— Мам. Ну не мое это. Я просто понял, что не мое. Наборолся я уже со злом, по лесам набегался. Если Гарри хочет — пусть становится аврором. А я не могу, понимаешь? Навоевался!

Зря он это сказал. Знал же, что с мамой спорить нельзя, когда она вот так смотрит. И плевать ей, что ему уже не двенадцать, и что он тоже вроде как герой Магической Британии.

— Рональд Уизли, как ты мог принять такое решение, не посоветовавшись с родителями?! Мы — твоя семья, в конце концов! Мы с папой не можем позволить тебе испортить свою жизнь. Папа так мечтал, что ты станешь аврором! Может быть, еще не поздно вернуть документы? Папа может поговорить с кем-нибудь… Артур, что ты молчишь? Хоть ты ему скажи! А ты смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Ты хоть с Гермионой посоветовался? Мне казалось, она положительно на тебя влияет, не понимаю, как она позволила… А почему ты без нее?

— А они расстались, — вставила свои пять кнатов Джинни, облизывая ложку с повидлом.

Впервые в жизни Рон захотел треснуть ябеду по голове. Кто просил ее выкладывать матери информацию, которая ее, Джинни, вообще не касается? Мама нащупала за спиной стул, тяжело опустилась на него.

— Рон, что происходит? Что ты натворил? Как ты мог? Ушел из Академии, поссорился с Гермионой… Я думала, вы вот-вот поженитесь. Рон! Я тебя не узнаю. Артур, может, его в Мунго отвести?

Рон понял, что с него хватит. Если он останется, наговорит такого, о чем потом пожалеет. Лучше он в магазин пойдет, там хоть с Малфоем можно поругаться — полегчает.

— Все, спасибо, — он поднялся из-за стола, аккуратно сложил салфетку и отодвинул тарелку.

— Рональд Уизли, мы не договорили! Вернись за стол и доешь свой завтрак! — громко крикнула мать.

— Наелся, — зло бросил он и, на ходу накинув пиджак, подошел к камину, ступая в зеленое пламя. Кажется, мама что-то кричала вслед, отец ее успокаивал, Джинни смеялась… Черт, иногда его совсем не радовало быть частью большой семьи!

Суета магазина, где как в муравейнике все было подчинено особому четкому ритму, где сновали от прилавка к прилавку посетители — дала ему возможность забыться. Здесь не было места личным переживаниям — на них просто не оставалось времени. Здесь нужно было улыбаться, отвечать на вопросы, следить, чтобы канареечные помадки не исчезали в карманах толпящихся у прилавка мальчишек, расставлять по полкам коробки и таскать ящики с фейерверками. Даже с Малфоем они успели перекинуться всего несколькими колкостями. Рон только и видел мелькающую среди полок белобрысую макушку, а потом Малфой и вовсе куда-то подевался.

В зале заканчивались упаковки с кормом для клубкопухов, и Рон спустился в подсобку. Среди стеллажей и коробок примостился Малфой, который вместо того, чтобы работать, смотрел на исписанный лист бумаги и грыз перо. Его волосы были взлохмачены, он нервно постукивал пальцами свободной руки по столу, а скользящий между полуоткрытыми губами кончик пера вызвал у Рона какие-то смутные мысли, которые тот поспешил отогнать.

— Что, Малфой, буковки в слова сложить не можешь? Перенапрягся?

Тот опасливо оглянулся, покраснел, поспешно смял листок и бросил его в корзину. Судя по количеству бумажных шариков, лежащих в корзине и вокруг, этот черновик был не первым. Что же он такое пишет, а?

— Уизли, — Малфой казался внешне спокойным, но под глазом дергалась жилка, а пальцы нервно сжимали перо, — ты, кажется, зашел сюда за чем-то нужным? Так бери это нужное и проваливай. У меня обед. И чем я в этот обед занимаюсь — не твое дело, понял? Давай, иди отсюда, грамотей нашелся! Сам-то буквы не забыл еще?

Рон фыркнул и, подхватив коробку с кормом, вышел в заполненный покупателями зал. Короткая перепалка с Малфоем подняла ему настроение, и он даже принялся насвистывать новый мотивчик «Ведуний», быстро расставляя коробки. Джордж был всегда недоволен нерасторопностью, и неважно, кто медлил, брат или Малфой — доставалось за расхлябанность одинаково. Впрочем, к чести Малфоя, ему — реже. А сейчас можно было схлопотать по полной. С Джорджа станется и из жалования вычесть.

В магазине было не протолкнуться. Горячая пора — преддверие рождественских каникул, к которым, к большому удивлению Рона, люди начинали готовиться уже с начала декабря. Пока в «Ужастики» закупались взрослые, готовые выкладывать звонкие монеты за фейерверки и разномастные подарки для домочадцев. А вскоре здесь будут сновать школьники, прибывшие домой на каникулы. Им понадобятся блевательные батончики, удлинители ушей и прочие мелкие шалости, в изобилии выставленные на витринах.

Наконец суматошный день подошел к концу. Сегодня была очередь Рона закрывать магазин и выбрасывать накопившийся мусор. Он в последний раз проходил между стеллажами, подмечая мысленно дела на завтра, когда заметил небольшой шарик скомканного пергамента, закатившийся под шкаф. Кажется, на таком пергаменте писал сегодня Малфой. И почерк похож…

Конечно, Рона учили, что чужие бумаги читать нехорошо. Но бисерные, аккуратные буковки показались такими притягательными, что Рон не устоял перед искушением узнать, о чем Малфой писал так долго, что не успел даже толком пообедать. Некоторые строчки были зачеркнуты, словно Малфой никак не мог найти нужных слов. Воровато оглядевшись по сторонам, Рон развернул письмо.

«Здравствуй, мама!

Поздравляю тебя с наступающим Рождеством — и прости, что большой праздничный обед опять пройдет без меня.

Так вышло, что на работе это время самое тяжелое, всем хочется купить подарки. Но обещаю, что мой день рождения мы будем встречать все вместе — возможно, в начале июня получится приехать к вам.»

Интересно. У Малфоя день рождения в начале июня, оказывается. Рон сунул руку в карман, где лежала зеленая подвеска, с которой он практически не расставался. В начале июня… получается, Малфой — Близнец? Да нет, ерунда, совпадение! Поглаживая пальцем подвеску, он продолжил читать.

«Спасибо тебе за прошлое письмо. Я рад, что у вас с отцом все хорошо. Только прошу тебя, хватит об Италии. Я остаюсь здесь. Вы мне очень дороги, но у меня свои интересы, друзья, работа. Конечно, отец мной недоволен, представляю себе, как он презрительно ухмыляется, читая это письмо. А вот ты, мама, думаю, поймешь меня. Потому что это моя жизнь и я хочу прожить ее сам».

Рон остановился. Как получилось, что они с Малфоем оказались в настолько похожей ситуации? Черт, а ведь хорек слизеринский… то есть Малфой… то есть Драко… кажется, достоин уважения. Впервые Рон подумал о бывшем школьном недруге так — Драко. Красивое имя, не то, что у него. И подходит Малфою. А что там дальше? Рон понимал, что надо бы оставить письмо в покое, что оно очень личное, но ничего не мог с собой поделать. Следующие несколько строк были густо замазаны чернилами. Рон перевернул листок.

«Впервые за долгое время я могу сказать, что мне хорошо в Лондоне. Здесь есть тот, кто стал для меня недосягаемой мечтой. Помнишь, я говорил, что найду своего дракона? Я его нашел. Странно вышло: бывший школьный враг, который не умеет держать при себе эмоции, вспыльчивый и резкий, стал мне нужен. Он из той самой сказки, что ты часто читала мне в детстве. На его груди — созвездие Дракона. Но даже если он, узнав о моем отношении к нему, брезгливо оттолкнет и больше никогда не взглянет в мою сторону… Мне все равно. Он особенный. Он — мой Дракон, и, кажется, я его… »

Рон сжал в кулаке исписанный листок. Вот что это было, а? На полке шкафа среди коробок с забастовочными завтраками остался лежать блокнот. Малфой использовал его для рабочих записей, и Рон нередко подтрунивал над привычкой всегда носить его с собой. Тот даже забирал блокнот домой после окончания рабочего дня. А теперь вдруг оставил… Только сейчас Рон заметил несколько точек-звездочек, соединенных в созвездие и аккуратно подписанных.

Шальная мысль мелькнула в голове, и Рон, не обращая внимания на треск ткани, резко дернул ворот рубашки, обнажая грудь. Он всегда стеснялся своих родинок, ему и в голову не приходило сравнивать их со звездами. Даже перед Гермионой смущался раздеваться. Вот они — Растабан, Этамин, звезды Дракона… Эдасих, Альдибаин — Рон робко провел пальцем по каждой.