«А в глазах тот голод, что не скроет

Твое желанье жертву настичь»

Восемь патронов без передышки полетели в стену. Палец по привычке нажимал на курок, даже когда обойма была опустошена.

«Она пуста, как и ты… опусти…»

«Зачем продолжать, скажи, гадать?

Как различить, когда

Пора уйти, а когда лишь ждать?

Что хочет “завтра” от меня?»

Джек, обреченно выдохнув, медленно опустил руку с пистолетом. Еще несколько секунд слабости, а затем мужчина поднимается, возвращается в свое кресло, перед этим взяв бутылку виски, оставленную Самантой, и жадно пьет.

«Это всего лишь миг, всего лишь сегодня. Завтра все будет иначе, и ты это знаешь. Пей… пей… заглуши все живое, что проснулось в тебе. Сделай себя мертвым, проведи свою линию…»

«Важно ли то, что вижу я,

Раз игру не я веду?

Где же нам провести черту?

Где, скажи, провести черту?»

Невидящим взглядом Джек смотрел в пустоту перед собой, воспоминания больше не трогали его. В голове не осталось образов, лишь жестокий внутренний голос, подливающий масла в огонь. Виски быстро закончилось и мужчине пришлось встать, чтобы взять очередную бутылку. Он пил не останавливаясь, чтобы утопить свое сознание в опьянение. И оно пришло, накрыло медленно, будто мать теплым одеялом. Алкоголь читал свои сказки на ночь, приятные, греющие душу, успокаивающие. Еще глоток, еще и еще.

«На улице пляс тени и огней

Узор рисует неизвестных строк,

И тянет одиночество к земле,

Как птицу клетка, что сковал замок

Так, может, нам влиться в маскарад?

Пока не погибло всё,

Пока любовь не знала страсти ад,

Что хочет “завтра” от меня?

Важно ли то, что вижу я,

Если не мне вести игру,

Где же нам провести черту?»

До тех пор, пока краски мира не размылись под воздействием виски, до тех пор, пока огонь в камине расплылся в нечто большее. До тех пор, пока внутренний голос не превратился в сон.

«Завтра хочет, чтобы ты был сильным, как и раньше. Ты должен им быть. Ты должен снести на своем пути все до чего сможешь дотянуться. Убить всех, кто встанет между тобой и твоей целью. Сделай это, пока у тебя еще есть время. А его осталось очень мало»

«Где прохладный бриз,

Зелень поля и

Где рук мамы теплота,

Где бесстрашие отца?

Солнца погаснет свет,

Спит оно в святой земле

Вместе с осени листвой,

С тем, кто не знаком с бедой

Что б “завтра” ни ждало от меня,

Все же я здесь, свободен я,

Волен знаки сам читать -

Моя черта»

***

22:46 PM

«Занятно, вот так сидеть, пялиться в стену и ни о чём не думать. Понятное дело, что я всё равно думаю. Хотя бы о том, что я не думаю. Спасительная тавтология. Но это правда. Обезболивающее пополам со стимулятором всё ещё действует, так что мирские проблемы меня сейчас мало волнуют. Не волнует то, что я смог в одиночку пробраться на территорию «Тёмных Светил». Не волнует, что смог удрать от копов. То, как добрался до машины вместе с Даной, как наплевал на новую перевязку и просто вкатил себе лекарство, чтобы добраться домой. Честно говоря, меня не волнует даже то, что я здесь. Пришёл всего пару минут назад, захлопнул за Беннет дверь, зашёл на кухню, выпил залпом стакан виски и теперь здесь. В комнате, сижу на кровати. И мне всё равно. Это действие лекарства? Или что-то меня так допекло? Я не знаю. Но я чувствую невообразимую усталость. Такую, не скинешь простым сном. Даже за неделю нормированного сна. Я не понимаю её природу, но понимаю, что сон не поможет. И алкоголь тоже. Я не знаю, где искать спасательный круг. Идя за Даной, мне казалось, что я успокаиваюсь свою совесть, своё эго, но теперь, когда всё позади, мне всё равно. И я не знаю, что мне делать. Мне не хочется идти дальше. Не хочется оставаться на одном месте. Мне всё равно, что будет с Рейландом, с этим городом. Это словно… свобода? Надеюсь, что нет. Надеюсь, что дело лишь в том препарате. Если нет, то скверны мои дела. Хотя бы потому, что мне всё равно даже на то, что я должен перевязать руку. Я чувствую, как кровь сочится сквозь повязку и стекает вниз. Кажется, я заляпал себе пол… но ведь ясно же, что мне всё равно, правда? Несколько жалких минут, а я превратился в пустое место. Просто сижу, облокотившись локтями о колени и низко сгорбившись. Слышу даже как капли крови падают на гладкий паркетный пол, образовав там небольшую лужицу. Ещё слышу шаги Даны. Тишина… не в квартире. В голове. Прежде чем об этом подумать, я слушал её. Человек рядом. Я не один. Я должен что-то сделать. Встать. Спросить, как она себя чувствует. В конце концов, ей здорово досталось. А я сижу здесь и не могу даже оторвать взгляд от стены перед собой. В темноте она превратилась в сплошное чёрное марево. Нет никаких очертаний, всё слилось в одно»

«Сколько прошло времени? Десять, пятнадцать минут? Кажется, что прошла целая вечность, когда Джон молча выпил стакан виски и исчез в своей комнате. А я так и продолжаю стоять на кухне, уставившись в окно и совершенно не воспринимая того, что я там вижу. Мертвецкая тишина обрушилась на мои плечи и давит с какой-то нечеловеческой тяжестью. Конечно, нечеловеческой, придуманная тишина, моральное давление. Мне не хотелось двигаться, так как казалось, что если сдвину эту глыбу молчания, то произойдет взрыв. Однако, я шевельнулась и мгновенно замерла, ожидая чего-то. Ничего не произошло, поэтому я осмелилась и налила себе виски, что Джон оставил на столе. Обжигающая жидкость прокатилась по горлу, согревая пищевод и одновременно сводя язык. Зажмурившись, я глубоко вдохнула, прогоняя дурноту и полностью сосредотачиваясь на неестественном тепле в животе. Алкоголь на голодный желудок действовал достаточно быстро, он прогнал видения этого дня, и даже плита тишины показалась чуть легче»

Она старалась двигаться бесшумно, словно кошка, крадучись прошла по коридору, боясь издать хоть толику шума. Эта тишина обволакивала ее и пугала, но что-то тянуло Дану к двери в спальню, которая по счастью оказалась приоткрыта. В небольшой щелке девушка увидела Джона, но совершенно другого, не такого, каким она видела его раньше. Перед ней был уставший, потерявший надежду человек. Безмолвие достигло своего апогея, когда Дана очень громко и отчетливо услышала, как капли крови падают на пол.

«Кап… кап… кап… Самые громкие звуки моей жизни. Это невыносимо, поэтому наплевав на осторожность, я бросилась к ванной, где довольно шумно пыталась найти аптечку. Все что угодно, лишь бы прогнать это. Этот звук, эту тишину, безмолвный крик о помощи»

Дверь в спальню резко открылась и Дана замерла на пороге, она хотела ворваться в комнату, однако что-то ее остановило. Вернулась прежняя осторожность и девушка, мягко ступая, двинулась к Джону. Так же тихо, она присела перед ним на колени и аккуратно коснулась его руки. Ей хотелось что-то сказать, нарушить эту чертову тишь, но слова застряли где-то по пути, поэтому блондинка попыталась поймать опущенный взгляд Джона.

Он слышал её шаги в коридоре. Слышал, как она снова отошла от двери. Грохот в ванне. Или точнее, нечто похожее на него. Просто Джону казалось, что он слышит каждый уголок своей квартиры. Слух словно гипертрофировался. Стал охватывать то, чего раньше не мог. Каждый звук рисовал в голове парня картинку происходящего. Белыми неровными и размытыми мазками по чёрному холсту. Тьма перед глазами расползлась окончательно, так что Гриму казалось, будто он уже закрыл глаза, а не уставился расфокусированным взглядом перед собой. Чёткие и сильные шаги сменили грохот в ванной комнате. Дана снова возвращалась. Ещё немного и она откроет дверь. И всё это разрушится. Уйдёт. Джону хотелось в это искренне верить. Он уже с нетерпением ждал, когда скрипнет дверь и это состояние безысходности его отпустит.

«Но ничего не произошло. Снова. Тьма не рассеялась. Я должен был непроизвольно вздрогнуть. Посмотреть в сторону того, что нарушило тишину. Но я так и сижу без движения, чувствуя и видя всё то же и так же. Это состояние начинает раздражать даже меня самого. Хочешь пошевелиться, но настолько свыкся со своим положением, что боишься что-то изменить. Что же такого я нашёл во всём этом? У меня не так много времени, чтобы это выяснить, если меня это волнует. Я слышу, как она подходит. Медленно и осторожно, словно дикая кошка. Почти беззвучно. Странно. Её шаги должны меня оглушать, если я слышу, как даже капает вода из крана на кухне, но Дана идёт почти беззвучно. Рядом с собой я её не слышу, а скорее чувствую. Человеческое присутствие. Тёплое прикосновение. Оно вырывает меня из этого странного состояния. Оно напоминает мне, что я живой, что я из плоти и крови. Я несколько раз моргнул, пытаясь понять, где передо мной тёмная стена, а где ты в полумраке комнаты. Казалось, целую вечность я выхватываю взглядом твой образ и пытаюсь найти твои глаза. Меня спасает отблеск уличных огней, струящийся сквозь окно в стороне. Ещё немного и я привыкаю. Могу рассмотреть тебя так, словно в комнате светло. Но не могу понять, что вижу в твоих глазах. Сперва мне кажется, что это грусть, усталость, но там есть что-то ещё. Чего мне, такому недалекому существу мужского пола, точно не понять. Может я не заметил, как сказал тебе ещё что-то лишнее? Джон, ты последняя свинья. Всё это вышло по твоей милости. Совершенно всё. Из-за твоей грёбаной несдержанности. И что в итоге? Припёрся домой и уселся в комнате, словно самый несчастный и обиженный человек на свете. Даже не подумал о том, что руку нужно перевязать и осмотреть Дану. Что её, по-хорошему, нужно доставить в больницу, найти способ, как это сделать, чтобы она не засветилась. Очнись, что б тебя!»