этот круговорот селфи-фото, понимаешь, сколько работы проделано ради просмотров и лайков, раскрутки страницы и банальной рекламы. Человек, а может даже команда профессионалов работала над постом, и эта подготовка лишила его смысла, потому как человек, вроде, пытался показать себя невзначай, а в итоге получилась четко подготовленная, срежиссированная, постановочная фотография, и он просто бессовестно солгал, обманул меня и всех, чтоб заработать. Но ему лайкают, людям нравится. Неужели я один здесь это вижу и понимаю, что других зрячих нет? Нас больше семи миллиардов на планете. Мы такие разные. Все до одного. По-своему красивы, у нас всех есть искра, искра мысли у каждого, и дана она не просто так. С появлением глобального интернета и соцсетей мы стали безликими в одной массе, красота наша стала одинакова, и желаем мы одного. Нас уравняли количеством пикселей и разрешением, допустимым при размещении на странице, отняли свое видение цвета – теперь наш цвет мира – это цветопередача камеры и дисплея. Нам дали место и время в ленте, нас клеймят хештегом. Радуйтесь, избранные миллиарды, теперь каждый избранный, каждый особенный! Вы ведь так этого хотели, по сути, так и остались безликой человеческой массой. Хочешь быть с перьями? Но там уже сотни с перьями». Хочешь выделиться нетрадиционной ориентацией, но там их миллионы. Хочешь быть модным, но там моднее. Завтра ты наряжаешься еще ярче! Но там найдутся по ярче … Чтобы ты ни делал и как бы ни старался – там это все уже есть. Когда-то красота женщины могла покорить и пробудить в сердце мужчины истинные чувства любви, теперь можно наслаждаться красотой миллионов женщин каждый день, на следующий день их будет еще больше, а через неделю еще. И так до бесконечности. В итоге ты не запомнишь ни одну. Та, которой было суждено получить сокровища твоего чувства, получает ничего. Вся острота восприятия красоты затупилась о лики бьюти-красавиц из инсты. Это было ее право на счастье, но она его лишилась, причем бессознательно, добровольно. Мы растринькиваем жизнь на попытки. Не рассчитывая силы, остаемся ни с чем и калечим своих детей, своих близких, меня жён и семьи как лошадей на переправе. Мы деградируем, под гимн свободы который не утихает и по прежнему призывает нас к новым свершениям и достижениям, к мечте, роскоши в которой нет места ни семье, ни детям в ней даже место труду не осталось. Да что там говорить в новом обществе правду говорить не культурно, если она не удобная.
Сегодня пятница, а значит, – конец учебной недели. Обычно в выходные я уезжал домой, и этот раз не стал исключением. Собрав сумку, я еще долго сидел на кровати, стараясь собраться с мыслями, и уже думал было остаться, но что-то чиркнуло во мне, и решение было принято импульсивно и мгновенно. Быстро оделся, натянул шапку на уши, взял сумку, запер дверь. Гул темного и скрипучего лифта, с грохотом открывающаяся и закрывающаяся автоматика дверей, спертый запах и желтый свет, – все позади, и вот я на улице. Воздух, свежий и холодный, меня взбодрил. Картина во дворе дома была ровно такая, которую я видел в окно: черно-белый ноябрьский день, столики, на которых собирались мужики по вечерам, чтоб сыграть партейку в домино, были пусты. Как, впрочем, и вся улица. Поправил сумку на плече и, поёжившись от холодного ветра, потопал на автовокзал.
– Здравствуйте, – сказал я, пригибаясь к окну кассы.
– Здрасьте, – пресно ответила кассирша – женщина средних лет с двухэтажной прической на голове.
Ее нелепый грим (макияжем назвать его нельзя) не раз приводил меня в состояние легкого ступора. Я не раз покупал здесь билеты, и всегда ее килограммы косметики и пестрота теней заставляли рождаться в моей голове лишь одну мысль: «не дай бог, чтоб моя жена была такой». Ведь всегда так бывает, – женишься на молодой привлекательной, а к сорока имеешь «это». И сказать неудобно, обидится ведь, скажет: «Ты что не любишь меня? Как это так?! Я на тебя, твоих детей молодость потратила!» Она, конечно, может в чем-то и права, а в чем-то и нет. Странно устроен мир.
