***
Впервые за несколько лет она надевает платье. И его сложно назвать красивым, скорее оно особенное. Тем, что именно в нём она получала свой диплом с отличием, а спустя пять лет поправляла неудобную, узкую его бретель на свадьбе подруги.
Дурацкий цвет. Вовсе не модный и длину подбирал отец. Когда был ещё жив…
Минди поворачивается перед зеркалом и тянет подол вверх, чуть приоткрывая колени, чтобы потом решительно одернуть его. «Слишком худые», — вслух заключает она.
Следующие полчаса она подбирает туфли и причину. Уважительную. Чтобы не идти на праздник совсем. Но все они разбиваются вдребезги, как и чашка, из которой она отпивает кофе, как и надежда увильнуть — сам пресс-секретарь НАСА — Энни Монтроуз, сказала ей: «Опоздаешь — придушу собственной задницей». И у Минди нет причин сомневаться в словах этой женщины.
Кстати, из туфель подходят только чёрные.
На плечах Минди джинсовая куртка, которая не подходит к платью от слова «вовсе», по бедру бьет объёмная сумка. Логичнее взять такси, но погружающаяся в темноту улица соблазняет своей конфиденциальностью. Минди отправляется пешком. Всего четыре квартала. Но, миновав километр, она жалеет о принятом решении и о том, что ей далеко не двенадцать лет: нельзя снять противные, натирающие туфли, взять их в руку и отправиться босиком. В совершенно противоположную сторону.
Ей действительно не хочется идти, и когда взгляд набредает на вывеску музыкального магазина, подсознание провоцирует: «Это займёт лишь минуту. Успею».
Звенят колокольчики, отделяя уличный шум трёхкамерным стеклопакетом. В помещении светло и тихо. Почти никого, если не считать скучающего у кассы продавца и парня в элегантном костюме, изучающего дальний стеллаж.
Минди не нужно много времени и можно проигнорировать вопрос: «Вам помочь, мисс?», чтобы найти то, что нужно.
— Упакуйте красиво, — велит она продавцу, протягивая выбранную пластинку.
Парень у стеллажей оборачивается. Он задерживает взгляд на её фигуре гораздо дольше, чем то позволяют правила приличия. И от этого крупные мурашки бегут вдоль позвоночника. Их не остановить.
Минди старается не оглядываться, но неожиданно ловит себя на мысли: «Нет, что-то в его фигуре кажется определённо знакомым». Но не успевает додумать — продавец отдаёт ей свёрток и молвит: «Шесть восемьдесят пять за всё».
Уже на улице Минди заключает, что фигура парня могла показаться знакомой лишь от того, что сама она живет в паре кварталов отсюда. И наверняка он разносчик пиццы или водопроводчик. А костюм? Что ж, все ходят на свидания… все, кроме неё. И это — закон. У неё уже были печальные истории, когда она ещё ходила на свидания. Больше ей такого не нужно.
Из лилового вечер становится серым, задохнувшимся от быстрой ходьбы. И тогда он останавливается, встряхивает на небе покрывала сгустившихся туч, а на земле начинает звучать своя музыка. Минди умеет её слышать: дождевые капли, остающиеся нервными дисками в лужах, тихо шуршат в тишине.
«Дождь некстати», — думает Минди. Полчаса, потраченные на укладку, идут коту под хвост. Озорные кудряшки волнуют светлые пряди.
Она на месте, когда наручные часы едва не преодолевают отметку «критическая» и пытается улыбнуться Венкату Капуру и Энни Монтроуз, разговаривающим неподалёку. Монтроуз отвлекается и, фыркнув, замечает:
— Тебя ж в задницу, Парк! Это платье подарила тебе бабушка на совершеннолетие?
— Отец. Его подарил мне отец.
— По-видимому, Святой отец, — закатывает глаза Энни. — Так ты хочешь выглядеть по телевизору?
— Мне всё равно, — заключает Минди вслух, а про себя добавляет, что Энни следует реже произносить слово «жопа» в любой из его форм, даже в неофициальной обстановке.
— Уотни уже здесь, — какая-то женщина тянет Энни за рукав, и та, наконец, теряет интерес к Минди.
— Можете пригласить прессу, мисс Брукс.
И тут же на мгновение обретает его вновь: «А ты, Парк, потеряйся и не высовывайся, пока не позовут».
…
Столик Минди в самом углу, и делит она его с Дуэйном Смитом из отдела изучения геомагнитных аномалий и с Сарой Коэн — чьей-то секретаршей.
Марк Уотни за столом для пресс-конференций, терпеливо и с юмором отвечает на многие тысячи одинаковых вопросов.
— Что помогало вам справляться с одиночеством? — раздаётся голос репортёра из зала.
— Сообщения с Земли, — отвечает Марк. — Один из инженеров НАСА частенько проводил время со мной. За дружеской беседой. Я обещал угостить его пивом, когда вернусь на Землю, но он ответил, что предпочитает ресторан, где подают картошку, а в зале звучит диско.
Минди вздрагивает и задевает локтем стакан. Дуэйн Смит возмущен испорченной рубашкой, а Минди неловко извиняется, тянется за салфеткой и думает о том, что Марк только что процитировал её сообщение. Она действительно провела много времени с ним наедине. За много миллионов километров от Марка она знала о его предпочтениях и вкусах гораздо больше, чем хотела бы. В продолжение того сообщения она написала тогда: «Просто ты надоел мне уже на Марсе. У меня впечатление, что я целыми днями хожу с тобой под руку».
«Завтра я планирую объяснить тебе устройство оксигенатора. Потому что собираюсь его чинить», — Марк никогда не вёлся на провокации. И был лучшим специалистом в области приглашений на следующую встречу на целой планете. Она не могла и не имела права ему отказывать. Так решили в НАСА. И всё время, что Марк жил на Красной планете, день Минди начинался тогда, когда просыпался Марк.
«Ты же можешь задохнуться», — Минди действительно обеспокоило решение Марка вскрыть оксигенатор. «Только от желания поскорее встретиться с тобой, — смеялся он в ответ. — Я обещаю тебе, что буду в скафандре».
Он, конечно, не рассказал репортёрам о том, как продолжился тот разговор, и уж конечно умолчал, как с тех пор они разговаривали по многу часов подряд. Минди научилась удалять историю переписки. Той самой части, которая становилась слишком личной.
Она перестала отвечать Марку за неделю до его возвращения. Просто потому, что считала свою миссию «межпланетного вуайериста» завершённой.
С грустью перечитывает она его послания за последние дни: «До приземления семь дней. Ты придёшь меня встретить?»
Шесть… пять… четыре… три… два… один… С понижением голоса до хриплого шёпота. До отчаяния.
Всё прошло успешно. Об этом сообщили аплодисменты, буквально взорвавшие Центр Управления Полётами, когда ПА коснулся поверхности земли соответствующими частями. И мир не перевернулся с ног на голову, когда Марк Уотни ступил на Землю. С той лишь оговоркой, что то был ВЕСЬ ОСТАЛЬНОЙ МИР, кроме её, внутреннего.
Минди покидает рабочее место на две недели. Этот отпуск она вымолила у Капура. Она действительно не готова встретиться с Марком Уотни, как понимает и то, что за четырнадцать дней каникул не изменится ни-че-го. Но она надеется, что из-за новых впечатлений Марк забудет о её существовании быстро.
НЕТ. Она надеется, что этого не произойдет никогда. Но очень глубоко. Так, что даже самой почти незаметно.
…
Минди действительно радуется, что всё внимание журналистов приковано к Марку, и о ней совершенно не вспоминают. Когда все вопросы заданы, усталый Марк встаёт из-за стола. Банкет объявляют открытым, а это самое удачное время, чтобы улизнуть. Минди аккуратно ловит пальцами ног снятые туфли, а потом незаметно выходит из зала.
Лифт равнодушно отсчитывает этажи. Под лопатками холодная зеркальная поверхность. Ей хочется дышать, но не получается. Странно. Отчего это так? Ведь Минди искренне считает своё сердце пустынным, каменным, лишь по недоразумению имеющим красный цвет, в общем, во многом сходным с марсианской породой.
Двери открываются, выпуская Минди в слабо освещённый холл. Она знает, что это за место. Сюда она пришла впервые, чтобы увидеть лицо Марка: да, именно здесь на стене вывешены портреты всех участников и руководителей миссий «Арес». С первой и до последней.
Она пытается идти как можно тише, но звук каблуков гулко разносится в пустом помещении. Она действительно старается пройти мимо, не обращая внимания на изученные до боли черты, но как вкопанная останавливается у фотографии Марка. Столбняк да и только!
