Однако, что было еще более непостижимым, так это то, что каждый год первого октября, когда гавайское лето было в самом разгаре, семьи миссионеров неизменно одевались в плотное шерстяное нижнее белье. Эта привычка сохранилась у них еще с Бостона, и они не собирались расставаться с ней здесь. Кроме того, они так и не научились расслабляться, купаясь в прохладных водах лагуны, поскольку "Лондонский медицинский словарь" Бартоломью Парра особо предупреждал их: "Плавание является трудоемким упражнением, и не должно практиковаться, с тем чтобы не истощать запас своих сил. Для человека, в отличие от четвероногого, плавание неестественно, поскольку зверь в воде повторяет те же движения, которые производит и на суше".

Все эти условности стали результатом самой серьезной пропасти, возникшей между миссионерами и местными жи телями. Гавайцы, так любящие купаться, которые не могли проработать и двадцати минут, чтобы не сделать небольшой перерыв и хотя бы обрызгать свое тело прохладной водой, счи тали миссионеров не только грязными людьми, но и очень бы стро заметили, что от тел белых священников исходит весьма неприятный запах. Иногда Малама, которую тоже раздражал запах пота миссионеров, предлагала Эбнеру и Иеруше попла вать на запретном пляже, предназначенном исключительно для алии. Однако всякий раз Эбнер отказывался от этого при глашения, будто оно исходило от самого черта.

Кроме того, вся мудрость, собранная за долгие века островитянами, также игнорировалась миссионерами и их семьями. Потея в невероятно теплой и плотной одежде, они продолжали избегать потреблять здоровую пищу, которая окружала их со всех сторон. Эти странные люди упрямо трудились сверх своих сил, слабея из года в год, теряя здоровье и наконец умирая от истощения и перенапряжения. Но, даже погибая, они продолжали обращать народ островов в христианскую веру.

* * *

В году, когда строительство церкви было уже на две трети закончено, однажды вечером к Эбнеру подошел Келоло со своей последней просьбой.

Мы еще можем поменять место входа, - начал он. - Тогда злые духи не смогут попасть внутрь.

Господь позаботится о том, чтобы зло никогда не про никло в его церкви, - холодно ответил Эбнер.

Ты не смог бы пройти вместе со мной на площадку? - умоляющим тоном произнес Келоло.

Все уже было оговорено, - отрезал миссионер.

Я хотел бы показать тебе очень простой способ... - хотел посоветовать Келоло, но не успел.

Нет! - грубым окриком прервал его Эбнер.

Прошу тебя! - снова взмолился вождь. - Есть еще кое- что, что тебе должно быть известно.

Противясь самому себе, Эбнер отшвырнул перо и нехотя вышел в ночь, к месту, где строилась церковь. Здесь уже собралась небольшая группа пожилых людей. Они сидели на корточках и внимательно разглядывали будущее здание.

Что они тут делают? - с недоумением спросил Эбнер.

Это мои молящиеся кахуны, - охотно пояснил Келоло.

Ни за что! - воскликнул преподобный Хейл, отстраня ясь от жрецов. - Я не собираюсь обсуждать с кахунами про ект церкви Господа нашего.

Эти люди любят Бога, - не отступал Келоло. - Спроси их сам. Они знают катехизис. И они хотят, чтобы мы постро или крепкую церковь.

Келоло, - уже более спокойно попробовал объяснить Эб нер, приближаясь к неподвижно сидящим старцам, - я пре

красно понимаю, что в старые времена эти жрецы сделали много добра. Но Богу больше не требуются кахуны!

Макуа Хейл, - взмолился Келоло, - мы пришли сюда, как друзья, которым очень дорога эта церковь. Пожалуйста, не оставляй дверь там, где ты ее задумал. Каждый кахуна хо рошо знает о том, что это невозможно в наших местах с точки зрения влияния духов.

Высший дух - это Господь Бог! - возмутился Эбнер.

Однако ночь выдалась на редкость приятной, бледный полумесяц светил на западе, а по небу изредка пробегали почти прозрачные облака. Может быть, именно поэтому Эбнер решил все же присесть рядом с кахунами и побеседовать с ними о религии. Он был удивлен тем, как многое из Библии известно этим людям, и с каким умением они могли совмещать эти знания со своими древними верованиями. Один из стариков пояснил миссионеру:

Мы верим, что вы правы в том, что говорите, Макуа Хейл. Бог может быть только один, и мы привыкли называть его Кейн. Существует также Святой Дух, и мы называем его Ку. Есть также и Иисус Христос, для нас он - Лоно. И, кроме того, существует король преисподней, это - Каналоа.

Бог - это не Кейн, - логично возразил Эбнер, но каху ны не стали с ним спорить. Они только слушали миссионера, а когда настала очередь высказаться им, они заговорили:

Когда Кейн, то есть Бог, желает выстроить церковь, он наблюдает за ней. Он всегда так поступал, когда мы сооружа ли свои храмы.

Но Бог не лично следит за строительством именно этой церкви, - пояснил Эбнер.

Но Кейн следил.

-Кейн - это не Бог, - терпеливо повторил Эбнер. Мужчины глубокомысленно закивали и продолжали:

Итак, раз уж Кейн заинтересован в строительстве этой церкви, и так как мы всегда любили и почитали Кейна, мы ре шили, что было бы правильно посоветовать вам вот эту дверь...

Дверь будет находиться именно там, где я сказал, - за упрямился Эбнер. - Потому что именно с этой стороны стро ят двери во всех церквях. Вот, например, в Бостоне поступи ли бы точно так же. И в Лондоне дверь стояла бы на этом же месте.

Но в Лахайне Кейн не захотел бы, чтобы она находилась здесь, упорствовали кахуны.

Кейн - это не Бог, - упрямо повторил Эбнер.

-Мы понимаем, Макуа Хейл, - вежливо согласились старцы. - Но так как Бог и Кейн - это одно и то же понятие...

Нет, - не отступался Эбнер. - Бог и Кейн - это совсем не одно и то же.

Конечно, - чистосердечно признали и это кахуны. - Имена у них разные. Но мы точно знаем, что Кейну не понра вилось бы, что дверь располагается именно так.

Дверь останется здесь, - подытожил результаты спора Эбнер.

Тогда Кейн сам разрушит эту церковь, - с грустью кон статировали кахуны.

Бог не разрушает свои собственные церкви, - попробо вал убедить мужчин преподобный Хейл.

Кейн поступает именно так, и нам это известно. Если, конечно, церковь выстроена неправильно, а так как Кейн и Бог - это одно и то же...

Внимательные и мудрые кахуны ни разу не вышли из себя и не стали нервничать, беседуя с этим маленьким человечком, который не совсем хорошо разбирался в религии, насколько они сами могли судить об этом. К этому времени Эбнер тоже научился оставаться спокойным при любых обстоятельствах, и поэтому дискуссия о правильном расположении двери длилась несколько часов, пока луна не исчезла на западе, и теперь только темные облака скользили по мрачному и такому таинственному небу. Так и не придя к обоюдному согласию, обе стороны решили закончить встречу. Кахуны весьма жалели своего заблудшего друга, так упорно вознамерившегося выстроить для Кейна церковь, которая заранее была обречена на гибель. Келоло, поднимаясь, объявил Эбнеру:

После того как я попрощаюсь с кахунами, обязательно провожу тебя до дома.

Но я прекрасно доберусь и сам, - заверил его миссио нер.

Но в такую ночь... - опасливо качал Келоло, погляды вая на низкие облака, проплывающие прямо над кокосовыми пальмами, - наверное, все-таки будет лучше, если я...

С этими словами он быстро попрощался с кахунами, чтобы успеть пробежаться по пыльной дороге и обогнать храброго мис

сионера. Однако не прошли мужчины и нескольких сотен ярдов, как Эбнер услышал, что кахуны - эти упрямые старцы - продолжают преследовать их, и тогда обратился к Келоло:

-Я не могу и не хочу с ними больше ни о чем спорить. Но когда сам вождь повернулся, чтобы самолично передать

это кахунам, он не увидел за собой ни единой живой души. Старцы вовсе не намеревались преследовать их. Никого, кроме, разве что, зловещего эха, раздававшегося, словно с неба. В тот же момент Келоло схватил Эбнера, заключив его в свои железные объятия, и в страхе забормотал: