– Предположим, что нет. – Всё-таки Дуб уже не маленький ребенок, для которого, в общем-то, и это время слишком раннее, чтобы спать. Так что Дуб не испытывает на себе тяжесть возрастного давления, вызванного дремотой, и предполагает даже поговорить.
– Ну, тогда будь готов, я скоро за тобой подъеду, – рассеянность Серого всё-таки эпична, и он, узнав состояние стояния Дуба, но при этом, не узнав его местонахождение, берёт и отключает телефон.
– А где ему ещё быть? – этот аргумент, по общему разумению, не столь убедителен. Ну да ладно, и Серый, не заметив за собой никаких недоговоренностей, набирает Шкета, который, не будучи удостоен вопроса: «Ты не спишь?», сразу же ставится перед фактом, включающим его прибытие в назначенное место. Впрочем, кому-то очень сильно повезло, и когда Серый прибыл к Дубу, тот уже вместе со Шкетом находился в полной готовности у собственного подъезда. После чего компания в наличном составе оказывается внутри салона автомобиля, который, ведомый твёрдой рукой Серого, миновав то, что ему требовалось, дабы прибыть к месту назначения, доставил их к одной из стандартных многоэтажек города.
– Значит, Шкет, слушай меня внимательно. Седьмая квартира. Виктор. Заходишь, и убеждаешь его в том, что ему просто необходимо выйти и переговорить с нами.
Серый явно хочет всё спихнуть на Шкета, отправляя его одного в эту чертову квартиру, внутри которой, кто знает, что ещё его ждёт.
– А если он не захочет? – вопросительность Шкета удивляет не только Серого, но и Дуба, видимо, не встречавшего таких людей, которые не захотят.
– А язык у тебя на что? Убеди. – Серый даже не понимает, почему он должен объяснять такие элементарные вещи.
– А кулаки у тебя на что? Убеди. – У Дуба существует своя альтернативная версия, которую он пока не озвучивает, не понимая, почему он должен объяснять такие элементарные вещи.
– Уроды! – процедив про себя, и хлопнув дверью машины несколько сильнее, чем этого требует её закрытие, Шкет со всем своим пристрастием выразил необъективность по отношению к оставшимся в машине товарищам, которые, хоть и не красавцы, но всё же не такие уж и уроды.
– Я им чё? – горя от злобы, двигаясь по направлению нужной квартиры, причитал дорогой Шкет.
– Что-то он быстро, – заметив, что Шкет, спустя буквально пять минут, после того, как он скрылся в дверях подъезда, вновь появился на улице, прокомментировал это явление Серый. Но Шкет между тем не торопился присоединиться к своим товарищам, сидящим в автомобиле, и стоя у подъезда, как казалось, кого-то там выглядывал на дворовой площадке.
– Ну и кого он там высматривает? – непонимающе задался вопросом Серый.
– Наверное, этого Виктора. – Логичен Дуб.
– Если бы знать, как тот выглядит, то я соглашусь, – Серый слишком придирчив к Шкету.
– Ладно, пойдём вместе с ним посмотрим. – Серый решает, что лучше будет там, на месте узнать, чего это Шкет высматривает. Затем, они покидают автомобиль, и направляются к нему.
– Ну, и чего ты здесь стоишь? – Дуб умеет задавать нужные вопросы, чем он и занялся, подойдя к Шкету.
– Мне сказали, он собаку выгуливает. – Ответ Шкета на многое открыл глаза.
– Собак, я люблю. – Улыбнулся Дуб.
– А таких? – спросил Серый, спонтанно отступил назад на полшага, заметив, как довольно дородного мужчину тянет за собой ярость и мощь в одном пит-бультерьерском флаконе. На пути которого, не то что не задерживаются, а просто считают не нужным для своих, пока не драных штанов, останавливаться другие любители собак.
– Да тут сразу и не поймёшь, кто кому служит, – Шкет сегодня явно в ударе, поражая всех своими умозаключениями.
– Сука, заведут себе этих охранителей, а потом сами не знают, кого больше бояться – грабителей, или своего зубастого любимца, – видимо для Серого эта тема знакома, раз он так живо на неё реагирует.
– Хотя… – пришедшая на ум Серому догадка, заставила его ещё разок бросить очень внимательный взгляд на пса.
– Ну так что будем делать? – вопросительность Шкета, на этот раз очень даже к месту.
– Я думаю, верно говорят, что собака друг человека, – слова Серого не то что удивили Шкета и Дуба, а заставили их недоуменно перекинуться взглядами друг с другом.
– Как видно, сегодня разговор у нас не получится. Так что давайте отложим его до очень раннего завтра. – Эти слова Серого всеми воспринимаются как сигнал к действию, которое и приводит их обратно в салон машины.
– Шкет, во сколько эти собачники с утра выгуливают собак? – заняв своё место в салоне машины, Серый сразу же задал вопрос.
– Да, наверное, по-разному. – Не имевший даже кошки Шкет, откуда может знать о жизни домашних животных.
– Ну, раз по-разному, то тогда нас ждёт ранний подъем. – Подытожив результат поездки, Серый трогается в обратный путь.
Глава 7
Без четырех дней неделя. Один из отрезков пути
– При всей бесконечности количества возможностей воздействий, мы в своих действиях в основном прибегаем к двум главным путям: либо используем для направления вескую внешнюю ветреность, либо же притягиваем взгляды, правда, тоже ветреностью, но только блестящей. И если первый путь, с его лёгким дуновением, лишь поверхностно побуждает к действиям, то второй – более глубинный. Ведь внешний блеск не просто притягивает, а он, можно сказать, заставляет остановиться завидевших этот блеск-взгляд, и они, тут же обзавидовавшись, начинают подключать забившиеся учащенно сердца, которые замотивировавшись, включаются в своё определённое этим блеском движение. – Бу любит, вот так сидя за столиком в кафе, за чашкой чая, пускаться в различные пространственные рассуждения.
– Значит, твоя вчерашняя демонстрация блесков новизны перед лицами тех модниц, было своего рода втягиванием их в твои схемы действий? – сидящий напротив него Аз уже что-то подобное подозревал насчёт Бу, который вчера слишком демонстративно вертел перед носом двух гламурных красоток женской сумкой, которая каким-то неведомым способом оказалась у него в руках.
– Это что за… – только и успел спросить Аз, дождавшись Бу возле одного из кафе.
– Что, глаз не можешь отвести? – ухмыльнулся Бу в ответ.
– Да с какой стати? – удивился Аз.
– А вот они как раз и не могут, – Бу кивнул в сторону красоток, сидящих за столиком в кафе и, забыв про свои смартфоны, похлопывая ресницами и выпучив вожделенно губки, чуть ли не прокусывая их, и слизывая с них выделяющийся филлер, не могут оторваться взглядом от того, что в его руках. После чего Бу, явно с издевательскими целями ставит эту Виттон-сумочку на стол рядом с этими ледями, и, повертевшись на месте, (однозначно с целью потянуть время, для того чтобы вид недоступности сумочки не только отложился у них в памяти, но и впитался с кровью в души этих, не сводящих своего взгляда лядей), своими несусветными действиями по отношению к сумочке, начинает истязать неокрепшие души лядей, не привыкших видеть такое обращение людей с их аксессуарами (человеческую скотину ещё мало пороли, раз отдельные её представители, так по хабальски ведут себя с вещами!).
Так Бу, держащий в одной руке какой-то сверток, второй рукой вновь берёт эту эксклюзивную сумочку, и зубами, вы слышите, зубами, отчего леди чуть не падают в обморок, начинает открывать застежку сумочки.
«Глотку ему перегрызть, мало!», – так и читалось в глазах этих лядей. После чего Бу, сподобившись таким способом открывать этот женский аксессуар, начинает бесконечно жестоко сминать её, засовывая туда недостойный сверток, которому ясное дело, место на помойке, а не в недрах оскверненного этим изувером изящества.
– Блин, не лезет, – слова Бу вкупе с его жёсткими действиями с сумкой, выбивают последние основы понимания этого мира у красоток, считавших, что только красота спасёт мир. А теперь они, видя, как такая красота гибнет, и никто даже не пытается противодействовать этому осквернению, уже совершенно не понимают, куда катится этот грубый, некрасивый мир. Но Бу на этом не останавливается и он, опустив сумку на стул, начинает сверху чуть ли не коленом вминать в сумку этот уже распухший пакет.