– Он придумал мне характер. Он сам дал мне возможность перечить ему. Вот только парадокс: возможность у меня есть, а разрешения нет. Что это за двуличность? Он хочет, чтобы персонажи не были равнодушными, сухими куклами. Ему нужны личности. Но, при всем при этом, он совершенно не хочет выслушивать их личные интересы и умозаключения. Что за личность без своей точки зрения?

– Да, может быть, Сказочник и не прав в этом, – отчасти согласилась с ним девушка: – Он требует безропотности у умеющих говорить. Но ты мог бы относиться к нему более уважительно.

– Уважительно?! – Берти одним прыжком поднялся ноги: – Уважительно? Берта, я отношусь к нему неуважительно?!

– Судя по тому, что я видела на завтраке, этого никак не скажешь.

– У него свой характер. Но и у меня есть свой. Если он не способен принять этого – тем лучше…

Берта ошарашено уставилась на него снизу вверх:

– Это чем же лучше-то?

– Он сам говорил, что не собирается терпеть мое присутствие в своем доме.

После этих его слов они на некоторое время замолчали. Ветер колыхал сине-белые соцветия, волны разбегались до самого горизонта. Уже не было слышно плеска воды, которая выливалась через чердачные окна. Буря в настроении хозяина дома прошла, и сказочный шторм утих.

– Сядь, – Берта потянула Берти вниз за край пиджака: – Хочешь сказать, тебе будет проще уйти отсюда?

– Разумеется, – кивнул он, вновь усаживаясь на траву.

– Но куда?

– О, знаешь, – Берти мечтательно поднял глаза к небу и, усмехнувшись, откинулся назад, упав на спину, прямо на бело-синие цветы: – Ведь Мир огромен. Может быть, найдется место и для такого бедолаги, как я. Лишь бы не здесь, в скуке и напыщенном домашнем уюте Сказочника.

– Ценишь свободу?

– Пафосно звучит, – игриво оскалился он: – Но, да, ценю.

Берт тоже легла на траву, глядя в небо. Разговор уже успел наскучить ей, но все же, она спросила:

– Как же ты можешь ценить свободу, если ты не знаешь, что она такое есть? Ты придуман Сказочником, ты живешь в его доме, ты находишься лишь в декорациях его фантазии…

– Именно поэтому, я ее и ценю, – возразил ей оборванец: – Я так думаю, Берта, что в любой другой обстановке смогу почувствовать себя более свободно и счастливо, чем в этом аквариуме.

– Но ведь это же твой родной аквариум, ты не задумывался над этим?

Берти снова приподнялся и сел, оглядевшись. Поднял одну из раковин и положил ее на живот девушки:

– Ты не совсем права. Этот самый «родной аквариум» для меня – его голова, его фантазия. Его клетка. Клетка Сказочника, в которой он нас всех держит взаперти. Быть может, он нас всех даже любит, но лишь потому… – Он замолчал, резко повернулся в направлении дома, но через мгновение снова вернулся к своей мысли: – Лишь потому, что он любит свою работу.

– Тогда Сказочник выдумал всех вас с любовью, так?

– Все равно, – Берти снова отрицательно покачал головой: – Ведь получилось, что я никто и пришел из неоткуда, верно? Сказочник для меня – и отец, и мать? Но ведь как же это может быть? И я для него – сын? Вовсе нет… Пойми, если мысль о том, что ты – никто, посещает тебя, то…

Она снова попыталась перебить поток его слов, ей становилось жаль выдуманного Сказочником оборванца, но прервать Счастливчика не получилось:

– Берти, подумай, ведь ты…

– Не знаю как ты, Берта, – он лишь повысил голос, давая ей понять, что никакие уговоры не изменят его мнения: – А я не хочу быть никем. Сказочник может указывать мне, требовать, угрожать. Все, что ему захочется. Я, в любом случае, стану поступать так, как захочется мне. Как я сам решу.

Он поднялся и, не говоря больше ни слова, ушел. Девушка слышала лишь шелест травы и вздохи сломанных сине-белых цветов под подошвами его сапог. Счастливчик Берти оставил ей мысли, о которых она раньше она никогда не задумывалась. Как что-то едкое в сладком чае на завтрак. На душе у неё вдруг стало тяжело, а дыхание сбилось. Поднявшись, Берта с негодованием сбросила с себя большую морскую раковину, которую оставил Берти.

«– На самом деле, как же можно управлять людьми, пусть даже и сказочными, навязывать им свою позицию, свое мнение, если у них уже есть свои собственные рассуждения», – думала она по дороге к дому, переходя речку по маленькому старому мостику.

Она не видела особой разницы между именами «Альберт» и «Берти». Даже было похоже на то, что второе имя плавно произошло от первого. Но понять, почему Берти неустанно гнет свою позицию, Берта была вполне способна.

К счастью, он не был похож на Принца, но, по мнению Сказочника, был одним из самых неудачно выдуманных им персонажей за последнее время.

Уже вечером, собираясь спать, Берта в окно своей комнаты увидела, как Сказочник задумчиво стоит в саду, подняв голову к небу. Взгляд его был направлен куда-то ввысь, и трудно было понять, о чем думает творец поучительных рассказов и притчей.

«– Интересно, жалеет ли он о том, что стал Сказочником?», – пролетело в голове девушки: «– Понимает ли он то, что заставляет людей, пусть и выдуманных им самим, жить не своей жизнью, испытывать придуманные эмоции и написанную на страницах книги любовь? Знает ли он, на что обрекает своих персонажей? И, если бы мне пришлось перенять дело отца, смогла бы я делать то же самое?»

А Сказочник думал совсем о другом. Он смотрел на луну, и мысли его нежно гладили в памяти чёрные, как уголь, волнистые волосы. Синие глаза смотрели на него с лёгким укором и разочарованием. Сквозь призму прожитых лет и безумно долгого одиночества он всё пытался понять, почему он был тогда отвергнут девушкой, встречи с которой так ждал. Так сильно желал, что, встретив её, не мог до конца поверить, что взгляд её холоден и равнодушен, а сердце не светится в ответ.

Бледный нежный образ её побродил по саду, не задев ни единой раковины на краях цветочных клумб, и растворился прежде, чем смуглая гречанка позвала мужа спать.

Очередной жаркий день пролетел, словно вчерашний сквозняк. Ночью Берте не спалось, зато теперь она прибывала в состоянии дремоты и забвения. Девушка сидела на подоконнике примерочной, пока Сказочник, метаясь от стены к стене и держа в руках листки исписанной мятой бумаги, что-то читал, бормоча слова себе под нос. К вечеру вода с чердака перестала лить совсем, нотки умиротворения в настроении Сказочника и хитрые улыбки гречанки предвещали, что этим вечером будет необычайно красивый закат. Свежесть медленно краснеющих солнечных лучей затекала с улицы в комнату через настежь открытое окно. Игрушечный кораблик с голубыми парусами раскачивался из стороны в сторону, прикрепленный к светильнику под потолком. Это был почти настоящий, только очень миниатюрный корабль с палубой, шлюпками, мачтами и крохотным якорем. Берта знала, что его придумал Сказочник в тот же день, когда были созданы Принц, Альберт и носатый коротышка.

Вдруг он бросил записи на пол и тяжело вздохнул.

– Ну, что случилось? – тихо произнесла она, вырванная из круговорота своих мыслей шелестом падающей бумаги, разлетевшейся во все стороны.

Но Берте никто не ответил. Она повторила свой вопрос громче:

– Эй? Сказочник?.. Что-то произошло? Могу я помочь?

– Конечно, Берта, можешь. Собери все эти клочки и сожги.

– А что это?

Сказочник уперся взглядом в пустую стену:

– Этот проклятый Альберт. Никак не могу найти место, где я мог ошибиться.

Она слезла с подоконника и подняла несколько листов, беспорядочно застилавших поверхность пола:

– Но тут же почти ничего не понятно…

– Для тебя – нет.

Усмехнувшись, Берта начала собирать остатки рваных и смятых листов. Казалось, целая комната была устлана ими.

– Сказочник, неужели нужно исписать столько бумаги, чтобы создать человека?

Он медленно перевел на нее взгляд, полный иронии:

– Человека? Нет. Только персонажа сказки.

– Это не одно и то же?