А зачем? - недоумевал священник.
Кахуны должны решить, с какой стороны будет распо лагаться вход в храм, и где будут сидеть люди, - попытался объяснить Кеоки.
Келоло, почувствовав, что Эбнер отнесся к предложению с отвращением, поспешил вмешаться в разговор:
-Не следует строить церковь без согласия кахун. Эбнер почувствовал, что у него начинает кружиться голова
и темнеть в глазах. Уже не первый раз после приезда на Га вайи ему приходилось сталкиваться с полным непониманием со стороны местного населения. Малама и Келоло оба очень хотели, чтобы на острове процветало христианство, и оба они уже сделали немало для того, чтобы новая религия была вве дена быстро, без сопротивления и жертв. Правда, зачастую
Эбнеру становилось ясно, что они борются за христианство не потому, что хотят познать истину и добиться спасения своей бессмертной души, а потому что считют, что это более выгодная и удобная религия, чем та, которая существовала на островах до сих пор. Однажды Келоло заявил:
-Если Иисус Христос снабжает вас огромными корабля ми с парусами, а Кейн может предложить нам только каноэ, выходит, что Иисус Христос гораздо лучше. Поэтому мы с ра достью примем его на нашем острове.
Малама же, на которую всегда производило большое впечатление печатное слово, поправила супруга:
Иисус Христос несет людям вовсе не корабли. В этом черной ящичке находится мана, - произнесла она, со знани ем дела указывая на Библию. Когда мы научимся читать все то, что находится внутри этого ящичка, мы узнаем секрет маны и сами станем такими же сильными.
Иисус не приносит людям ни книги, ни корабли, - тер пеливо объяснял Эбнер. - Он приносит с собой свет, озаряю щий душу.
Свет мы тоже с удовольствием возьмем, - радостно со гласился Келоло, ему надоели коптящие светильники на оре ховом масле. Разумеется, свечи белого человека, выплавлен ные из китового жира, казались куда предпочтительнее.
Я имел в виду совершенно другой свет, - устало произнес Эбнер. Иногда эти гавайцы казались такими непонятливыми, что спорить с ними становилось бесполезно. Однако на этот раз священник оставался непреклонным в своем решении:
-Никаких кахун, никакого зла. Языческие жрецы не должны высказывать своего мнения по поводу того, как будет строиться церковь Господа нашего.
Но кахуны... - начал было Келоло и запнулся.
Нет! - выкрикнул Эбнер. - Вход будет вот здесь. А ко локольня - вон там. И в знак своего окончательного решения он положил камни на указанных местах. Когда все ориентиры были намечены, Келоло некоторое время молчал, изучая их. Он смотрел то в сторону холмов и даже куда-то за них, потом поворачивался к горам. Он долго следил за тем, куда и где по ворачивает ручей, мысленно прикидывал расстояние до моря. Но больше всего его интересовал рельеф местности, будто зем ля сейчас состояла для него из человеческих рук, ожидаю щих, когда новый храм окажется, наконец, в их ладонях.
Спустя несколько минут Келоло печально покачал головой и со вздохом объявил:
Кахунам это не понравится.
Ваши кахуны никогда не войдут в мой храм, - начал сердиться Эбнер.
Как! Ты не допустишь в храм кахун? - изумился Келоло.
Разумеется. Это будет церковь лишь для тех, кто покло няется Иисусу и соблюдает его заповеди.
Но кахуны больше всех стремятся присоединиться к те бе, - продолжал недоумевать вождь. - Они хотят узнать, ка кой силой обладает твой бог, что с его помощью твой народ умеет строить корабли и даже изготавливать свечи, которые намного лучше наших светильников. О, лучших привержен цев твоей религии, чем кахуны, ты среди наших людей не отыщешь!
И снова Эбнер почувствовал приступ головокружения. Опять эта гавайская непоследовательность и противоречивость! Священник постарался взять себя в руки и тихим, ровным голосом пояснил:
Я явился сюда с Библией в руках, чтобы как раз смести всех кахун, их богов, их традиции и ритуалы.
Но кахуны любят Иисуса Христа! Он такой могущест венный! И я тоже люблю Иисуса Христа.
Но вы же не кахуна, - уверенно сказал Эбнер.
Очень медленно Келоло выпрямился во весь свой рост и расправил плечи:
-Макуа Хейл, я - Кахуна Нуи. И мой отец был Кахуна Нуи, и его отец, и его отец тоже, и так далее до самого Бора- Бора.
Эбнер был сражен такой информацией, однако не подал и виду, что слова Келоло произвели на него сильное впечатление. В этот ответственный момент он не имел права поддаваться и уступать вождю ни в чем.
Мне все равно, пусть даже ваш далекий пра-пра-прадед Бора-Бора и был кахуной.
Бора-Бора - это остров - гордо сообщил Келоло.
Впервые слышу о таком.
Теперь настала очередь Келоло удивляться:
-А разве в Бостоне вас не обучали? - Он замолчал, подумал о чем-то, а затем решительно поставил ногу на тот камень, кото рый должен был указывать место входа в храм Эбнера. - Макуа
Хейл, мы с вами переживаем времена, когда боги меняются. И эти времена всегда были сложными. Когда я говорю что-то как кахуна, я вовсе не обязательно при этом защищаю старых богов Гавайев. Их уже давно победил твой бог. И это известно всем. Я говорю, как кахуна, который хорошо знает эти земли. Мне часто доводилось беседовать с духами Лахайны, и я прекрасно понимаю местные холмы и горы. Макуа Хейл, поверь мне, если я говорю, что вход нужно расположить в другом месте, значит, так оно и есть.
-Нет, вход будет именно там, где я его обозначил, - уп рямо повторил Эбнер.
Келоло с грустью посмотрел на этого тщедушного человечка, который ничего не понимал в строительстве храмов, но спорить больше не стал:
Сейчас мне пора уводить своих людей назад в горы за сандаловым деревом. Когда они сделают три похода и вернут ся, я прикажу им начать строить храм.
Три похода! Келоло, но к этому времени может погиб нуть урожай!
Эти люди принадлежат мне, - упорно заявил Келоло, и в тот же вечер две тысячи мужчин покорно отправились за сандаловым деревом в горы.
* * *
На тридцатый день после приезда миссионеров в Лахайну, Малама Алии Нуи заставила своих служанок нарядить ее в новое платье из китайского шелка, которое сшила для нее Ие-руша Хейл. Впервые Малама надела обувь - это были грубые не зашнурованные ботинки моряка, и покрыла голову с роскошной копной черных волос соломенной шляпой с большими полями, привезенной с Цейлона. Затем она велела слугам постелить новую тапу, соблюдая при этом предельную аккуратность. Когда все было выполнено, она удобно расположилась на полу, жестом указав слугам, чтобы они начали работать опахалами и, положив перед собой лист бумаги, чернильницу и китайское перо для письма, провозгласила:
- Сейчас я буду писать.
И после этого ровным, почти идеальным почерком она на писала письмо на гавайском языке своему племяннику в Го нолулу:
"Король Лихолихо. Мой муж Келоло много работает. Он собирается купить корабль. Алоха, Малама".
Когда этот напряженный труд был закончен, огромная женщина издала вздох облегчения и подтолкнула письмо в сторону Эбнера и Иеруши. Затем в комнату вошли женщины, чтобы сделать Маламе массаж, а она лежала довольная и счастливая, гордо улыбаясь и слушая мнение Иеруши, которая искренне похвалила свою ученицу. Она сказала:
-Я не встречала еще человека, который мог бы так быст ро обучаться, как Малама.
Когда Кеоки перевел матери эти слова, она перестала улыбаться и, оттолкнув от себя массажисток, заявила:
Скоро я буду писать письма королю Америки на вашем языке и при этом буду использовать все двадцать шесть букв.
У нее это получится! - с гордостью кивнула Иеруша.
Ну, что ж, моя маленькая доченька, - продолжала Ма лама, - ты хорошо постаралась и научила меня писать. Иди домой и отдохни. Теперь меня будет обучать Маку а Хейл. - Отпустив Иерушу, Алии Нуи перекатилась на живот, устрои ла подбородок между ладонями, внимательно взглянула в глаза Эбнеру и скомандовала: - Расскажи мне о своем боге.
