– То есть просто позвать кого-то из команды или своих воинов и спросить ты не можешь? – Эдна пронзала его раздраженным взглядом.

– И продемонстрировать им свою уязвимость и неспособность справляться с болью? – Для любой женщины его мира это было бы очевидной и вполне достаточной причиной, но не для нее, судя по гневно-саркастичному фырканью, которое она издала.

– Ты похож на сырую отбивную, думаешь, если встанешь, произведешь на них впечатление несгибаемого терминатора? – Пару секунд у деспота ушло на воспоминание, что такое отбивная и кто этот проклятый эталон мужчины, что она упомянула.

– Если не встану, дам им повод задуматься о неповиновении! – огрызнулся деспот, целеустремленно, хоть и медленно поднимаясь на локтях и едва сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами.

Эдна резко подалась к нему, слегка сталкивая их лбы и замерев так. Теперь ему, чтобы подняться, придется преодолевать еще и ее сопротивление. Об этом абсолютно однозначно говорил ее горящий упрямством и решимостью взгляд. И неожиданно вместо того, чтобы испытать приступ злости из-за такой ее дерзости, Грегордиан почувствовал, как острая похоть стянула узлом его живот. И это несмотря на то, что он был едва жив и лишился огромного количества крови, необходимой, чтобы создавать шевеление в тех лохмотьях, что остались от его штанов.

– Лежи на месте! – с очень достоверной злобой зашипела женщина прямо в ему губы, будто собираясь поцеловать, и у деспота в голове поплыло от желания, чтобы она так и сделала. – Или я за себя не ручаюсь!

– И что же ты сделаешь, сердитая женщина? – ухмыльнулся архонт, наслаждаясь тем, что от каждого слова ее агрессивного шепота пульсация в его члене усиливается.

Это особое наслаждение – ощущать, как собственное тело не просто возвращается к жизни, а и настойчиво, и однозначно заявляет об одной из главных и первичных потребностей. Обостренный сексуальный голод после регенерации – это нормально. Обновленная кровь полна свежей энергии и вскипает от нужды излить ее наружу. Но никогда до появления Эдны его плотский голод не возвращался настолько скоро и не был таким свирепым.

– Привяжу тебя к чертовой мачте, как ты меня, и вот тогда это точно будет ударом по твоему гребаному реноме! – Ему даже застонать захотелось от окатившей волны жара.

– Уверена, что справишься? – дразняще фыркнул он.

– Я буду очень стараться! Тем более, думаю, особого сопротивления не будет. – А вот это заставило его мгновенно напрячься.

– Это потому, что считаешь, что я сейчас настолько слаб? – рыкнул он и прикусил нижнюю губу Эдны, наказывая за то, что такая мысль могла даже зародиться в ее голове.

Но она не вняла предупреждению в его голосе и ответила таким же укусом, от которого он едва не вздрогнул от удовольствия.

– Это потому, что ты просто не посмеешь бороться со мной, – все так же еле слышным гневным шепотом продолжила она. – Ты же не хочешь меня покалечить, ведь так? Так что тебе придется смириться!

Если Эдна продолжит в том же духе, он сорвется. И никакая слабость и раны ее не спасут, когда он окончательно озвереет от похоти.

– Я никогда не смиряюсь, Эдна. Но бороться с тобой и правда не стану. Просто завалю на палубу и оттрахаю, чтобы показать тебе, кто главный, и заодно и остальным, что не настолько слаб, каким кажусь!

– Как будто у кого-то в твоем состоянии может встать! – А вот это напрасно она сказала.

Грегордиан схватил ее руку и прижал к своей эрекции.

– Помнишь, я тебе сказал, что на тебя у меня всегда стоит? Никакие взбесившиеся радужные змеи этого изменить не в силах! Продолжай препираться со мной, и я стану тверже камня совсем скоро.

Глаза Эдны распахнулись, и если она что и хотела возразить, то слова застряли на полпути. Она явно старалась сохранить боевой настрой, но его запрещенный прием, как принято говорить в мире Младших, сбил ее с мысли. Однако она оправилась быстрее некуда и прищурила глаза, явно что-то задумав.

– Правильно ли я понимаю, что начни мы сейчас трахаться, как долбаные кролики, это убедит всех окружающих в том, что ты оправился, и бодаться с тобой не стоит и помышлять? – наклонившись к его уху, спросила женщина едва слышно, делая вид, что облизывает его, но, едва деспот кивнул, вскочила на ноги и тут же скривилась.

– Бедные мои шея и задница! – пробормотала она, хватаясь за больные места, и в этот момент стыд нанес сокрушительный удар по либидо Грегордиана. Она просидела здесь рядом с ним всю проклятую ночь. На жестких досках палубы, в неудобной позе, не шевелясь, чтобы не потревожить его исцеляющий сон. Кто из женщин, которых он знал всю прежнюю жизнь, стал бы делать так? И главное – зачем? Всем же известно, что если восстановление возможно – оно произойдет, независимо ни от чьего присутствия или отсутствия рядом, а если эта битва проиграна, то нет смысла тратить время и терпеть дискомфорт ради потерпевшего поражение в борьбе за жизнь мужчины. Грегордиан вдруг отчетливо вспомнил лицо Эдны вчера, перед тем как отключиться. Она была в ужасе, самом настоящем, граничащем с полным отчаяньем от того, как он выглядел. Но не покинула, не ушла от него ни на шаг, будто ее присутствие и прикосновение должно было дать ему больше сил. Бессмысленно, если подумать, но отчего тогда мысль об этом разливается каким-то непривычным глубоким и объемным теплом, не имеющим ничего общего с возбуждением? И что же он? Вместо того чтобы поинтересоваться ее состоянием, если уж не причинами такого поведения, он позволил себе завестись и думать только о том, как заставить ее взобраться на него как можно скорее. М-да, очевидно, роль примерного романтика ему не дается. Но, в конце концов, это ведь сама Эдна будит в нем неконтролируемое вожделение каждой упрямо-дразнящей гримасой и словом возражения, так за что ему чувствовать себя виноватым?

– Господа… э-э-э… Мораны асраи и ух-эсге! – прерывая его мысли, громко сказала Эдна, хлопая в ладоши над головой и привлекая все внимание к себе. – Мы с вашим архонтом в силу моей застенчивости нуждаемся в некотором уединении. Поэтому наш всеми горячо любимый архонт Грегордиан велел вам сойти на берег и выяснить, куда нас прибило, осмотреть повреждения биремы и возможность ее дальнейшего плаванья.

От ее самоуверенного, буквально повелительного тона замерли в изумлении не только его выжившие асраи, но и сам деспот. А еще он не сумел сдержать ухмылки. Напрасно он корил себя за озабоченность. Эдна хочет использовать его для секса не меньше его самого, и вот подтверждение.

– Эдна, ух-эсге почти никогда не сходят на берег! – едва слышно сказал Грегордиан, но получил в ответ нахальный, «не мои проблемы» взгляд, от которого вдруг захотелось рассмеяться, а по телу прокатилась волна предвкушения.

– Так как наши… м-м-м… дела могут затянуться из-за ненасытности и неутомимости архонта, то первые несколько часов вам следует заняться разведыванием источников пресной воды и свежей пищи в некотором отдалении! – И она сделала нетерпеливый жест, предлагающий всем убраться как можно скорее.

– Почему приказ отдаешь ты, а не архонт? – Видно, кто-то из асраи справился с первым удивлением.

– Потому что это ведь моя проблема с нелюбовью к публичным сексуальным играм, мне ее и решать. Для него это ничего не значащие мелочи! И советую поторопиться, потому как отвлекать нас сейчас будет чревато травмами для вас, – абсолютно не изменившись в лице, ответила Эдна и скользнула ему на колени, будто секс – это и правда единственное, что ее занимало сейчас. При этом она зависла в считанных миллиметрах над ним, создавая иллюзию полного контакта, но нигде не прижимаясь к нему.

– Но на биреме сохранилась часть запасов воды и пищи! – неуверенно возразил еще кто-то – увидеть, кто Грегордиан не мог, потому что Эдна полностью перекрыла ему обзор, впрочем, как и остальным это мешало нормально разглядеть его.

– Вот и оставьте их нам и отправляйтесь куда сказали! – уже откровенно демонстрируя раздражение женщины, отвлекаемой от самого главного, огрызнулась она.