Верка Махерка, у которой с Иван-царевичем что-то было (и с Иван-солдатом было. И с Иваном-дураком было. А с кем у неё не было?) мстительно плюёт в царевича. Попадает в дурака.

Дураку невдомёк, что предназначалось не ему. Дурак подвинут на справедливости и достоинстве личности, он размахивает руками, целясь Верке в глаз.

Китоврас Полкан, полуконь-полумужик, неизменно засыпающий с началом любого заседания, оттого похожий на античную статую, украшающую зал, вдруг просыпается. Китоврас бодр, свеж, агрессивен. Он лапает Верку за талию, поднимает в воздух, задирает юбку и, с мужским интересом, рассматривает. Верка визжит. За Веркой визжат Марья Моревна, Елена Прекрасная, Василиса Премудрая.

Голов у Змея Горыныча три. Обидчиков тоже трое, по одному на голову. Змей Горыныч умён, он знает, как достичь тактического успеха при минимуме затрат.

Обидчики разобщены. Создание численного перевеса, в конкретной среде, в конкретное время, сводит риск до приемлемого, и гарантирует массу удовольствий, физических и моральных.

– Красный? – сказала первая голова, щербато улыбаясь Ивану-солдату справа.

– Бурый? – спросила вторая голова, ухмыляясь слева.

– Коричневый? – молвила третья, средняя голова, печальная как смысл бытия.

– Чего это? – растерялся Иван-солдат, оглядываясь в поиске союзников.

Тщетно. Иван-царевич вытанцовывает с Бабой-Ягой горячее танго. Баба-Яга лягается, норовит травмировать ему коленную чашечку. Иван-царевич шипит сквозь зубы, но азартен.

Донской атаман громогласно уведомляет « уважаемое собрание», что он сейчас « себя покажет», и засучивает рукава по локоть.

Лих Одноглазый, вперив загадочный взор в генерала Филиппова, молчит. Генерал, подавленный таким пристальным и необъяснимым вниманием, каменеет.

Чудо – Юдо, с уханьем и скрипом тормозных колодок, катается по наклонному проходу вверх-вниз, вниз-вверх. Оно устало заседать и теперь счастливо.

Пользуясь хаосом и суматохой, Иван-дурак оглушает Елену Прекрасную чем-то, определённо, тяжёлым. Обездвиженное тело Иван-дурак подхватывает, взваливает на плечо и быстро уносит из зала.

Председатель Думы, Кощейко Бессмертных скучен. Он страшно утомлён. Каждый день половецкие пляски. Кто сказал, что демократия – это весело? Три дня было весело, потом стало тошно.

Исполняющий обязанности технического регламента, Соловьёв – разбойник смотрит председателю в рот.

3.«Все сопелки рассказаны.

Все гляделки показаны.

Все подонки наказаны.

Посиделки посижены.

Похотелки похочены.

Негодяи унижены.

Кредиторам заплачено.

И герои спят вечным сном.

Все надежды похерены.

Не все задачи решаемы.

Цели часто бессмысленны.

Идеалы окислены.

Дураками написан

Популярный закон»

«Приступайте» – читает Соловьёв Разбойник по мёртвым губам Кощейки Бессмертных.

                        ***

– Почему столь ценная реликвия хранилась в местном городском архиве?

– Потому, что она всегда здесь хранилась. Никто об этом не догадывался. Даже сам председатель не был уверен.

– Кто посвящён в тайну хранения?

– Я и пресс-секретарь Фима Брускин.

– А вас, кстати, как зовут?

– Разрешите представиться – Дрона Зебруссь.

– Очень приятно.

– Могу показать паспорт.

– Не надо.

– Удостоверение помощника?

– Тоже не надо.

– Тогда, чего же вы ещё хотите?

– Почему вы обратились к нам, а не в службу безопасности?

– Не понял, – удивился Зебруссь. – Фима сказал, что вы и есть наша безопасность, то есть её дочерний офис.

ММ и Штырц переглянулись. Плохо. Очень плохо. Какой-то Фима Брускин знает то, о чём рекомендовано забыть им самим.

– Неужели близок час Х? – Возмечтал Штырц.

– Гм. – Сказал ММ.

– Что будем делать?

– Осмотрим место происшествия.

                  ***

Зал заседания напоминал воронку от авианалёта. Пыль медленно оседала седыми клубами. Звуковая волна ушла в трещины, вентиляционные отверстия и дверные проёмы.

Депутаты, отряхивая куски облетевшей штукатурки, кряхтя и попискивая, восставали из положения «риз».

Соловьёв Разбойник крякнул от удовольствия, расцвёл как плесень на «рокфоре».

– Господа и дамы, – заныл, как запертый в подвале кот, Кощейко. – Попрошу вернуться к повестке дня.

– Возвращаемся. – Согласился генерал Филиппов, приглаживая редкие, вставшие дыбом, волоски на макушке. – А что у нас на повестке дня?

– А безобразия на Старой Муромской дороге. – Сообщил с готовностью школьного ябеды пресс-секретарь Фима Брускин.

– Какие такие безобразия?

– Бандитизм на пару с сепаратизмом.

– Вооружённая оппозиция? Чего хотят?

– Отделиться хотят, и жить как исстари жили – прохожих грабить, баб насиловать, добрых молодцев резать и жрать сырыми.

– Экая мерзость, тьфу, мракобесы! – Сплюнула Баба-Яга.

– Если память мне не изменяет, а она мне не изменяет, то Соловьёв Разбойник месяц назад обещал нам разобраться и навести конституционный порядок. Он сам из тех мест, обстановку и персоналии знает не по наслышке. – Изложил мнение по существу Иван-царевич.

– Я вам кто? – окрысился Соловьёв. – Елисей Бухарин Алый Плащ на волшебном коньке-требуньке, туда-сюда одним поскоком? Или ложкой-долотошкой из тунеядцев на земле узоры выкладываю? Поступит распоряжение свыше, – Соловьёв искоса взглянул на Кощейку. – Пойду, схожу на Муромскую дорогу. Долго ли сходить? Всяко не дольше, чем здесь сидеть.

– Так, что, у нас других уховёртов нет? Вот, например, Иван-солдат, ветеран-орденоносец?

– Господа депутаты, я напоминаю вам, что мы строим демократию. В этой связи кандидатура Ивана-солдата не может быть признана удачной. Мы не можем на глазах мирового сообщества позволить Ивану-солдату, в очередной раз, надругаться, за столом переговоров, публично, над общечеловеческими ценностями. Нам необходим гуманизм, мирный процесс

– Ну, если стол переговоров, тогда, конечно, да. Тогда, конечно, лучше Ивана-дурака кандидатуры нет.

– А над какими ценностями позволительно будет мне надругаться? – задумался Иван-солдат вслух. – Так, чтобы мировое сообщество восхитилось, и от восхищения окотилось?

Стали голосовать за Ивана-дурака. Оказалось, что дурака в зале нет. Как нужен, так его, завсегда нет.

Стали озираться. Оказалось, что Елены Прекрасной тоже нет.

– Похитили!

С Еленой Прекрасной постоянно так – обязательно её кто-нибудь похищает. Сколько по этому поводу копий и перьев сломано. Сколько крови и чернил пролито. Уже давно должно было бы опостылеть. Нет, находиться, понимаешь, новый охотник. Видно, и правда, Судьба дуракам не указ.

– Кто кого похитил? – морщит лоб, как трофейный баян, донской атаман. Не то, чтобы тугодум, но со странностями.

– Иван-дурак Елену Прекрасную?

– Елена Прекрасная Ивана-дурака?

– Да, что вы говорите? – всплёскивает руками Верка Махерка. – А по виду и не скажешь. Такая вся цаца с фабрики алмазных висюлек. То-то подмывало меня борозду на её гладком личике прочертить, от уха до уха.

– Считаю необходимым напомнить почтенному собранию о том, что речь идёт о похищении не просто депутата, что само по себе отвратительно и ужасно, а невесты председателя Государственной Думы.

– Что? Что? – замотал головой Соловьёв, у которого от собственного свиста не то уши заложило, не то мысль запробковалась. – Вы утверждаете, что невесту председателя Госдумы, отца и учителя нашей свободы, спёрли?

– Гм. Ну, если не утруждать себя дальнейшими прениями, то в краткой констатации, факт выглядит именно так, как вы соизволили метко выразиться. Елену Прекрасную спёрли. Первый и единственный подозреваемый это Иван-дурак.

– При чём здесь Иван-дурак? Иван-дурак – лицо подставное. Мы имеем дело с контрреволюционной, хорошо подготовленной и проплаченной провокацией.

– Заговор? Путч? Коммунистическое подполье?