– Не суетись, жена, не суетись, не голодный я. Пойду, надо амбар подправить, да в сенях, что– то половицы расскрипелись.
Любань опустила руки, посмотрела на хозяина дома. Как же смолоду она его любила! Света белого не видела, всю б себя за него отдала, если бы попросил. Первые годы жила она с мужем хорошо, счастливая своей любовью, беззаботная. Просыпалась с улыбкой, засыпала уткнувшись в его плечо. Дети пошли, начались заботы бабские. Только, со временем перестало хватать ей собственной любви. Думала, когда замуж за него шла, что хватит для счастья, одной любви на двоих, не вышло. Ведь знала же, что стал он жить с ней, чтобы забыться. О той– другой не думать, не вспоминать. Знала. Надеялась, что полюбит ее – Любань. Не полюбил.
Михась, был видным парнем, все деревенские девки по нему сохли. Как приедет на ярмарку, так девицы, шеи сворачивали ему вслед, а он их будто и не замечал. Идет, всем улыбается, шутками – прибаутками сыпет, волосы светлые, косая сажень в плечах. Смотрела на него Любань, да робела. Куда ей о таком мечтать. Еще в годы девичества Любань не была красавицей, лицо в веснушках, невыразительное, волосенки жиденькие, тело щуплое, грудь еле видна под сарафаном, но, как увидит Михася, так думать ни о чем, да ни о ком больше не может. Он один перед глазами стоит.
Не одна Любань сохла по парню, все подружки ее лишь о нем и говорили, завидный жених . Только, на беду, приехали к ним в деревню, чужаки. Кузнец с дочкой. Красивей ее не было в округе. Коса, чуть не в пол, глаза раскосые, зеленые, что звезды горят, ходила так, словно не идет, а плывет по воздуху павой. Увидал ее Михась– пропал. Все чаще и чаще в кузнице стал появляться, вроде как по делу к кузнецу, а сам, хоть бы глазком на свою красавицу глянуть, а она, и не смотрит в его сторону. Он к ней, поначалу, с шуточками, как привык, да девица, что княжна, кинет на него взгляд из под бровей смоляных, глазами стрельнет, и уйдет в горницу. Михась не сдавался, девка видная, ей положено от ворот поворот женихам давать. То с подарком заглянет к девушке Михась, то с гостинцем, а она как не глядела не него, так и не глядит. Отец гордячки руками разводит: Сердцу не прикажешь. Хороший ты парень Михась. Работящий. Только дочь неволить не стану. Пойми, не люб ты ей, никто ей пока не люб. Не ходи к нам, не рви сердце, найди себе другую, полно девок вокруг, а Раду мою забудь.
Многие к ней ходили, сватались, да все, как Михась, не солоно хлебавши возвращались. Возненавидели красавицу в деревне, а пуще всех Любань. Ночами не спала, слезами обливалась, да представляла, как колотит разлучницу, бьет, волосы рвет клочьями, дегтем мажет. Жили они так до зимы, а как выпал первый снег, так исчез кузнец, со своей дочкой, видать, почуял недоброе, что деревенские, девку возненавидели, да ночкой одной и увез ее подальше.
Увезти то увез, да неправду говорят, что с глаз долой из сердца вон. Стал Михась, как чумной, иссох, почернел от горя, то работой себя день-деньской изматывает, то часами лежит, не встает, в одну точку смотрит. Ждала Любань, что пройдет у него горе, что забудет он Раду, да с каждым днем все мрачней Михась становился.
Решилась Любань: Мой будет, никому больше не отдам.
Пошла к бабе Славии. Все девки к ней бегали, кто парня присушить, кто веснушки вытравить, а кто удачу да везенье к себе привлечь, да все больше, конечно, по любовным делам. И Любань решилась: А что такого?
Бабка дала ей травку, сказала, что нашептать, да когда той травкой Михася напоить. Напоить его надо было, аккурат, перед Купалой. Сделала Любань все, как Славия ей велела, ничего не упустила, не забыла, не спутала. Заварила отвар, пошла к Михасю. Тот день она помнила, как будто вчера это было. Просто так же парня поить средь бела дня не станешь. Придумала повод -пойти к его матери, соль на муку сменять. Мать его ей соль, на муку поменяла, а Михася в доме не оказалось .
– Куда это, тетка Марфа, твой сын подевался? То первый парень на деревню был, все с шуточками да песнями, а с весны не видно и не слышно его.
– Тебе-то, девка, что за дело? В кузню заброшенную пошел –женщина тяжело вздохнула. Все не верит, что никогда эту змею подколодную не увидит, что уехала она.
Попрощалась Любань наскоро, побежала в кузню. Михась был там. Лежал ничком на траве, и казалось, не видел ничего.
Подошла Любань к нему, наклонилась над парнем.
– Вставай Михась, хватит. До смерти себя уморишь, вставай.
Открыл он глаза, смотрит на Любань, будто не видит, не узнает девушку, сквозь нее глядит.
– Вставай Михась, вставай! Любань уже кричала в голос.
Парень поднялся, головой помотал: Что орешь? Иди отсюда.
– Не пойду я никуда, за тобой пришла, без тебя не уйду.
– Волоком, что ли, на себе потащишь?
– Надо будет и потащу. Пойдем, любый мой, негоже здесь тебе одному. Так и помрешь. Не вернется она больше.
Пошел Михась от кузни сначала, тихонько, словно недужный, потом быстрей, да быстрей – шаг прибавляет, так, что Любань за ним бежит.
– Погоди Михась, погоди.
– Чего мне годеть, то? То пойдем отсюда, то погоди. Не поймешь вас баб.
– Так ты еле полз, а сейчас как черти тебя кусают. Я чего искала то тебя -вот мать тебе отвар передать велела. Целебный сказала.
– Давай свой отвар. Не отравишь?
– Да ну, тебя. Пей уже скоренько, да пойду я. Целый день за тобой бегаю.
– Бабская твоя доля такая – бегать.
– Пей – не насмешничай.
Парень выпил все, до донышка. Следующим днем был Купала. Гуляла деревня. Вечером жгли костры, девки венки на воду пускали, гадали на предстоящие свадьбы, на будущих женихов. Кто парой не обзавелся, присматривал себе любушку.
И Михась на гульбу вышел. Да только не смурной, а тот прежний Михась, шутник да красавец. Любань своего не упустила, в ту же ночь промеж ними все и сладилось. Ох и горяч он был с ней, никогда больше так он ее не любил, так жарко не целовал, да не обнимал. Слова какие -то шептал, и казалось, никак не мог ей насытиться, а когда заснули на рассвете, к себе прижал: Не уходи моя хорошая, никогда от меня не уходи родная моя. Люблю тебя, Рада моя, Радушка.
Не Любань, а Рада. Вот тебе и ворожба. Кого уж он видел, когда был с ней– Любань так никогда и не узнала. На утро, посмотрел Михась на девушку, вздрогнул, будто протрезвел с хмеля.
– Любань, что было между нами?
– Неужто, не помнишь ничего?
– Нет, не помню.
– Купала вчера был, вместе мы теперь, а дадут боги, так после этой ночи сынка, или дочку тебе рожу.
Так и стала Любань бабой, так и пошла замуж, зная, что муж будущий ее не любит. Жили вроде справно, не обижал он ее, но и не жаловал. По хозяйству всегда вместе, работящий, детки пошли, а счастья не было. Поняла Любань, что не полюбит он ее никогда, жить будет, спать будет, а не полюбит. Камень лег на сердце, тяжелый, пудовый. Обида точила, злость да тоска заедали. Она к нему с лаской тянется, а он отведет ее руку и продолжает заниматься, делами хозяйственными. Потом к охоте пристрастился, в лес стал ходить, пропадать там. Возвращался всегда с улыбкой, вроде наладилось у них, родилась Милана. С ее рождения и потеплело сердце Михася, как солнышком она его согрела, любил ее Михась пуще остальных детей. Хорошим он был отцом, старался никого не выделять, а этой и кусок послаще протягивал, и в просьбах никогда не отказывал. Как подросла, стал брать ее с собой в лес. Возвращались они радостные, голодные, и в те дни был в семье шум, гам, смех, а вечером после таких походов, собирал отец детвору, Милану обязательно на колени сажал и рассказывал чудные истории, про водяных, русалок, кикимор болотных, времена стародавние, когда боги жили среди людей. Так Милана и засыпала у него на коленях. В такие вечера он сам укладывал девочку спать, укрывал, клал рядом куклу. Любань все удивлялась откуда у простого мужика такая нежность к ребенку. Покуда, одним вечером не услышала, как он ее укрывает одеяльцем, да говорит: Спи моя красавица, спи моя родная, не бойся ничего моя радушка.
