Каждый школьник вспомнит, что «демократия» в буквальном переводе с греческого означает «власть народа» (от греческого demos – народ, kratos – власть, правление), т.е. форма правления, при которой граждане лично или через избранных представителей осуществляют право принятия политических решений. В реальности не совсем так, а чаще совсем не так. Народом всегда руководили и управляли конкретные личности – вожди, лидеры. Народ либо признавал вождя и следовал за ним с одобрением, либо проявлял неудовольствие и желал нового вождя. В прежние времена классических монархий и авторитарных диктатур борьба за власть вполне могла происходить без участия народных масс. Иногда, правда, случались бунты и революции.
Процесс демократизации изменил порядок и разнообразил способы формирования и смены власти в государствах, вставших на этот путь. Прав и возможностей у граждан стало гораздо больше, а процесс политических выборов, казалось бы, стал вполне соответствовать понятию демократии. В действительности принятие политических решений, как и ранее, происходит без участия народных масс, только массы об этом часто не задумываются и не догадываются. Многие могут возразить, дескать, мы реально участвуем в выборах и сами решаем, за кого голосовать. Но среди этих многих «самостоятельных» далеко не все решают сами. Тот, кто вникнет в понятие «политтехнология» и прочтёт главу под названием «ИЗБИРАТЕЛИ», скорее всего, со мной согласится.
Наверное, в самом общем представлении демократия это благо по сравнению с любыми формами авторитарного правления. Но благо лишь в том случае, если demos вполне осознаёт, как его используют (или могут использовать) разного рода активисты в борьбе за kratos. Любой гражданин всегда в меньшей или большей степени зависит от действий власти в своем государстве. Поэтому каждый разумный человек хоть иногда задумается о том, какую государственную власть он хотел бы для себя. Подданные монарха могут лишь мечтать о хорошем царе, не имея возможности выбирать. А граждане республики всегда имеют право выбора. Выбор одного отдельного гражданина малозначим для судьбы власти, почти эфемерен, но он у него есть. И это играет с людьми злую шутку.
На подсознательном уровне мы так устроены – то, что у нас есть, нам неинтересно. Нам хочется чего-то другого, чего у нас нет. Так, в СССР восемнадцатилетняя молодёжь, получив через почтовые ящики персональные красно-белые листочки-приглашения, с гордостью и интересом шла на свои первые в жизни выборы. Последующие выборы становились для большинства неинтересной рутиной. Сегодня даже на свои первые выборы идут немногие. Слишком сильны стереотипы типа: «от меня ничего не зависит», «политика – грязное дело», «все кандидаты одинаковые». Граждане предпочитают заниматься своими более насущными и интересными делами. Казалось бы, это плохо. На самом деле, не всегда. Политическая гиперактивность населения может быть признаком нестабильности в государстве, предвестием глобальной угрозы или революционной ситуации. Упаси нас, Господи, и от всего этого – проходили уже не раз!
Что первично?
У нас, граждан России и бывшего Советского Союза, со школьного возраста сложилось определённое стереотипное представление о последовательности возникновения и развития общественно-экономических формаций и форм государственного правления. Все, кто в советские годы школьный курс истории не «проходил», а хотя бы читал, помнят, что первобытно-общинный строй сменился рабовладельческим, затем феодальным, потом был капиталистический и, наконец, коммунистический (включая его первую стадию – социализм). Эта последовательность не подлежит сомнениям, несмотря на то, что для России она после социализма пошла вспять – случился откат в капитализм. (Будем надеяться, что дальнейшее скатывание к феодализму у нас не произойдёт!)
Что касается известных форм государственного правления, то здесь в наших головах тоже укоренился определённый стереотип последовательности: сначала монархия7, потом республика8. Почему-то не наоборот, хотя ретроспективный взгляд в историю цивилизаций даёт совсем другое представление. Элементы демократии были свойственны племенам людей за многие тысячи лет до нашей эры. С ростом первобытных общи́н возникало экономическое и, как его следствие, социальное неравенство, а это породило первобытные авторитарные традиции, которые позже воплотились в монархические формы правления. Однако даже столетия спустя первичный опыт свободной демократии не был забыт. В V-IV веках до нашей эры классическое демократическое государство возникло в Древней Греции, где каждый гражданин имел право участвовать в работе народного собрания. Потом опять была монархия и деспотичный авторитаризм (вплоть до хунты «чёрных полковников»), и снова демократия…
В течение всей новейшей мировой истории демократия и авторитаризм, периодически сменяя друг друга, тесно переплелись и сегодня в ряде государств вполне мирно сосуществуют, взаимно дополняя друг друга. Например, различия между конституционной монархией (парламентской или дуалистической) и президентской республикой носят формальный характер. А опыт многих современных государств (в т.ч. России, не говоря уже о среднеазиатских республиках) наглядно показывает, что полномочия президента республики бывают гораздо шире полномочий конституционного монарха.
Я предпочитаю усматривать в таком скрещивании монархии и демократии не более чем изыскание приемлемых для элит договорённостей в части распределения властных полномочий. Иной раз это всего лишь лицемерная имитация договорённостей (в угоду традициям или народным ожиданиям), потому что одна из ветвей всё равно доминирует. Например, великобританский супердемократичный парламент, присвоив себе практически всю полноту не только законодательной, но и исполнительной власти, тем не менее, чтит чопорные традиции и сохраняет королевскую особу. Формально королева имеет некоторые эксклюзивные полномочия, которых нет ни у премьера, ни у палаты общин, ни, тем более, у палаты лордов. Например, право объявлять войну. Но если такое решение парламентариям всё же потребуется, а королева ему воспротивится, тогда её легко и быстро переубедят (или даже проигнорируют), невзирая на весь показушный пиетет к королевской особе. Как бы не кичились британцы своим консервативно-благоговейным почитанием королевской особы, она сидит у них на коротком парламентском поводке. Да так, собственно, и везде, где существует гибрид власти под названием «конституционная монархия» (Испания, Япония, Норвегия, Швеция, Нидерланды, Бельгия, Дания и т.д.)
У нас в стране даже самая строгая монархия никогда не была абсолютно авторитарной, в ней присутствовали элементы демократии. Царя всегда в какой-то степени играла свита, а за троном всегда стояли бояре. Бывало, что боярам рубили головы, а бывало и наоборот. Наши монархи вольно или невольно делились своей властью с боярами (не говоря уже о духовной ветви власти). Кстати, в советское время власть тоже делилась на троих: законодательная в лице советов, исполнительная в лице исполкомов и духовная в лице партии.
Во всех отношениях российская и зарубежные монархии были весьма схожи. Российская демократия (советская и нынешняя) тоже формально похожа на западную, но в меньшей степени. В нашей демократии глава государства (генсек в СССР, президент в России) играл и играет несопоставимо более значимую и весомую роль, чем главы государств западной демократии (что, кстати, никак не убирается в нос доморощенным либералам).
В этой особенности кроется одна из причин дифференцированного отношения Запада к нашим лидерам. Россия слишком велика и богата, чтобы Европа и США могли относиться к ней беспристрастно и терпимо. Сильная российская власть исключает возможность поглощения наших ресурсов и территорий.9 Более того, сильная российская империя всегда сама собирала под своё крыло (либералы скажут: под свой сапог) окружающие её малые народы и территории, лишая такой возможности Запад. Как только главенство первого лица в России слабло, ослабевали власть и государство в целом, возникала смута, открывались выгодные возможности для Запада. Поэтому наших слабых вождей западные «партнёры» всегда любят, хвалят и поддерживают, а сильных боятся и критикуют. Отсюда все нынешние обвинения, санкции, и прочие антироссийские каверзы. Во всяком случае, причина их вовсе не в плохом качестве или недоразвитости нашей демократии. Нынешняя российская демократия ничем не хуже западных образцов (так же, как когда-то не худшей была российская монархия). Достаточно вспомнить, как чувствуют себя первые лица в той самой хвалёной западной демократии. Самые свежие примеры – президент США Трамп и британка Мэй. Врагу не пожелаешь такой демократической вакханалии в высших эшелонах власти!
