Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И вот нате вам, здрасте! Не только не приехал, но и не предупредил о том, что манкирует. Как сие следует интерпретировать? – размышлял теперь бессонный Профессор. Какие такие «печали» возникли у «того самого Иваныча», как выразился драйвер Петрович? Что-то действительно серьезное в последний момент задержало Николая Ивановича в Петербурге? Но он к рыбалке относился не менее серьезно, чем к борьбе с административно-научными конкурентами. И почему не позвонил? Неужто в последний момент испугался, что спутался с опальным Сенявиным? Но он, Годин, никого не боялся, потому, что был в самых доверительных и деловых отношениях с ректором. Хотя бы предупредить по телефону можно было, наверное, в любом случае! Или он, Андрей Владимирович, теперь так низко пал в глазах общественности, что и утруждать себя с ним не стоило? Такие являвшиеся ему мысли Профессор обсасывал в перерывах между Митиным кашлем. И старался распределять под каждый перерыв отдельную мысль.

Однако на последней мысли очередной перерыв затянулся. Ожидая нового приступа, Профессор, похоже, на некоторое время расслабился, перестал злиться на соседа и сетовать на свою бессонницу.

И тут в комнату вбежала волчица. Она с ненавистью глянула на Профессора желтыми глазами, угрожающе оскалила пасть, а потом сдернула с Андрея Владимировича одеяло и оттащила его в угол комнаты. На это одеяло тут же улегся волчонок, невесть откуда взявшийся. Волчица то облизывала его, то подходила к Профессору, скалясь и угрожая, а потом снова отходила к волчонку, чтобы облизать и приголубить.

Ни удивления, ни тем более страха Профессор не испытал, а лишь одну щемящую досаду. Без одеяла ему сделалось зябко, и он решил подняться с постели. Но когда он привстал и попытался спустить на пол ноги, то увидел, что ног у него нет, а вместо них – две когтистые волчьи лапы. И самое удивительное, что он по-прежнему не удивился этой произошедшей с ним трансформации. И лишь еще тоскливее и досаднее ему стало. И тут в соседней комнате залился, закашлялся Митя.

Профессор посмотрел на часы. Было половина четвертого. Стало быть, сон длился не более получаса, потому как, когда Андрей Владимирович обсасывал свою последнюю мысль, про Година и ректора, он тоже посмотрел на часы, и на них было без пяти минут три.

Откашлявшись, Митя затих. Профессор же, подняв с пола соскользнувшее одеяло, укрылся им и в ожидании следующего приступа лежал, ни о чем конкретно не думая…

Через полчаса Профессор снова проснулся.

Он встал, потеплее оделся и вышел из спальни.

Проходя мимо Митиной спальни, Профессор как бы случайно толкнул одну из скамеек; при этом в глубине души он заранее и наверное знал, что он ее случайно толкнет. Скамья, отлетая в сторону, зацарапала и загрохотала ножками по полу. Профессор выждал, не раздастся ли какого-нибудь звука из ненавистного алькова. Но все было тихо. И тогда Сенявин, уже не обманывая себя, что, дескать, случайно, с шумом и скрежетом вернул скамейку на место и вышел из зала в прихожую, а оттуда – на улицу.

…Направляясь к воротам, Профессор пребывал в полной уверенности, что они заперты и никто их ему не откроет. Но стоило ему к ним подойти, как одна створка тут же медленно поползла в сторону. Сенявин шагнул в образовавшийся проем, и створка ворот тут же вернулась на место.

Асфальтовая дорога, на которой оказался Андрей Владимирович, шла вправо и влево по берегу озера. Налево она чуть поднималась в гору и вдалеке упиралась то ли в большую скалу, то ли в плотное нагромождение камней. Направо дорога вела в сторону населенного пункта, незнакомого Профессору, потому как накануне он не проходил через него, а пришел с железнодорожной станции по другой дороге.

Профессор пошел налево.

Сделав с десяток шагов, он увидел, что на середине дороги лежит кошка. «Сейчас вскочит и перебежит мне дорогу», – подумал Профессор и нахмурился.

Однако, подойдя ближе, Сенявин увидел, что кошка дохлая – вытянув лапы, она лежала на боку, и рот у нее был оскален.

Профессор передернул плечами, повернулся и пошел в обратном направлении.

Проходя мимо ворот «Ладога-клуба», Профессор с досадой подумал: «Начинать утро с дохлой кошки. Как неудачно!»

Дойдя до того места, где в береговую дорогу упиралась дорога, ведшая на станцию, Сенявин подумал: «Ее раздавили? Или она сдохла в другом месте? А какой-то хулиган принес и положил ее на середину дороги?»

Профессор остановился и некоторое время стоял, как бы задумчиво оглаживая бороду, но на самом деле ни о чем определенном не думая. Затем двинулся дальше.

Перед въездом в селение стоял выцветший от времени дорожный знак, возвещавший: «д. ТУПИКОВО». Эта состарившаяся фабричная надпись была перечеркнута и поверх красной масляной краской кто-то начертал: «НЬЮ ЙОРК», без дефиса. Под знаком же, на том же ветхом, покосившемся столбике, красовалась новенькая металлическая табличка, на которой чисто-белым по ярко-синему было напечатано: «ПОСЕЛОК НАХОДИТСЯ ПОД ОХРАНОЙ АГЕНТСТВА ЛАРК-БЕЗОПАСНОСТЬ», на сей раз с дефисом, но без кавычек.

Сразу же за знаком асфальт заканчивался, и дорога становилась грунтовой. «Если здесь нет асфальта, – тут же подумалось Профессору, – а на той дороге, которая ведет к скале, он есть, то, похоже, по той, асфальтовой, чаще ездят. И кошку могут не заметить и раздавить, несмотря на белые ночи. Размажут по асфальту…»

Но скоро Профессор перестал думать о кошке, потому что все его внимание захватили дома в Тупиково. Две или три избы были полностью развалившимися: крыши в них рухнули внутрь, обнажив гнилые стропила. Другие дома еще не утратили целостности, но окна в них были заколочены, а на участках росли сорняки в человеческий рост. Поблизости же от них (иногда напротив через дорогу, а иногда на той же стороне, забор в забор) располагались весьма ухоженные пятистенки с разноцветными резными наличниками и затейливой резьбой на коньках и фронтонах. На одном из торцов красовалась новейшая спутниковая антенна, размерами в половину фронтона.

И совсем уже странно среди этого, с позволения сказать, архитектурно-исторического разнообразия смотрелись кирпичные коттеджи под яркими металлочерепичными крышами, упрятанные за строго-коричневые или мрачно-синие стальные заборы и своими тяжеловесными объемами подавлявшие земельный участок.

Весьма странной была и нумерация домов. В начале деревни (если верить дорожному знаку) или поселка (если довериться охранному агентству) стояла изба под номером 1, а рядом с ней, за высоким забором – коттедж номер 43, за которым следовал еще один коттедж под номером 1А. С другой же стороны улицы номера были исключительно с дробями, и на одном доме даже значилось «13/2а».

И надписи, объявления, печатные и от руки, чуть ли не на каждом фонарном столбе, на каждом более или менее представительном дереве: «СТРОИМ Дома Дачи Бани», «Реконструкция и ремонт Заборы и крыши», «Удалим Деревья и пни Обрезка сада», «Дизтопливо Доставка от 1000 л», «Бурим на воду», «Котлованы Рытье Засыпка» и тому подобное. На развалившемся заборе, за которым кроме бурьяна вообще ничего не было, – «Монтаж Сантехники Электрики Отопления». На дереве возле избы с провалившейся крышей – «Усиление сотовой связи» и рядом «Кроты, крысы, комары». И везде номера телефонов, почти всегда мобильные и лишь однажды питерский городской.

На одном объявлении были сразу три мобильных номера и надпись, которую, не веря своим глазам, Профессор прочел несколько раз, прежде чем развести руками и покачать головой. Надпись гласила: «МИСС ЗАНЯТОСТЬ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ОБЛАСТИ. Возраст: 20–30 лет. Заявки принимаются до 1 июля 2012 года». «Это по каким же профессиям занятость?» – естественно спросилось Андрею Владимировичу, и он даже стал озираться по сторонам, словно надеясь в сей ранний час увидеть хоть какого-нибудь другого человека, к которому можно было бы подойти и уже озвучить этот игривый вопросец.

11
{"b":"651764","o":1}