– И дано ему было вложить дух в образ зверя! И говорил, и действовал так, чтоб убиваем, был всякий – кто не поклоняется образу зверя!

Звучал властный и низкий голос Магистра. Его черный капюшон, обрамленный золотой нитью скрывал лицо. Видны были лишь губы, временами, оголявшие ровные белые зубы.

– Братья! Кто вошел в круг нашей веры?! Истинной веры! Истинного создателя! Повелителя – тьмы и смерти! Борца с лживой религией немощных мирян! С их фальшивым пророком – назаретянином! Братья! Кто вошел в круг?! Ответьте мне!

По огромному помещению прокатилась волна вздоха. Люди в темных накидках вздымали руки в ответ на это клич. Зазвучал гулкий хор голосов.

– Мы наш магистр!!! Мы вошли в этот круг!!!

– Слышите ли вы меня?!

– Да наш магистр – слышим!!! – отражалось эхо голосов.

– Кто вошел в наш круг – больше не может из него выйти! Это закон нашей веры! Кто открыл тайну – заслуживает кары! Но заслуживает ли кары – кто собирается открыть нашу тайну?!

– Да, наш магистр – да!!!

– Какой кары?! Заслуживает тот – кто хочет открыть нашу тайну?

– Смерти наш магистр!!! Смерти!!!

– Что есть настоящая смерть?! Быть убитым? Это удел их веры – чуждой веры! Убивая отступников – мы предаем повелителя тьмы! Но отступник, должен убить – сам себя! Это единственный грех – их веры, становится благим повелителю! Повелителю смерти и тьмы!

– Повесить!!! Повесить, повесить!!!

– Повесить – достойная смерть! Весящий Иуда – был, первым апостолом сатаны! Он первый открыл – истинную смерть!

– Повесить!!! Повесить, повесить!! – звучал резонансом гул голосов.

Зловещий хор прерывался низким мычанием.

– М-м-м… М-м-м… – неслось по пустому пространству.

Магистр вновь взмахнул кривым стилетом и приблизился к жертве. Юноша в центре пентаграммы задрожал, чувствуя его приближение.

– Святое животное! Может его причастить, причастить, к подготовке вечной жизни для повелителя тьмы! Несите святое животное – семь жизней! Семь жизней!

Из глубины темноты появилась фигура в белой накидке. В руках у человека билась связанная веревкой кошка. Она шипела и пыталась вырваться. Человек в белом приблизился к магистру, и положил несчастное животное – у его ног. Магистр, взмахнул стилетом и произнес:

– И дано было ему вести войну со святыми и победить их! И дана была ему власть над всяким коленом и народом! И языком, и племенем!!!

Острое лезвие пронзило тушку. Бурая кровь хлынула на грязный бетон. Капли ее зашипели – попадая на горящие свечи. Кочка корчилась в агонии и дико рычала. Стилет продолжал безжалостно кромсать ее внутренности. Когда животное затихло, магистр отрезал ей голову и положил ее на несчастного юношу в центре пентаграммы. Тот трясся от страха, но криков не было слышно – его рот был плотно заклеен.

Настоятель благовещенского храма отец Михаил открыл тяжелую дубовую дверь. Запах воска и ладана остался в помещении. Батюшка перекрестился на икону висевшую, на фасаде церкви и спустился по ступеням. Священно служитель, поправил большой, серебренный крест на груди и взглянул на небо. Хмурое февральское утро навивало непонятную тоску. Отец Михаил взглянул на оградки могил и несколько нищих сидящих невдалеке, постояв в нерешительности, он пошел к ним. Нищие, увидев батюшку – начались креститься и спрятали за спины свои банки с подаяниями. Священник, подойдя по ближе, покачал с укором головой:

– Э-э-э!!! Опять сидите – на бутылку собираете! Нашли место! Не стыдно вам?!

Один из нищих вызывающе посмотрев на отца Михаила, прогнусил беззубым и грязным ртом:

– Так батюшка – церковь, место божье, а бог нигде не говорил, что подати нельзя на водку тратить! Мы тоже страждущие в своем роде! Вот вы батюшка – киньте мне пару рублей! Вам это зачтется, там, на небесах, а то гоняете нас! А это грех!

Отец Михаил вновь укоризненно покачал головой:

– Э-э-э, бесстыжие! Богохульствуете у храма божьего! Бесовье отродье! Расплодили вас нехристи – коммунисты за семьдесят лет! Сами в бога не верили и других отучили! Ничего святого нет! На водку – подать побирать!

– А вы сами то батюшка лучше, что ли! Вся ваша церковь – лживая! Грехи, вон – убийцам и ворам отпускаете! Ордена от власти безбожной принимаете! Дома себе строите! На машинах дорогих ездите, а вы-то лично сами, как коммунист объявление повесили в храме! Чтоб нам денег прихожане не давали! – дерзко, ответил беззубый.

На руке у него красовались синие наколки в виде перстней.

– Я никаких домов не строю, деньги только на нужды храма собираю – вон обветшало все! Медалей мне никто не давал, а объявление я повесил – не запрещая вам подать давать, а с просьбой – давать вам продуктами, а не деньгами! Деньги то вы все равно пропиваете, а это грех для подающего – вводят вас они в искушение!

Но, беззубый – криво улыбнулся и вытянул култышку ноги. Рядом валялись костыли. Показав изуродованную конечность, он так же дерзко ответил:

– А кому я нужен такой, если даже церковь меня гонит! Последнюю радость в вине утопить не дает! На черта мне ваши продукты?! Все равно в ад попаду! Какая разница – где мучатся?! Здесь, безногому или там – на сковородке жариться?

Отец Михаил, при слове черт – три раза перекрестился и посмотрев в глаза беззубого тихо сказал:

– Бог милостив и не может тебя все время наказывать! Ты сам! Сын мой – себя наказываешь, а что касается того, что ты калека – так можно быть калекой телом и красивым душой, а можно наоборот! Подумай об этом!

Отец Михаил перекрестил беззубого и повернувшись зашагал к оградкам кладбища. Среди, старинных крестов и могильных плит, он отыскал серые надгробия священнослужителей бывших настоятелями этой церкви еще до революции. На эти могилы отец Михаил регулярно, заставляя своих слушек – церковных бабушек, убирать и содержать их в порядке.

Черная ворона, сидевшая на высоком чугунном кресте неподалеку, громко каркнула и взмахнув большими крыльями слетела на могилу:

– Уйди, не чистая!! – перекрестился отец Михаил.

Когда он подошел ближе к искомым могила, то встал в оцепенении – по всем серым плитам, буро красной краской были, намалеваны надписи. Отец Михаил перекрестился и наклонил голову, чтобы рассмотреть корявые каракули. Три шестерки, крест перевернутый вверх ногами, и странная фраза «наш повелитель не тот» словно кровавыми пятнами покрыли надгробья.

– Господи! Господи, кощунство какое!! Господи!! – размашисто крестился отец Михаил.

Погладив рукой страшные знаки, он сковырнул краску и поднес ее к носу. На запах это была обыкновенная эмаль. Отец Михаил растер крошки на ладони и двинулся в глубь кладбища.

На самой окраине погоста он нашел маленький сарай. Над дверью красовалась неказистая вывеска «добровольное общество охраны могил Некрополь». Отец Михаил, подойдя к строению – постучал в кривую дощатую дверь. За ней послышались шорох и звяканье железа. Грохнул запор и на пороге, показалась пожилая женщине. Старуха, увидев отца Михаила, на мгновение растерялась, но тут же взяла себя в руки и растянулась в улыбке:

– А, святой отец! Проходите – всегда вам рады!

– Здравствуй те Зинаида Павловна! Прошу вас – не называйте меня святой отец, это у католиков – святой отец.

– А, как же вас звать-то?

– Зовите меня батюшка, или отец Михаил!

Старуха, надула губы и улыбнувшись – ответила:

– Ну что ж, ладно свят… батюшка, отец Михаил! Зачем это вы к нам пожаловали?

Отец Михаил взглянул в прищуренные старческие глаза и спросил:

– Зинаида Павловна, вот вы занимаетесь так сказать общественной деятельностью – могилы охраняете. Хотя знаете, что я против вашей самодеятельности, но все-таки скажите мне – вы тут сегодня ночью были?

Старуха подозрительно посмотрела на священнослужителя и помедлив ответила:

– Я сегодня? Не, сегодня нет! Сегодня меня здесь не было! Я же квартиру имею! Что мне здесь ночью то делать?!

– Ну, вы ведь иногда ночуете здесь, так сказать – добровольно могилы охраняете?