- Приходи сюда сегодня вечером. Часам к одиннадцати, я всё устрою.
- И всё? Так просто?
- Нет, непросто, - мягко улыбнулась Лючия Стефания. - Но тебе не о чем париться. Ты ведь только заказчик.
- Я сплю, да?
- Главное, не засни до одиннадцати.
- Ещё бы! Я приду, - женщина крепко обняла её и убежала.
Лючия достала телефон: она уже опоздала с обеда. Но возвращалась неторопливо: начальство не опаздывает - начальство задерживается.
На самом пороге её поймал другой парень - с самурайским пучком и “тоннелями” в ушах - и вложил ей в руку телефон:
- Поговори с экспедитором. Там проблемы какие-то.
- Серый, не наглей. Поставки и поставщики - это твоя обязанность.
- Он тебя просит.
Лючия приложила телефон к уху и убежала в подсобку:
- …Что значит, таможня тормозит?.. У тебя же есть список запрещённых препаратов?.. Ткни их носом в планшет… Что мне, тебя учить?.. Может, мне сейчас всё бросить и приехать к вам в Кстово?.. Хорошо бы?.. Да?.. Не трахай мне мозги!
Из подсобки вылетела миниатюрная девушка в толстовке “Гравити Фолз”.
- Ян, ты живая? - подскочили к ней парни.
- Люся разошлась…
- А ведь ничто не предвещало…
- Прикиньте, заключение полиции: “Убита медным котлом для зельеварения”.
- Нет такого термина - “зельеварение”.
- А в “Гарри Поттере” есть.
Лючия вернулась. Подчинённые дружно притворились, что наводят порядок на стеллажах.
Больше звонков не было. Только около трёх написала Кристина:
“Я купила в Mango новую сумочку! Тебе понравится!”
И второе сообщение - спустя секунду:
“Буду поздно. У Кати днюха”.
Лючия вздохнула. И чем сестрице полюбилось это нищебродское Mango? У неё через стенку - нормальный Louis Vuitton, Кристина знает. Надо её побаловать, что ли…
До вечера Лючия разбиралась с бухгалтерией - финансами она всегда занималась сама. Закрыла кассу, отпустила ребят по домам и поставила магазин на сигнализацию.
Полюбовалась на вывеску и подумала, что пора заказать нормальную подсветку.
Ещё минут двадцать она провела в бутике “Louis Vuitton”, ещё полчаса - в “Л’Этуаль” и вернулась на конец, точнее, на начало улицы, где у самого перекрёстка сама собою завелась стоянка. Погрузила покупки и завела свою “Тойоту”.
После работы почти весь город едет вниз - в заречную часть. Лючия ехала наверх. Она жила на Верхне-Волжской набережной, в трёшке на первом этаже. Этот район считался элитным, но Лючия мечтала о загородном коттедже. Вот Кристина доучится - и они переедут, а пока не хочется заставлять её торчать в пробках. Оставить всю квартиру на сестру Лючия не решалась.
Дома она улеглась, как полагается, на диване и, наслаждаясь уединением, болтала в Вайбере с Тессой. Тесса приходилась ей дальней родственницей. Она жила в Италии и лишь пару раз побывала в России. Лючия иногда летала к ней на пару недель в отпуск. Но не на весь. Тесса была жуткой болтушкой, и считала Лючию трудоголичкой, и время от времени жалела, потому что бедная Лючия так надолго застряла в этой варварской России.
Сегодня она предлагала вместе сгонять в Милан на шопинг - на эти выходные, или на следующие. Лючия пообещала подумать. За зиму она уже успела соскучиться по солнышку. Нужно только разобраться с поставками.
Передав привет всей итальянской родне, Лючия поужинала, оставила на холодильнике записку для сестры и стала собираться. Ей предстояла деловая встреча.
Ночью мост совсем не оставлял впечатления простора: тёмное небо низко опустилось, задевая фонарные столбы, и жёлтые огни в туманном ореоле не подмигивали, а смотрели не мигая и в упор. Линия горизонта стёрлась, и бесконечное небо с почти бесконечной водой слились в чернильное пятно, замкнув пространство со всех сторон в тоннель. Деревья недалеко ушли от состояния скелета, разве чуть-чуть обрастали плотью, и тянули руки из низины, точно из-под земли - если стоишь на мосту.
Девушка неторопливо пересекает проезжую часть и всходит на мост. В ней трудно узнать Лючию. Другая походка, и руки в карманах. В карманах старых джинсов. Светлые кроссовки мелькают в слабом освещении - как будто она совсем не заботится, что её заметят. Иначе бы оделась во всё чёрное. Она действительно ни о чём не заботится, и капюшон флисовой куртки - скорей от ветра, чем от любопытства. И ей не стыдно за отсутствие макияжа. Ей ни за что не стыдно, она ни о чём не заботится и ничего не боится. Она никуда не торопится - как будто просто поздно возвращается домой, где её некому ждать. Как будто у неё не запланирована встреча.
Но одинокая фигура на мосту ждёт - и сразу оборачивается на еле слышные шаги.
Дневная собеседница - которую тоже сейчас не узнать. Точно они с Лючией поменялись ролями. Она причёсана, одета строго и даже, кажется, накрашена - насколько различает в темноте Лючия.
- Я принесла фотографию. Я готова, - шепчет заказчица. Словно их кто-то подслушает.
Но осторожность не помешает.
- Пойдём вниз, - Лючия тянет её за руку на съезд, вдоль которого качаются полумёртвые деревья.
Щемяще-одиноко постукивают каблуки. Новая знакомая, оказывается, носит каблуки, отмечает Лючия и улыбается сама себе.
- Вот, - протягивает женщина бумажный квадратик.
Лючия светит себе зажигалкой.
- Скажи ещё раз, что хочешь ему смерти.
Та повторяет и клянётся, готовая, наверно, подписаться кровью. Но Лючия не помешана на атрибутике. Она из тех, кто верит: чем профессиональнее специалист, тем меньше инструментов ему нужно.
- Пусть будет так.
Она сворачивает фото в трубочку и поджигает. Со стороны могло бы показаться, что она закуривает.
- Возвращайся домой. Не забудь надеть траур - ты же приличная вдова?
- И всё?
- Подожди, скрепим наш договор.
Лючия приближается к лицу новоиспечённой вдовы и касается губами её губ. Они пахнут дешёвым клубничным блеском. Её дыхание солоноватое - как морская вода. Лючия вдыхает её - и мечтает о солнечном побережье.
Лючия возвращается домой пешком - собственно, как и пришла. Бесшумно разувается и раздевается и крадётся в душ. Нужно смыть чужую ауру, чтобы не потянуть за собой никаких следов. Иначе рискуешь сгореть на работе.
Закинув одежду в стиралку, она заворачивается в полотенце и крадётся в комнату к сестре. Та уже спит. На тумбочке недоеденная шоколадка. Лючия умиляется и забирает остаток плитки, идёт к себе и устраивается на подоконнике пить чай.
2. Откровение майора Максимова
Макс никогда не пользовался будильником. Он даже забыл, где эта настройка в меню телефона. Телефон будил его сам - голосом напарника или начальника, звонившего спозаранку, и холодным, мокрым носом пса, укладывавшего мобильник рядом с хозяином на подушку.
Сегодня мохнатая наглая морда ткнулась ему в ладонь, но погладиться не далась, а вместо этого всучила бешено вибрирующий прямоугольник. Макс хотел запульнуть телефоном подальше, но вспомнил, что сегодня всё-таки не выходной.
- Алло?..
- Максимов, на Долгополова труп. Давай, ноги в руки.
- И тебе доброе утро, Сань.
- Не плачь, я те кофе куплю. Давай-давай.
- Бежим, - зевнул Максим Максимов. Часы показывали десять минут девятого. Заспался он, однако. Весна, авитаминоз.
Пёс, которого хозяин, со своим нехитрым именем, смог назвать только Псом, тоже, походу, проспал. Он не просился гулять. А луж вроде не наблюдалось.
Через пять минут две жертвы авитаминоза погрузились в красный внедорожник с кузовом и отчалили от родных пенат. При переводе в другой город старшему оперуполномоченному майору Максимову досталось-таки служебное жильё - домишко в частном секторе с заросшим участком. Псу здесь было раздолье, и Макс не стал портить товарищу праздник, лишая площадки для игр, поэтому просто купил газонокосилку, заодно избавив и себя от садово-огородных забот. Самому же оставалось молиться на личный транспорт, потому что когда он наблюдал, как на ближайшей остановке местные впихиваются в общественный, у него сердце сжималось. Конечно, пробки были одни на всех, зато дорога была ровной - недавно всё к ЧМ отремонтировали (Максу даже достался билет на один матч, но он уступил его сослуживцу), а вдоль неё расположилось несколько заправок и супермаркетов, один даже круглосуточный. Поэтому мыши перестали вешаться в холодильнике, а сытые и довольные пошли гулять на травку. Вечером было хоть глаз выколи, зато тихо, и можно было замечательно расслабиться. На диване, на котором они с Псом обычно и засыпали. То есть Пёс засыпал на полу на коврике, но по утрам неизменно оказывался у Макса под боком.
