– Ты оставила его там? – спрашивает он.

– У «Бабушки». Вернее, в подсобке у «Бабушки».

– Ты провела его через… как его там… – Он пролистывает папки, лежащие перед ним на столе. – Желоб.

Я слегка двигаюсь в кресле. Синяки на спине, бедре, левой руке и лице заявляют о себе где-то глубоко внутри, словно татуировки на костях.

– Вы уверены, что с Джеммой все хорошо? – спрашиваю я.

– Мэделин, мы уже это обсудили.

– Я знаю. Но ее легко запутать.

– Прямо сейчас, пока мы разговариваем, о твоей бабушке заботятся лучшие специалисты Бергенской региональной больницы.

– И вы даете мне честное слово, что это не совсем отстойное место?

Бандл поднимает руку, словно произнося клятву:

– Я отвез туда собственную мать, когда у нее был лишай. Ну так вот. Расскажи мне про Желоб.

– Как вообще можно не знать о Желобе?

Детектив Бандл кинул взгляд на диктофон:

– А откуда можно о нем узнать?

– Да я же говорю, все знают про Желоб. Хотя подождите, вы что, недавно переехали сюда?

– Мэделин.

– Что?

– Зачем вообще приходить, если ты не собиралась с нами разговаривать?

Баз, скорее всего, молится в соседней камере, надеясь лишь на то, что мы сможем правдиво рассказать нашу историю. А Заз, Коко и Джемма надеются на то, что мы сможем рассказать нашу историю медленно. Смотрите, в чем тут дело: есть диаграмма Венна, где область А = {Говорить Правду}, область B = {Выиграть Время}, и область их пересечения очень невелика. Но если все пойдет по плану, именно в этой области мы с Виком проведем большую часть дня.

– Вы правы, – я драматично зеваю, изображая стереотипного подозреваемого в резком свете оголенной лампочки. – Ох, боже, как же это тяжело. Ну ладно. Я пришла, чтобы…

Детектив Бандл складывает руки на столе и передвигается на край сиденья; стул протестующе скрипит под нечеловеческим весом.

Я склоняюсь к диктофону:

– Я хотела узнать, не поделитесь ли жвачкой.

Бандл оглушительно вздыхает, и лицо его становится пунцовым, как вишня.

– Мэделин, сегодня днем вы с Виктором пришли сюда с Базом Кобонго, и пахло от вас так, словно вы только-только выбрались из урагана с дерьмом.

– Я же сказала: у нас были свои причины.

– …И вы настаивали, что Кабонго невиновен. Кабонго! Человек, у которого был мотив, возможности совершить преступление, приводы за насилие в прошлом и чье ДНК мы нашли на орудии убийства. Очевидно, вы испытываете к нему некую привязанность, и я уважаю ваши чувства, пусть и ошибочные. Мы знаем, что твой дядя прибегал к рукоприкладству. У тебя ссадины по всему лицу, ты морщишься от боли с той секунды, как села на стул, так что же это было… самозащита? Кабонго пытался помешать твоему дяде, когда тот замахнулся. Они вступили в драку, и Баз его убил. Просто скажи, что это была самозащита, и мы пойдем на сделку с Кабонго, обещаю.

– Но если он защищал меня, это уже меня защита!

Бандл качает головой:

– Знаешь что? Мне наплевать. Моя бы воля, мы бы вас обоих уже давно выпихнули под жопы. Сержант Мендес говорит, что, если верить этому твоему Вику, вы оба были там, в доме, где Кабонго совершил преступление. Если это правда, Мэделин, значит, ты стала свидетельницей самого ужасающего преступления, о котором я слышал, читал или последствия которого видел. И это не считая, что жертвой стал твой собственный дядя.

– Я рада, что он умер. – Слова вырвались у меня изо рта прежде, чем я смогла их остановить.

– Может, и так, – говорит Бандл, – но, если Вик сказал правду, если ты видела, как это произошло, и не говоришь нам, что именно ты видела, тебя ждет не море проблем, Мэделин, тебя ждет целая вселенная из проблем. – Он откидывается назад на стуле, засовывает руки в карманы, достает оттуда какой-то предмет и кидает на стол. – Вот твоя гребаная жвачка.

Я таращусь на упаковку жвачки на столе. Проходит секунд десять. В это время мне приходит в голову, что всего несколько минут назад я была нападающим в интервью, раздавала удары направо и налево, то уклоняясь от слабых тычков противника, то принимая их, едва замечая. Но я его недооценила. Детектив Бандл не был слабаком. Он выжидал подходящего момента, чтобы отправить меня в нокаут.

Я протягиваю руку к жвачке, но вместо этого беру стакан воды, который до сих пор игнорировала. Жидкость освежает разбитую губу чистым холодом. Я опускаю стакан и осторожно прокашливаюсь.

– Сколько сейчас времени?

– Четыре с копейками.

Голос База в моей голове производит тот же эффект, что и вода на моих губах: он очищает и успокаивает. Пусть подумают, что захотят. Но не ври.

Пора рассказать мою историю, и к чертям узкую область на диаграмме Венна.

– Я отвела Вика в «Бабушкины деликатесы», потому что владелец – ранняя Глава.

Позднее утреннее солнце светило сквозь заднюю дверь «Бабушки», протягивая внутрь щупальца лучей. Однако под стол оно не доставало. Виктор крепко спал, свернувшись клубочком вокруг рюкзака, словно защищая его от приливных волн.

– Он умер? – спросила Коко. Ей даже не надо было нагибаться, чтобы заглянуть под стол. Она скребла по дну ведерка ложкой, в одиночку справившись с половиной килограмма мороженого. Было почти одиннадцать. – А что это за кровь? – спросила она с набитым ртом. Губы обведены колечком шоколада. – На вид он вполне мертвый, да? Ты думаешь, он умер? Если не умер, то режим дня у него так себе. Слушай, а чего это он вообще вернулся?

Коко задавала вопросы с частотой, с которой обычные люди дышат.

– Я же сказала, что встретила его у реки. Он сказал, что ему надо где-то переночевать.

Заз поставил на пол сумку с продуктами, которые мы только что купили в «Фудвиле». Он был жилистый, но сильный; никто не стал спорить, когда он вызвался нести сумку. Я доела клюквенный кекс и, держа обеими руками стаканчик кофе, смотрела, как Баз подходит к Виктору. Он поставил поднос с кофе на стол, склонился и легонько тронул Вика за плечо:

– Проснись и пой, приятель.

Вик резко подскочил, ударившись головой о столешницу.

– Ты чего это в крови, чувак? – спросила Коко. – И не ври мне. Я из Квинс.

Вик, потирая голову, оглядел себя. На штанине джинсов у него было пятно из высохшей крови. И лишь тогда мы заметили: от одной из туш к столу бежал крошечный красный ручеек.

– Ну пипец, – прошептала Коко, швыряя пустое ведерко в мусорку.

– Коко, – одернул ее Баз.

– Эй, ну извини. Но это правда самое мерзкое из всего, что я видела.

Вик выбрался из-под стола, волоча за собой рюкзак. Он обернул наушники вокруг айпода и сунул его в карман.

Я схватила последний кекс из сумки с продуктами и протянула ему:

– Вот, держи. Если хочешь, кофе у нас тоже есть.

В другом конце комнаты открылась дверь, и вошел Норм.

– Не обращайте на меня внимание, – сказал он, швыряя нераспечатанный конверт в стопку на столе. – Аха! Малый мальчик познакомился с моими друзьями, так?

Вик опустил взгляд на ботинки.

Норм хлопнул его по спине:

– Так ты теперь новая Глава?

– Эмм, что?

Норм, показав на Вика большим пальцем, смотрел на нас.

– Он не знает?

Баз приобнял дюжего русского за плечо и повел его обратно к двери:

– Большое спасибо за гостеприимство. Правда. Вы верный друг.

Норм расправил грудь, улыбаясь от уха до уха. Он бросил взгляд обратно на Вика:

– Это хорошие люди, малый мальчик. Очень хорошие. Ты их слушай, так? Они тебе помогут.

Пробормотав «ладненько», Норм исчез. Вик осмотрелся, взял кекс и, когда Баз предложил ему кофе с подноса, взял кружку, пробормотав «спасибо».

– Ребята, – сказала я. – Это Вик. Вик, – махнула я на остальных, – познакомься с Базом… его братом Нзази… и Коко.

Вик покивал, и, когда стало понятно, что он ждет, пока кто-то заговорит первым, Баз взял слово:

– Прошу прощения за спешку, но я уже опаздываю на работу. Не будь этого, я бы с удовольствием расспросил тебя про твою жизненную ситуацию и твои цели, но этому придется подождать. Пока у меня два вопроса, и единственный плохой ответ на них – это ложь. Вопрос первый. Тебе нужна помощь?