— Гори, — произносит Иона, пристрелив безногого человека–слизняка, который вцепился в его ботинки. На лице Тайта — широкая улыбка. — Пусть все сгорит! — кричит он, убивая жилистого мужчину с тремя сращенными лицами. Одно из них смеялось, второе плакало, а третье злобно рычало.

Как и всегда, Иону спасает сестра. За миг до того, как поддаться безумию, он видит перед собой образ Мины, исполненный скорби, и успевает опомниться. Если впустить в себя неистовство, дать ему по–настоящему впиться зубами в душу, от него уже не избавиться. И тогда Тайт не сможет найти сестру, потому что перестанет искать. Забудет о ней. Этого нельзя допустить.

Поэтому Иона заметает раскаленный уголь своей души пеплом и снова обращается в лед.

— Я — ничто, — произносит он, и становится по слову его.

Он бездумно истребляет оставшихся мутантов — стреляет, перезаряжает и убивает с эффективностью боевого сервитора, исполняющего протокол ликвидации. Такое случалось уже много раз и наверняка произойдет вновь. Тайт не меньше шести лет брел по длинной, залитой кровью дороге из Карцерия, скованного адской ночью, в трущобы мутантов на Хараме, но подозревает, что скитания только начались.

Окончив зачистку, Иона обнаруживает, что Мутантрица Иморо почему–то еще жива. Стоя над ней, он слышит бульканье из опаленной и разодранной глотки карлицы. Иона не сразу понимает, что тварь смеется.

Темные капли крови оросили страницу. Спустя мгновение они исчезли, поглощенные голодным пергаментом. Тайт с отвращением отдернул руку. Книга давно присосалась к его душе, но будь он проклят, если согласится включить в договор еще и жизненную влагу.

«Проклят?» — хмуро усмехнулся Иона.

— Думаю, поздновато об этом беспокоиться, а? — по секрету признался он еретической книге.

Конечно же, теперь еретиком был сам Тайт, ведь именно он заполнил большую часть страниц словами, родившимися из его впечатлений и озарений. Таинственный пролог тома стал семенем, откуда произросло все остальное: и текст, и странствия. Одно вело за собой другое, каждый пассаж, давшийся тяжким трудом, намекал на новые неизведанные горизонты, где неизменно таились новые ужасы и темные откровения, которые предстояло записать, а затем поразмыслить над ними. Иона приносил самого себя в жертву повествованию, ведущему не иначе как в бездну, и оно утягивало автора за собой с каждым исписанным листом, с любым сделанным шагом.

«Книга твоя, Иона Тайт, — заявил когда–то самопровозглашенный творец с серебряными глазами. — Закончи ее».

Угрюмо обдумывая встречу с палатиной, Асената добралась до своей комнаты, но затем прошла по коридору к соседней двери. Во второй раз за ночь она замерла в нерешительности перед чьей–то дверью.

«Мне нужно с ним поговорить», — решила Гиад.

Робко, но настойчиво она стучалась почти минуту, пока Иона наконец не открыл. Его лицо обмякло, а мутные глаза словно смотрели куда–то вдаль. На секунду Асената испугалась, что он не узнаёт ее, но в то же мгновение во взгляд Тайта вернулась острота.

— Сестра Асената, — пробормотал он, — тебя явно что–то беспокоит.

— Как часто они случаются? — спросила Гиад без всякого предисловия. — Поругания?

Иона устало тряхнул головой и отступил в сторону:

— Ты лучше зайди.

Воздух в комнате вонял чем–то посильнее его обычных палочек лхо. Возможно, обскурой? От висящего в комнате дыма у Асенаты закружилась голова, в которой и так неудержимо вертелись сбивающие с толку мысли.

«Неудивительно, что он был не в себе», — рассудила сестра.

Внимание Гиад привлекла яркая лампа на столе. Рядом с ней лежала толстая книга, раскрытая почти у самого конца. Гиад успела заметить, что изящно выведенные буквы заполняют лист где–то до середины, но Иона захлопнул том, прежде чем Асената успела что–либо прочитать. Синий кожаный переплет книги украшали два серебристых разряда молнии, один чуть повыше другого. При всей простоте символа казалось, что он наполнен… чем? Значимостью? Возможностями?

— Ты что–то пишешь? — спросила Асената, указав на письменные принадлежности на столе. Очевидно, священник, как и она сама, предпочитал перо и чернила.

— Я говорил тебе, что все из–за книги, — ответил Иона, убрав том в ящик. — А что касается твоего первого вопроса, то у меня нет ответа, сестра. Как часто они случаются? Слишком часто, я бы сказал, но это только мои догадки. Мы можем ощущать изменения, но не отслеживать их.

— Потому что сами преображаемся вместе с ними, — произнесла Гиад, интуитивно следуя за ходом его мыслей. — Они преображают нас.

— Одно такое тебя только что крепко достало, да? — вздохнул Иона, по–стариковски опускаясь в кресло. — Но уже ускользает из твоей памяти.

— Почему так происходит?

Они часто разговаривали в оставшиеся дни путешествия, и между ними даже завязалось нечто вроде осторожной дружбы, но раньше Гиад никогда не поднимала эту тему. Слишком нелегко допустить вероятность того, что пространство и время — сама реальность — могут занемочь. Как лечить такую болезнь?

— Почему? — настойчиво повторила Асената. — В чем причина?

— Я не знаю. Может, кто–нибудь дергает нас за ниточки, и мы танцуем. Или рвет их, желая посмотреть, что получится. — Иона кисло улыбнулся ей. — Или же все расплетается само собой, и в происходящем нет никакого смысла.

— Но ты в это не веришь.

— Нет, — согласился Иона, неожиданно становясь серьезным. — Нет, я не верю. Я думаю, что источник здесь и твой гребаный экзегет сидит в нем по самые уши.

— Ольбер Ведас — глубоко верующий человек и утонченный мыслитель! — возразила Гиад, сама поражаясь своей убежденности. — Многие считают его святым.

— Давай сойдемся на том, что я смотрю на него иначе. Каждый может пасть, сестра. И чем выше ты забираешься, тем сильнее ударишься оземь… Не исключено, что даже расколешь фундамент. — Иона потер белесый шрам между глаз, и Асената заметила у него на руке засохшую кровь. — Так или иначе, завтра я все узнаю.

— Ты решил посетить Люкс–Новус, — догадалась Асената. — Думаешь, это разумно?

— Я ради этого и прибыл.

— Подожди пару дней, — предложила Гиад. Я сумею пойти с тобой, как только удостоверюсь, что мои пациенты в безопасности.

— О, так ты на самом деле заботишься о несчастных ублюдках?

— Тебя это удивляет, пастырь?

— Нет, и вот это для меня сюрприз. — Иона посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. — Так, минутку…

Шаркая подошвами, он подошел к сундуку, стоящему в изножье кровати, и вытащил оттуда металлический ящик с угловатой аквилой, выдавленной на крышке.

— Я не всегда работал один, — произнес он, ставя коробку на стол. — Тут снаряжение Астра Милитарум. — Он отщелкнул задвижку, и крышка распахнулась. Под ней оказался внушительный с виду вокс–передатчик. — Настрою его как ретранслятор и оставлю здесь включенным. Зоны покрытия должно хватить на добрую половину Кольца, а может, и больше, если только шторм не начнется. Тогда никаких гарантий.

На передатчике висели две переносные гарнитуры. Иона протянул одну Асенате и положил вторую в карман. Гиад не стала спрашивать, как Тайт раздобыл оборудование, выпущенное для Милитарум. Его окружал ореол куда менее прозаичных тайн.

— Покажи, как работает, — попросила Гиад.

Иона быстро проинструктировал сестру. Манерой поведения он больше напоминал солдата, чем священника.

«Ты сыграл много ролей, Иона Тайт, — подумала Асената, — кроме себя настоящего».

Несмотря на их долгие разговоры, Гиад все еще понятия не имела, кто он на самом деле.

«Или что».

— Выходим на связь каждые шесть часов после рассвета, — заключил Иона. — Или если что–то случится. Только не привлекай внимания.

— Я поняла.

— Хорошо. Значит, поговорим где–то в полдень, сестра.

— То есть ты не станешь ждать? — требовательно спросила Асената. — Ты твердо намерен завтра встретиться с экзегетом.