Лес становился все гуще. Прорубаясь сквозь чащу, ветви которой так и норовили ухватить путника за одежду, а рюкзак, так вообще, каждые пару минут приходилось выпутывать из цепляющихся за него цепких лап деревьев, он уже матерился в слух, не стесняясь в выражениях. Наконец, бурелом закончился и он вывалился на прогалину, за которой начиналась дорога с остатками асфальта, почти заросшая травой и мелкими чахлыми кустиками. Уже час, как взошедшая полная луна, пробивалась сквозь деревья, своим робким светом превращая окружающую его чащу в сказочный лес.
Путник уселся под огромным буком и, достав из внутреннего кармана карту, при неярком лунном свете сверился с ней. Одному богу было известно, как он при этом определял свое местоположение в этой темноте. Удовлетворенно кивнув, он бережно сложил карту и убрал обратно за пазуху.
Над ней незнакомец трясся особенно. Если учесть, сколько ему сил пришлось положить, чтобы добыть это сокровище… Чего стоили его бесконечные шараханья от одного гида к другому. Правда, разыскивал их не он, перепоручив эту миссию местному агенту Древних, который работал на них уже не один десяток лет. Тот каждый раз давал новый адрес, и каждый раз путник возвращался оттуда ни с чем. То гиды оказывались не слишком сговорчивыми, видя в нем потенциального конкурента, и ему стоило большого терпения, чтобы не всадить в голову особо тупому и упертому организатору экстремального туризма целую обойму, устав доказывать, что - нет, экскурсии он водить точно не будет, и - да, эта карта с маршрутами ему нужна для личного пользования. Пару раз пришедшие на встречу гиды, увидевшие, с кем им придется иметь дело, просто сбегали, неистово крестясь и бормоча молитвы вперемешку с матами. В итоге карту с нужными маршрутами удалось найти у какого-то чудаковатого деда, который до этого много лет работал в этих местах егерем, а по выходу не пенсию затеялся посещать эти же места, но теперь с целью поохотиться. Правда в качестве оплаты дед взял не деньги, а выторговал новенькую «Сайгу», объясняя это тем, что зачем ему деньги на старости лет, а вот ружьишко хорошее в самый раз будет.
Выражение его лица изменилось. Легкая улыбка, блуждавшая на лице практически всю дорогу, куда-то исчезла, сменившись на угрюмую сосредоточенностью. Подняв глаза к небу, путник, не мигая, уставился на холодный лик луны. Сейчас незнакомец ничем не походил на того весельчака, которым его всегда видели окружающие. Иногда он и сам не знал, какой он на самом деле - вечный любитель шуток и подколов, или угрюмый нелюдимый тип, на хмуром лице которого невозможно разглядеть никаких эмоций, кроме легкой брезгливости. Вот и сейчас его лицо не выражало никаких эмоций.
- Что, подруга, опять мы с тобой одни? Ты, я и дорога? - он печально усмехнулся и опустил голову.
Посидев так несколько минут, путник снова вернул на лицо подобие прежней улыбки, сквозь которую проглядывали следы печали. Осмотревшись по сторонам, он легко поднялся и двинулся в путь тракту. Ни пройденное им до этого расстояние, ни огромный, даже на вид тяжелый рюкзак, никаким образом не сказывались на его скорости и легкости походки. Путник скинул капюшон куртки и Луна освещала неверным светом его абсолютно лысую голову с остроконечными ушами, от чего он стал напоминать вампира Носферату из немого немецкого фильма ужасов.
Пройдя по дороге несколько километров, турист остановился и снова достал карту. Уткнувшись в нее, он свернул с дороги и побрел по полю, утопая в густой траве почти по колено. И, возможно, благодаря высоте разнотравья, колышущегося волнами под порывами ветра, он не заметил, что с виду ровное поле резко обрывается крутым спуском. Земля под ногами ухнула вниз и путник, неловко взмахнув руками, и успев только схватить покрепче карту, полетел вниз, скользя телом по траве. Перекувыркнувшись несколько раз в самом конце спуска, изловчившись при этом скинуть с себя рюкзак, он остановился. Догнавшая его в самом конце пути ноша со всей силы рухнула на него сверху, придавив своим весом. Полежав так на спине несколько минут и тупо глядя в ночное небо, едва тронутое рассветной зарницей, незнакомец, бормоча то ли ругательства, то ли молитвы, резко подскочил на ноги, перехватил лежащий на нем груз, и завертел головой.
Крутой спуск закончился прямо около поваленного штакетника, ранее бывшего забором. Теперь же из земли торчало несколько разрозненных досок, изображающих условную границу, за которой начиналась заброшенное село.
Путник замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся со стороны темных силуэтов домов. Его опасения были вполне обоснованы. Ранее он несколько раз натыкался на такие поселения, некоторые из которых на поверку оказались населенными всякими маргинальными элементами. Лишь в двух или трех, полностью заброшенных, он смог остановиться переждать день.
Чуткие уши уловили только шуршание травы, шорох и писк мелких грызунов и летучих мышей, поселившихся в пустых домах. Сделав вывод, что найденное им село безлюдно, путник смело направился к едва виднеющимся силуэтам домов, утопающих в густой и высокой траве. Обойдя покосившиеся строения, он выбрал из них менее всего тронутое временем, и осторожно заглянул в окно. Как и предполагалось, внутри царила полная разруха. Он легко толкнул висящую на одной петле дверь, но та, вместо того, чтобы с противным скрипом отвориться, просто рухнула внутрь, поднял густое облако пыли, окутавшей непрошенного гостя. Незнакомец отпрянул назад, и неожиданно для себя чихнул, замер на мгновение, зажмурив глаза, а потом просто шагнул внутрь, стремясь уйти с открытого пространства внутрь дома. Постояв некоторое время на пороге, он двинулся вперед, осторожно прощупывая ногой пол при каждом шаге. Как-то не хотелось ему снова проваливаться сквозь прогнившие доски, как случалось до этого.
Дом действительно оказался пуст. Обойдя все комнаты, и не обнаружив в них ничего интересного или ценного, путник поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Там пахло пылью и старыми высохшими травами, растрепанные пучки которых висели под толстыми ребрами стропил. Единственное маленькое слуховое оконце было плотно заколочено досками. Осмотрев чердак, и оставшись довольным увиденным, он затащил рюкзак, из которого на свет божий явился довольно внушительных размеров спальный мешок. Расстелив его на полу, он забрался внутрь, и, повозившись там некоторое время, наконец, устроился и затих, прислушиваясь к предрассветным звукам, доносящимся снаружи дома.
Припять плавилась от жары. Воздух над остатками асфальта, заросшего мелким кустарником, пробивающимся отовсюду, дрожал от марева. Казалось, еще чуть-чуть, и вдалеке появится мираж, превращающий все вокруг в город из восточной сказки.
Из кустов на открытое пространство улицы вывалился парень. Высокий, как жердь, он, с высоты собственного роста, осмотрел окрестности. Не обнаружив никакой опасности, повернулся назад и призывно махнул рукой. Спустя несколько мгновений из кустов на свет божий вылезло еще несколько фигур, оказавшихся двумя девушками и тремя парнями. Выглядели они весьма живописно. Первый парень, несмотря на изнуряющую жару, был одет во все черное. В совокупности с мрачным выражением лица и черными, как смоль, волосами, он напоминал собой олицетворение идеального гота. Этакий сферический гот в вакууме. И при тривиальном имени Дима, кличка Танатос как нельзя лучше ему подходила.
Выбравшиеся за ним двое парней в кожаных косухах и также с длинным хаером, чем-то напоминали братьев. Оба кряжистые, среднего роста, только один, Серега – Ворон, красовался черными, как и у гота, волосами длиной почти в пояс, и завязанными в тугой хвост. Второй же, Костик - Гоблин, имел шевелюру победнее, и свои темно каштановые, отливающие медью волосы принципиально не завязывал в хвост, отчего они постоянно лезли всюду – в рот, нос, глаза… И не только его.
На прицепе за ними тащились две девахи. Одна – невысокая, пониже не отличающегося ростом Гоблина, с ярко-рыжими волосами, заплетенными в тугую косу, в темных джинсах и черной косухе с изображением черепа на спине. Звали ее Ксюха, но все окружающие запросто называли Ксю. Вторая, Кира, по кличке Найтли, была маленького роста, по плечо своей подруге, с ярко-розовыми волосами, и черных курточке и джинсах с розовыми вставками почти в тон волосам, чем-то напоминала невесть откуда затесавшегося в эту мрачную компанию единорога.
