Раньше я никогда не задумывалась о переезде в другой город. Я родилась и выросла в Алма-Ате. Мне всегда нравилось название. Алма-Ата… Как много в этом слове.

В Алма-Ате осталось моё детство, когда город казался мне большим и красивым. Он славился яблоневыми садами, чистым воздухом, живописными ущельями и гостеприимными жителями.

Ещё раньше это был город Верный – военное укрепление, построенное в 1854 году. Верный рос и развивался, и через несколько лет превратился в центр Семиреченской области. В 1887 году землетрясение разрушило его почти до основания. Город отстроили заново. Здания делали приземистыми, не больше двух этажей. Для купцов и почётных граждан – деревянные домики с резными окнами. Сейчас это памятники архитектуры – они стоят в старом центре – и радуют глаз своей простотой.

***

В детстве я не знала названий центральных улиц, поскольку мы жили на окраине. Наш небольшой обособленный район, с детским садом, школой, кафе-мороженым и универмагом, был для меня целым городом.

Утром я выходила во двор и оказывалась в огромном мире, который предстояло исследовать. Я изучала его планомерно, постепенно отодвигая границы и увеличивая площадь своих познаний. Я искала друзей, которые стали бы моими сообщниками в тайных экспедициях в лог, ВОХР, УТО и здание аэропорта. Кто осмелился бы набрать яблок с чужого огорода, нарушить правила в известных играх, устроить концерт на весь двор, залезть на самое высокое дерево или пробежаться по забору. Конечно, такие люди находились, и их было немало. Мы все были бесшабашными авантюристами. Жаль, что сейчас многие растеряли былой задор…

***

Когда я подросла, мне стало тесно в нашем районе, где не было ни кинотеатров, ни ресторанов, ни крупных магазинов. Поэтому мы стали выезжать «в город». Сначала с родителями, которые устраивали культурную программу с походом в цирк, а потом и самостоятельно.

Помню, я долго-долго ехала на автобусе, считала остановки, глядя в окно. Смотреть было особенно не на что: покосившиеся домишки, частный сектор, как их называли, роща да железная дорога. С дедушкой мы обычно спорили на щелбаны: увидим ли мы поезд или нет. Я, как правило, проигрывала, но это меня нисколько не огорчало.

***

Мой дедушка был военным. Он жил в разных городах бывшего СССР, а потом осел в Алма-Ате. Я мало расспрашивала его о военной службе и о тех местах, где он побывал. И сейчас, приходя на его могилу на быстро разрастающемся кладбище за Бурундаем, я жалею об этом.

Мой дедушка был немногословным. Если открывал рот, то исключительно по делу. По прошествии времени я начинаю понимать, насколько он был мудрым и рассудительным человеком.

Самые приятные детские воспоминания, конечно же, связаны с дедушкой: карусели, диафильмы, мороженое, сервелат и другие деликатесы, которые он привозил в своём пузатом чемоданчике с другого конца города.

Он ставил чемодан на табуретку и начинал по очереди вынимать продукты, беспрестанно нахваливая их. Времена были не из лёгких, и если не удавалось достать сервелат, то он говорил: «Посмотрите, какая великолепная колбаса, рядом с сервелатом лежала». Мы с сёстрами прыскали со смеху и поедали всё, что он привозил, хотя были довольно привередливыми в еде. Дедушка радовался, когда мы ели. Я подозреваю, что себе он во многом отказывал, лишь бы накормить нас. Но тогда мы этого не понимали…

После обеда дедушка обычно выпивал чашку чёрного кофе и выкуривал сигарету «Полёт». А потом засыпал прямо в кресле под наши игры.

А когда мы приезжали к дедушке в гости, он включал диафильмы и с выражением читал текст. И сейчас, закрыв глаза, я могу вспомнить его чеканный, как строевой шаг, голос: «Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» – тут дедушка делал паузу и оглядывал нас, своих внучек, сидящих рядком, стараясь по лицам угадать впечатление, которое производит его голос. Мы сидели, замерев, и неотрывно смотрели на экран. Дедушка, удовлетворённо хмыкнув, крутил колёсико и разворачивал перед нами новую, ещё более притягательную картинку. И снова его голос летел через всю комнату, и отскочив от стены, возвращался обратно, с удвоенной силой погружая в сказочный мир.

Именно дедушка научил меня читать громко, со вкусом. И я, уже в школе, подражала его интонациям, когда рассказывала какой-нибудь стишок, наподобие: «Осень наступила, высохли цветы…» Смешила весь класс.

***

Когда мы с Ксюшей садились в автобус, мы выходили на «Центральном стадионе». Рядом с ним открыли «Fantasy World» – парк аттракционов, единственный в своём роде – с головокружительными каруселями. Вдоволь навертевшись, мы шли за мороженым. Люди, которые попадались нам навстречу, были модно одеты и казались мне выходцами из другого мира. Я не чувствовала себя городской. Ведь мне надо было преодолеть огромное расстояние, чтобы оказаться на центральной улице – Абая, протянувшейся с востока на запад, от Дворца Республики в спальные районы.

Потом появился роликовый клуб «Пиноккио». Мы с Ксюшей ездили туда по выходным. Это было круто! Нам только исполнилось по тринадцать, и мы уже потихоньку начинали поглядывать по сторонам в поисках симпатичных мальчиков.

Получив по паре четырехколёсных роликовых коньков, мы целый час нарезали круги под музыку. В клубе катались такие же подростки, как и мы, и я чувствовала себя причастной к какому-то тайному обществу: полумрак, музыка, барная стойка… Хотелось завести «многообещающие» знакомства, чего, конечно, не случилось, но сама мысль об этом будоражила воображение.

Я приезжала в этот клуб и несколько лет спустя, когда на курсах английского языка нашла новых друзей. Они были старше меня, зарабатывали деньги, и мне льстило, что эти люди общаются со мной. Я до сих пор помню их имена – девушка Жулдыз, приземистая и темнокожая, и Сергей, высокий и светловолосый парень. Я сразу нашла с ними общий язык, мы созванивались и договаривались «сходить куда-нибудь». Они заезжали за мной на серебристом джипе, и я, преисполнившись чувством собственной важности, выходила из подъезда, представляя, что кто-то из соседей смотрит на меня в этот момент и думает: какая интересная у неё жизнь!

***

Примерно в это же время у меня появилась мечта переехать «в центр». В моем понимании это был квадрат улиц Сатпаева-Ленина-Маметова-Мира. Иногда я расширяла свой «золотой квадрат» до улицы Космонавтов (Байтурсынова).

Я с завистью смотрела на уверенных «центровых» ребят, которые собирались на Арбате, пели песни, пили вино прямо из бутылки, а за спиной носили мешковатые рюкзаки с изображением известных рок-музыкантов. Ребята были весёлыми и ничего не боялись. Я же боялась всего на свете. Девчонок с пирсингом в носу, которые курили и ругались матом, парней с ирокезами и резкими жестами. Собак, которые лаяли в подворотнях, и даже слишком громкой музыки.

Страх прошёл позже, в студенческие годы. Когда у меня появилось несколько компаний – рокеры, панки, металлисты, те, кто любил боулинг и бильярдисты.

Рокеры собирались на «Недельке» – в парке с фонтанами – и иногда Арбате. Я смело знакомилась с панками и металлюгами и в течение вечера очень этим гордилась. На следующий день я уже не могла вспомнить ни лиц, ни имён…

Как раз тогда я начала ощущать себя городской. Я с жадностью изучала улицы, кафе, рок-клубы. «Жесть», «Штаб», «Камелот» – мы были завсегдатаями этих заведений. Сейчас и не вспомнить всех названий… Мы ездили или ходили пешком в горы. Чимбулак, Каменское плато, дачи за Иссыком… География города расширилась, включив областные районы. Но всё же город продолжал казаться мне большим. Я никуда не переехала и по-прежнему много времени проводила в дороге…

***