Я написал «Фугу для темнеющего острова» в 1971 году, годом позже она была опубликована отдельной книгой. Хотя она во многом посвящена политике и актуальным проблемам своего времени, политическим романом я бы ее не назвал. В первую очередь это художественное произведение.

Тогда я был молодым, начинающим писателем и нащупывал собственный стиль. Британская фантастика славилась своей традицией так называемого «романа-катастрофы». Особенной популярностью такие романы пользовались в 50-е годы. Джон Уиндем, Джон Кристофер, Чарлз Эрик Мейн, Джей Ти Макинтош и другие сочинили немало изобретательных сценариев конца света и считаются одними из основоположников жанра. К началу 70-х в жанре наблюдалось некоторое затишье, и я задумался, возможно ли сказать в нем нечто новое, что имело бы отношение к современности.

Не случайно, что пик популярности романов-катастроф пришелся на 50-е. В памяти людей еще свежи были ужасы Второй мировой. Европа – в том числе и Великобритания – переживала трудные времена: экономика в упадке, города разрушены, еды и энергоресурсов не хватает. Добавьте сюда еще отголоски развала империи. Писатели и критики неоднократно отмечали, что период написания, скажем, «Дня триффидов» Уиндема и «Долгой зимы» Кристофера отличался удивительной беспросветностью, причем как прошлого, так и будущего.

К началу 70-х все коренным образом изменилось. Великобритания вновь стала процветающей страной, где поощрялось творчество, и каждому открывались широкие возможности. От уныния не осталось и следа. В подобном контексте мой замысел вернуться к жанру катастроф казался чем-то из ряда абстрактных писательских упражнений.

Похоже, так думал не я один. В 1968 году июльский выпуск журнала «Нью Уолдз» вышел с обложкой американского режиссера Стивена Двоскина: черный фон и несколько простых слов: «В чем именно состоит природа катастрофы?». Понятия не имею, что Двоскин хотел этим сказать, но меня вопрос очень зацепил. Я обратился к романам-катастрофам, пытаясь понять, в чем же суть описываемых в них событий. Все подобные произведения посвящены тем или иным внешним факторам, которые приводят к упадку цивилизации, однако, на мой взгляд, главное в любой катастрофе – это то, как она отражается на самих людях.

Раскручивая эту мысль, я пришел к тому, что сосредотачивать внимание надо не на глобальном масштабе бедствий, а на переживаниях рядовой жертвы.

Впрочем, без глобального бедствия тоже не обойтись.

Для Великобритании 1971 год отличался относительной стабильностью, тем не менее общество переживало два весьма значительных потрясения.

Во-первых, это, конечно же, конфликт в Северной Ирландии между католиками и протестантами. Он освещался ежедневно по телевидению и в газетах, и не было британца, который бы про него не знал. С каждой неделей уровень насилия только рос, и казалось, что никакого выхода нет. Сами религиозные распри меня волновали мало; гораздо страшнее был тот разгул хаоса и беспорядка, которым они сопровождались. Многим пришлось покинуть свои дома, улицы перекрывали баррикадами, появлялись военизированные группировки, целые полицейские подразделения вместо того, чтобы поддерживать нейтралитет, становились на ту или иную сторону. В ход шли заминированные автомобили и огнестрельное оружие, случались избиения и массовые стычки. Список можно продолжать.

Я попытался представить, что было бы, если бы подобный конфликт охватил всю страну, и многие мои страхи нашли отражение в «Фуге для темнеющего острова». Однако мне по-прежнему не хватало вменяемого глобального повода, который мог бы повлечь за собой подобные последствия.

В 1971 году во главе Соединенного королевства стояло слабое консервативное правительство под руководством Эдварда Хита. Новым источником проблем становилась Африка. В поисках работы большое количество жителей Индостана хлынуло в страны на востоке континента. Гражданство этих мигрантов часто было спорным: по национальности они принадлежали к индийцам или пакистанцам, а вот паспорта имели британские. В начале 70-х в Кении и Уганде к власти пришли диктаторы, и многие мигранты были вынуждены переехать в Великобританию. Их счет шел на десятки тысяч, в связи с чем агитаторы из ультраправых стали активно раздувать расистские настроения в обществе. В частности, Энох Пауэлл, один из виднейших консерваторов, выступил с несколькими речами, разжигающими межнациональную рознь, предрекая, что страна утонет в «реках крови». К счастью, этот неприятный эпизод в истории Великобритании скоро прошел. Беженцы довольно быстро и безболезненно ассимилировались в нашем обществе.

Представив, что будет, если подобный кризис произойдет в масштабах всей Африки, я понял: именно такой глобальной катастрофе под силу породить хаос и насилие, которые я хотел описать в романе.

Данная версия «Фуги» заново вычитана и отредактирована. Я много лет искал возможности переработать этот текст. Тому был ряд причин.

Главная состоит в том, что со временем поменялось мое отношение к теме, поменялись настроения в обществе, даже язык поменялся. Если раньше я мог себе позволить говорить о глобальной катастрофе с иронией, порой вольно, сейчас велика вероятность, что мои слова будут неверно истолкованы.

Особенно ярко это выразилось в двух обзорах, напечатанных в журнале «Тайм Аут» (он характерен тем, что всегда идет в русле господствующего политического течения) с промежутком всего в несколько лет. В первом обзоре, сразу после выхода книги, «Фугу» хвалили, даже превозносили за яркую антирасистскую позицию и убедительное изображение того, в какой хаос ввергают страну радикалы. Позднее, когда роман перепечатывали, вышел новый обзор (критик другой, но общественные взгляды остались в целом те же). В нем меня разнесли за пропаганду расизма и поддакивание ультраправым.

Поскольку, повторюсь, роман не задумывался как политическое высказывание, я считаю, что оба критика неправы, однако меньше всего мне понравилось быть причисленным к расистам. Примерно тогда я и решил когда-нибудь переработать текст. И вот, наконец, это случилось. Я постарался убрать из повествования все, что можно трактовать в пользу той или иной позиции, хотя, должен признаться, чрезмерную политкорректность не поддерживаю.

Была и другая причина. «Фуга для темнеющего острова» – моя первая попытка написать серьезное произведение на серьезную тему. Задачу я поставил сложную, масштабную, и работалось над ней непросто. Кроме того, в то время у меня еще не было наработанного стиля, и я легко поддавался влиянию извне. Тогда в моду вошло сухое, отстраненное повествование. Увлеченный этим феноменом, я зачитывался не только фантастами «новой волны», но и американскими писателями, в частности, Ричардом Бротиганом, Куртом Воннегутом и Ежи Косинским. Мне нравился их стиль изложения, позволявший изображать напряженные или ужасные события без эмоциональных оценок. На мой взгляд, это только подчеркивало напряженность и ужас происходящего.

Однако теперь, сорок лет спустя, я не думаю, что такая степень отстраненности пошла роману на пользу. Определенная бесстрастность повествования сохранена, при этом новое издание все-таки получилось эмоциональнее, недостатки персонажей выписаны четче, боль и злость выражены более явно.

Сюжет не претерпел никаких изменений, я лишь постарался найти более убедительные средства для его передачи. В тексте нет никакого «осовременивания». Все описанные в романе ужасы происходили еще до того, как мир узнал, что такое глобальный терроризм. В реалиях дня сегодняшнего они оценивались бы иначе, поэтому считайте, что перед вами слепок прошлого. В этом прошлом также не было электронной почты, DVD, Интернета, камер видеонаблюдения, мобильных телефонов, продуктов с ГМО, лазерной хирургии, спутникового телевидения; Великобритания не была членом Евросоюза, у Европы не было единой валюты… и так далее, и тому подобное. Любое из этих «новшеств» повлияло бы на сюжет и повествование самым непредсказуемым образом.