«И на которую ты дрочишь прямо тогда, когда она сидит у тебя в гостиной», этот противный голос прозвучал совершенно неожиданно и мигом отправил всю кровь к щекам. Не от смущения, от злобы. Злобы на нее с ее идеальной шеей, на себя с нелепыми, противоречащими всем его принципам фантазиями.

Сцепив зубы, он отстраненно слушал Грейнджер, которая разглагольствовала о чем-то, что называется коммунальной платой.

Жара сводила с ума не только их, всех людей. Навстречу то и дело проходили незнакомцы, обмахиваясь всем, что только попадалось под руку. Драко на мгновение стало их жаль. Стоп, что? Он только что пожалел…маглов? Грейнджер права. Это пекло размягчило его мозг, и он стал идиотом. Остается только надувать пузыри из слюны. Мерлин, что за чушь лезет в его голову.

Тем временем умница-Грейнджер уже заходила в какое-то заведение, в котором оказалось гораздо прохладнее, чем снаружи. Драко даже передернулся от неожиданного контраста температур и удивленно посмотрел на Грейнджер.

— Кондиционер, — бросила она ему, направляясь за столик. Будто бы это что-то объясняло. Малфой огляделся и понял, что они в кафе. Оно чем-то напоминало Беллз, но в целом сильно отличалось.

Гермиона заказала себе свое любимое малиновое мороженое с жареным кешью и стакан холодного грушевого лимонада. Драко вновь заказал шоколадное с миндальной крошкой, имбирный лимонад и внезапно подумал, что теперь Грейнджер — одна из тех, очень немногих, кто знает его любимое мороженое и напиток. От этой мысли стало неуютно. Не то, чтобы эта информация была сверхсекретной, нет, она была личной. Такой, которая подтверждала, что Малфой умеет любить. Пусть даже лимонад и мороженое. А уж такая информация точно не должна была уйти в массы.

Драко усмехнулся своим мыслям, наблюдая, как Грейнджер водит по краю стакана пальцем сначала три раза по часовой стрелке, а затем два раза в обратную сторону. Она, казалось, не отдает себе отчет в своих действиях, глядя сквозь стакан. Малфой держал пари, что, будь это чай, она бы добавила в него два кубика сахара и проделала бы те же движения чайной ложкой, размешивая сахар. Затем она бы обязательно эту ложку облизнула и положила ее прямо на стол, а не на блюдечко, чем страшно бесила Малфоя последние пару лет обучения.

— Я вот думаю, — голос Грейнджер вывел его из воспоминаний о трапезах в Большом Зале. — Твою квартиру отслеживают на предмет магических действий? Было бы здорово, если нет, я бы с удовольствием трансгрессировала вместо того, чтобы снова выходить в тот адский котел.

— Попробовать можно, — Драко безразлично пожал плечами, размазывая остатки мороженого по креманке. Шансов попасться практически не было, казалось, Министерство ненадолго оставило его в покое. На пороге больше не появлялись авроры с предупреждениями, угрожающие письма тоже перестали приходить как раз на второй день его вынужденной голодовки. Малфоя накрыла злость. Понадеялись, что он просто сдохнет от голода? Черта с два, ублюдки. Малфоев так просто не истребить.

Они расплатились по счету и завернули в темный переулок возле кафе, чтобы не привлекать внимания. Холодные от стакана лимонада пальчики прикоснулись к его руке, затем крепко обхватили его ладонь, и знакомое, практически забытое чувство того, как переворачиваются внутренности, как хочется выблевать собственный сведенный судорогой желудок, объяли их обоих, когда они аппарировали.

Очутившись в паре домов от квартиры Малфоя, Гермиона могла поклясться, что Драко погладил большим пальцем ее ладонь. Она подняла на него глаза, увидев, как он внимательно изучает ее лицо, словно стараясь запомнить каждую его черточку, и вновь делает то-самое-чертово движение большим пальцем. Судорожно вдохнув, она мягко высвободила свою руку и завела ее за спину, не отрывая взгляда от его серых глаз с расширенными зрачками.

— Что ж, — Гермиона первой нарушила затянувшееся молчание. — Теперь я точно уверена, что ты не умрешь голодной смертью, не заблудишься в улицах города, не сгинешь в грязи квартиры. Думается, что моя миссия была выполнена на «превосходно», — она запнулась, понимая, что пора прощаться. — Все остальное изучишь опытным путем.

Снова повисло гнетущее молчание. Парень и девушка не отрывали взглядов друг от друга, между ними висело облако невысказанных эмоций, чувств, оно было практически материально. И никто из них не говорил ни слова тогда, когда они так были нужны.

— Прощай, Малфой.

— Прощай, Грейнджер.

***

Гермиона трансгрессировала сразу в свою ванную комнату, мучительно желая смыть с себя весь липкий пот, которым ее наградило палящее Лондонское солнце. Встав под прохладные струи, девушка с облегчением простонала. Живительная влага впитывалась в кожу, наполняя ее, оживляя, отгоняя все тяжелые мысли.

Стук в окно, который был слышен даже сквозь шумящую воду, заставил ее прервать водные процедуры. Обмотавшись полотенцем, Гермиона выглянула из ванны и увидела сову, которая нетерпеливо ходила влево-вправо по подоконнику и стучала клювом по стеклу. Девушка впустила птицу, шикая на раззадоренного кота, отвязала от лапки совы письмо и придвинула той чашку с водой и немного сушеных жуков.

Присев на диван в гостиной, она развернула письмо и улыбнулась. Это мальчишки ответили на ее приглашение. Как нельзя кстати. Завтра в полдень в «Дырявом Котле». Место встречи изменить нельзя, как говорится.

Она отложила письмо и покусала губу, оглядываясь по сторонам. Раньше бы она взяла в руки уже не раз прочитанную книгу, провела пальцем по корке, предвкушая чтение, вдохнула бы запах старого пергамента и углубилась бы в написанное. К ее большому удивлению читать не хотелось. Гермиона перевела взгляд на телевизор, достала из большой коробки диск и вставила в дисковод. На экране появилась стандартная заставка Тачстоунз пикчерз, затем куча разных людей и, наконец, главный герой — Ричард Гир, как обычно великолепный в идеальном строгом сером костюме.

Лишь к середине фильма Гермиона поняла, что плачет. Плачет с самой чертовой заставки. Плачет надрывно, закусывая указательный палец руки, зажатой в кулак. Плачет от чудовищной тоски, наполнившей сердце. Плачет от неполноценности такого прощания. Плачет от прощания самого по себе.

***

Драко вернулся в свою квартиру, чувствуя некоторую растерянность. И что, все? Краткий экскурс в мир маглов закончен? Этого точно недостаточно. Он ведь еще не понял, как…ну, или, например, что…

Малфой чертыхнулся. Все он понял, не дурак. Но сердце, холодное, обросшее льдом сердце твердило, что чего-то не хватает. Что всего этого было мало, несправедливо, чертовски мало.

Ее было мало.

Малфой ужаснулся такой мысли, стараясь унять обрадовавшееся догадке сердце. А чего он ждал? Что она останется? Будет следить, чтобы он ел, причесывался и не скучал? Она же не его мама, в конце концов. У него вообще нет мамы. Она предала его, согласившись на Обливиэйт. Был же выбор, в конце концов. Азкабан, смерть, что угодно. Но не забыть собственного сына.

Малфой с силой сжал зубы, так, что услышал их скрип. Нет, вот только не это. Он только научился не жалеть себя. Жалость к себе была последним чувством, которое могло бы стать его союзником в выживании в этом сумасшедшем, неправильном мире.

Остановиться было тяжело. Тоска и одиночество, как два гребаных змея, обвились вокруг его тела, запуская свое жало в самую душу. Он был совсем один. Совсем.

И это чертово «прощай» на ее губах лучше ему не делало.

***

Ровно в полдень четвертого июня Гермиона уже сидела за одним из столиков в «Дырявом Котле», вытягивая шею, в надежде поскорее вновь увидеть друзей. Она старательно придумывала, что скажет им при встрече. И вот…наконец-то! Девушка спрыгнула со стула, широкая улыбка расползалась по лицу, тепло разлилось по всему телу. Ее мальчики. Ее друзья. Ее каменная стена. Ее оплот спокойствия.

Гарри и Рон подошли к ней со смущенными улыбками. Они не виделись, даже не переписывались почти две недели, и теперь не были уверены, что Гермиона не отчитает их по этому поводу, как обычно.