Много лет назад я остановилась и внимательно взглянула на эти дома. В их безотрадные, заунывные окна и услышала, как они поют. Дома пели о своей жизни, о своем рождении, существовании и теперь забытье. Жаловались, что они хотят, чтобы их снесли. Ибо нет хуже существования, чем бесцельное. Они не могут выполнять свою функцию, для которой были построены, и эта их мучительная боль длиться годами. С тех пор я выискивала такие дома, слушала их песни, сочувствовала им и постепенно понимала. За всем этим лоском Нью-Йорка, за всей его силой, мощью, богатством. Скрывается его душа, выполненная в виде маленьких стареньких домов. Несчастная, страдающая и не находящая покоя.

Мейнсквер я любила, но больше всего из всех улиц мне нравилась Сайлент драйв, хотя кажется, давно никто не помнит ее название. Она находится на западе Нью-Йорка, на самой окраине и здесь когда-то еще жили люди. Добрые, отзывчивые. Такая редкость для большого города. Я всегда называла ее аппендиксом, ведь в Нью-Йорке априори не может быть добрых людей, а здесь они были. Именно поэтому я купила здесь дом, когда узнала, что беременна. Моему счастью не было предела, ведь жизнь с постоянными боями закончилась, я встретила любимого человека, я скоро стану матерью, и я буду жить на улице, где поют дома.

Зря я так думала. К тому моменту Нью-Йорк уже начал мое превращение в монстра. В такого же, что и он сам. Хладнокровного, безжалостного зверя. Я была в его паутине слишком давно, поглотить он меня не мог, и когда я скрылась на самой бесполезной для него улице, он нашел меня и уничтожил… а вместе со мной и всю улицу Сайлент Драйв.

Когда я очнулась в лаборатории Рейланда, я сразу поняла, что прежняя Кэмерон Рид умерла, и теперь мое превращение закончено. Поздравляю тебя Нью-Йорк, ты никогда не отпускаешь себе подобных, и никогда не допустишь, чтобы они были счастливыми.

Я остановилась посреди давно заброшенной улицы, взглянула на обветшалый дом, что стал серо-зеленым от прожитых годов, и не почувствовала ничего. Ни боли, ни разочарования, ни грусти. Ничего. Пустота. А ведь я пришла сюда за ними, за образами своей той жизни, пришла, чтобы услышать, как дома споют мне, мой дом споет мне, расскажет историю, но… все бесполезно. У меня нет прошлого.

Разворачиваясь, я уже собралась уходить, когда услышала. Тихий звук колокольчика, едва различимый. Будто по волшебству вокруг, очерченные золотым песком, появились они. Только это были не мои фрагменты прошлого. Это были мои мечты, то, о чем я когда-то мечтала. Двух полосная дорога, залитая солнечным светом, асфальт кажется еще более черным, на фоне ярко-зеленеющей травы придомовых газонов. А старинные дома, отделанные и выполняющие свое предназначение, счастливо светятся различными цветами. Тихонько поскрипывают качели, на которых качается мальчик восьми лет, слышится смех его отца, что аккуратно толкает его в спину. Доносится запах жаренных сосисок, а затем ласковый голос зовет семью обедать…

Иллюзия растаяла, осыпавшись песком на асфальт, усеянный трещинами. И молчат дома, нет травы. Лишь мрачная, неприветливая улица Сайлент Драйв, которая больше не принимает змею по имени Кэмерон Рид.

***

14:12 PM

«Забавно, как люди из плоти и крови превращаются лишь в кипу документов. При том виртуальных. Ничего не остаётся. Только оболочка и набор слов и цифр, означающих что когда-то жил человек под таким-то именем, с такими-то дефектами по здоровью и умер по таким-то причинам. Всё. В случае с Гарри, всё было намного хуже. Его тело было настолько обгоревшим, что на опознании от меня не было никакого толку. А что я мог им сказать? Что вёл под его опекой своё собственное расследование? Боюсь, тогда и мне придётся обзавестись своим персональным мешком для трупа. А так… просто бывший ученик, сохраняющий связь с учителем. Чёрт… от меня нет никакого толку. Я лишь подставляюсь сам, подставляю тех, кто хоть как-то пытается мне помочь. Айден прав! И это раздражает больше всего!» Гриму хотелось кричать, вскочить с этого чёртова места перед стойкой, не дожидаясь, когда офицер закончит заполнение всех этих формальностей. Джон никогда не думал, какого это, быть по ту сторону стойки в полицейском участке. И он злился. Злился на весь мир. На свою бесполезность и беспомощность, на то, что его родной отец погиб будучи отличным офицером полиции, а отчим никогда не разделял его желание стать полицейским, он злился на сестру, за то что та погибла, злился на Айдена, потому что тот его бросил, когда Грим нуждался в нём, злился даже на Гарри, потому что и он ушёл! И Джон был слишком слеп от злости, чтобы всё это осознать. Он был слеп к своему желанию быть причастным к кому-то… Он хотел всё это как-то выплеснуть из себя, разодрать кожу на груди, если понадобится, но он точно знал, что спасения нет. Грим уже не мог даже представить, что может ещё случиться в его жизни, чтобы стало ещё хуже. Он сам погибнет? Это скорее благоприятный исход его никчёмной жизни. Убьют Айдена? Думать об этом нет смысла, Фостер сам ищет такого исхода, судя по его новому роду деятельности. Ради чего тогда его слушаться? Что бы остаться в живых самому?

- Вот. Подпишите здесь, лейтенант Грим, и Вы свободны. – раздался из реального мира женский уставший голос.

Грим несколько раз моргнул, уставившись на блондинку за стойкой. Её имени он не помнил. Или вовсе не знал, что более вероятно. Джон перестал общаться с коллегами и знал по именам лишь тех не многих, с кем ему приходилось контактировать вынужденно. Так что эта девушка с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, осталась для парня безымянной. Он молча расписался и уже оттолкнулся рукой от стойки, к которой он «прилип» в ожидании.

- Он был для Вас близким человек, лейтенант? – снова её голос. Тихий, немного грустный и осторожный. Она явно не хотела показаться бестактной, и Джон это почти оценил, когда снова обернулся к девушке.

- Мне казалось, что да. – спокойно и бесцветно отозвался Грим, снова порываясь уйти, но девушка его не отпускала, продолжая цеплять зрительным контактом.

- Знаю, Вы не редко говорите это пострадавшим на вызовах, но о своих потерях действительно нужно с кем-то говорить. Так становится легче. У Вас есть с кем поговорить?

Джон не задумывался.

- Нет.

Этот короткий ответ, по сей видимости, заставил блондинку ужаснуться или задуматься, а может испытать ещё какую-то неприятную эмоцию, потому что более её взгляд не цеплялся за Джона. Он развернулся и направился к выходу. С формальностями было покончено. Осталось передать брату Даны деньги и… «И что тогда?»

***

17:00 PM

«Я чувствую, как медленно плыву по течению. Вода плавно качает меня, будто свое дитя и я не вижу, что впереди. Моя судьба в руках реки, что несет меня по пути известному только ей. Никаких мыслей, никаких страхов. Лишь мерное качание воды, да тихие всплески. Хочется закрыть глаза и заснуть, заснуть настолько крепко, чтобы никто никогда не разбудил.

Я вспомнила недавний кошмар, что приснился мне днем перед тем, как я вышла из дома. Кошмар, который толкнул меня на поиски. Он прав, мой внутренний голос, он прав. У меня бывает ломка. И я ее боюсь. То ощущения оцепенелого ужаса, когда некуда бежать. Там было огромное замкнутое помещение из которого не было выхода, и монстр… приближающийся монстр в обличие знакомого мне человека. Бесконечный страх беспомощности… сейчас я не боюсь, все прошло. Спасительный наркотик, пробежав по моим венам, растворился в крови, даруя умиротворение. Вновь реальность растаяла в героиновой дымке. Больше мне нечего делать в этом мире, я сделала все, что хотела. Мои дела закончены. Я могу уйти, спокойно уйти…»

Девушка лежал на ковре в отведенной ей спальне. Ее тело было полностью расслаблено, а глаза закрыты. Дыхание ровным, тихим и постепенно замедляющимся, как и биение сердца.

***

17:14 PM

«И что дальше?» Звучал вопрос в голове, когда Грим снова возвращался домой. Ответ он так и не получил. Просто сделал очередное дело и всё. Просто очередной человек со своим собственным горем, которому нужно сказать только то, что у тебя есть. Больше ничего. И отдать конверт денег. Выслушать море вопросов, возгласов, негодований. И как обычно оставаться бесстрастным. Нельзя принимать всё на себя, иначе свихнешься. Если только уже не слишком поздно, от чего всё в жизни Грима и идёт наперекосяк. Может он не замечает, что говорит себе одно, а делает всё равно иначе? Возможно, иначе, зачем бы он оставил у себя в квартире эту странную наркоманку?