– Мёртвые говорят, что он выпил жизненные силы из молодой женщины. Она умирает.

– Женщина – его подружка?

– Она считает, что невеста. Но вообще говоря, да.

– Значит, полагаешь, что у нас тут есть китейн, который пристрастился к «рапсодии»? А тебе это зачем? Ты ведь даже не китейн?

В отличие от многих, у Дилана Маккены это проскакивало настолько просто, безлично и естественно, что даже не казалось обидным.

– Мой клиент нанял меня найти этого парня. Про женщину я узнала от мёртвых, пока искала его, – она всё-таки не выдержала и спросила. – Так что ты мне ответишь?

Маккена отрешённо взглянул на неё:

– Тебе кажется, что этот кусок кожзаменителя откроет перед тобой все двери? – равнодушно осведомился он, снова потрогав упаковку.

Лорейна начала злиться:

– Мне кажется, что я задала вопрос, и ты можешь либо ответить на него, либо отказаться отвечать.

Маккена пожал плечами:

– Хорошо, вот тебе ответ: не лезь в это дело.

– А то?

– А то на тебя обрушится слишком много дерьма, поверь мне. В тебе есть искра, Лорейна, и если бы я не относился к тебе хорошо, я бы легко погасил её, другие не будут так добры. Забирай своего клиента, если он ещё жив, вези его за город, отпаивай успокоительными чаями, откармливай яблочным пюре. Если он мёртв, тогда, конечно, и говорить не о чем.

– Я действительно купила тебе подарок в последний момент, – ещё тише, чем обычно, сказала Лорейна – её душила злость. – Но это не значит, что это плохой подарок, или что я воображала, будто могу подкупить тебя перчатками для езды в автомобиле. Мне просто хотелось сделать тебе приятное.

Маккена сделал примирительный жест:

– Я не пытался сказать, что ты проявила неуважение или что-то такое. И сам не пытался проявить неуважение. Побереги себя, не лезь в это дело – это просто хороший совет. Оно не принесёт тебе добра. У тебя есть бойфренд? – неожиданно спросил он.

– Нет, – ответила Лорейна. – А что, ты хочешь заказать мне кофе с сердечком и боишься, что он обидится?

– Это вряд ли. Я хочу знать, есть ли кто-то, кто позаботится о тебе, если ты влипнешь в неприятности.

– Ты мог бы просто сказать, что не знаешь этого парня, – решилась она на ещё один заход. – И я бы решила, что он – не китейн.

– Я никогда не вру, если могу без этого обойтись. А причин врать тебе я не вижу.

– Спасибо, Дилан Маккена, – резче, чем ей хотелось бы, сказала Лорейна. – Спасибо, что уделил мне время. Я помню о твоей следующей встрече, – она встала.

– До свидания.

Лорейна Суини вышла из «Старбакса».

Эдвард прошёл мимо Чикагской водонапорной башни, которую когда-то обругал, обессмертив, Оскар Уайльд. У её бледно-жёлтого основания теснилась толпа изрядно истончившихся от времени призраков: безымянные бедняги, пытавшиеся укрыться в ней от огня во время Великого Чикагского пожара. Не обращая на них внимания, он махнул рукой парню в верхнем окне башни, бывший смотритель помахал ему в ответ. Смелый парень: когда в октябре тысяча восемьсот семьдесят первого город запылал, как свечка, он не сбежал, спасая свою шкуру, а продолжал качать воду. А чем бы иначе пожарные стали тушить дома? Но Великий Чикагский не щадил ни трусов, ни смельчаков, и когда огонь добрался до башни, смотритель повесился на верхнем этаже. Верёвка на шее пугала его чуть меньше, чем перспектива сгореть заживо. Человек города, да. Как и сам Эдвард.

Эдвард уже обошёл восемь отелей – и всё без толку. В гостиницах, особенно старых, почти всегда есть призраки, вот только далеко не все мёртвые годятся для разговора: о чём, например, можно спросить парня, который круглые сутки болтается на призрачной верёвке, переброшенной через люстру в угловом номере? Тоже мне источник информации. Конечно, он видел и женщину в красном, ту, что бросилась с крыши новогодней ночью в тысяча девятьсот двадцатом. Она пришла в отель «Дрэйк» с женихом – богачом и красавцем, а потом застала его в объятьях другой. Но говорить с этими девушками из легенд – впустую время тратить, они только плачут и стенают. Ну или обнимаются, как одна хозяйка маленького пансиона, которая никак не может нарадоваться, что её гостиницу отреставрировали, и лезет с объятиями ко всем – живым и мёртвым. Какие шансы, что здесь ему повезёт больше? Как в анекдоте – пятьдесят на пятьдесят: либо повезёт, либо не повезёт.

Мертвец возле гостиничной стойки обернулся: длинная косо подстриженная чёлка, чёрные волосы, пронзительно контрастирующие с серыми глазами. То ли парень, то ли девчонка: с шестидесятых прошлого века уже и не поймёшь, кто есть кто, пока не увидишь член. Похоже, к шестидесятым этого века уже и по члену нельзя будет определить.

– Привет, – сказал Эдвард.

– Привет, – ответил мёртвый портье. Эдвард для простоты решил считать его юношей.

– Я ищу одного живого мудака… – начал Эдвард.

– Шестнадцать этажей! – портье сделал широкий приглашающий жест рукой, будто говорил: «Насладитесь всеми возможностями нашего великолепного отеля».

– Этот не простой, а с сексуальными закидонами.

– Шестнадцать этажей! – ещё более уверенно повторил портье. – Это отель, мужик, здесь три четверти народа останавливаются, чтобы потрахаться. И три четверти из этих трёх четвертей с закидонами. К нам один помощник прокурора ходит, он любит, когда на него ссут. Ссут, понимаешь? Приводит проституток, сразу трёх или четырёх, и они ссут на него по очереди, а он балдеет. Это для тебя достаточный закидон?

– Нет, – ответил Эдвард, делая мысленную заметку – узнать, кто из нынешних помощников прокурора развлекается подобным образом. Эх, Ло… В некоторых вопросах она настоящая дурочка: на шантаж не пойдёт, но если убедить её сказать при этом говнюке какую-то фразу, которую она сочтёт кодовой, типа, привет от старого друга, который уже умер… или нейтральной… Интересно, он сумеет придумать нейтральную фразу про ссущих шлюх? Ладно, потом. – Нет, мой – тот, кого я ищу, – красавчик, двадцать девять лет, волосы тёмные, рост шесть футов, сложение атлетическое. Он женщин связывает во время секса, надевает маску и царапает когтями. А ещё он часами на них не залезает, пока они сознание не начнут терять.

– Это ты удивить меня хочешь? Шестна…

– Я понял, понял! Но он высасывает из них жизнь. Они после секса с ним мрут.

– Сразу? Нет, такого не было, такое бы я запомнил. Это даже для нас чересчур, мужик.

– Не сразу, а через полгода примерно. Постепенно это происходит. И ещё: он не человек, этот говнюк. Ты должен такое почувствовать. Словом, если у вас тут есть местные, повёрнутые на сексе и смерти, они на него должны как мухи слетаться.

Портье задумался, и Эдвард понял, что попал: на лице парня появилось узнавание. Теперь нужно было дождаться разговора об оплате: призраки не любят дарить, когда можно продать. Однако портье его удивил:

– Я знаю твоего извращенца, мужик, – сказал он. – Он здесь бывает. Каждую субботу, как часы. Только время разное. Приезжает с бабой.

– Как его зовут?

– Ну, мы не до такой степени знакомы. Если честно, я стараюсь держаться от него подальше.

– Ты кого-нибудь из его баб знаешь?

– Ты не понял: он с одной и той же бабой приезжает. И баба… такая же, как он, не человек. Из неё он жизнь не пьёт, хотя по нему видно, что он… из таких, из смертельных. А про остальное, что ты сказал, это да: они всё это друг с другом делают. Очень стрёмный мужик, я к нему не подхожу даже, мало ли что.

– Спасибо, – сказал Эдвард. – Что ты за это хочешь?

– Ничего. Не нравится он мне. Они когда трахаются, тут два этажа накрывает, и энергия такая… чёрная. Если ты найдёшь способ его прижать, всем будет лучше.

Лорейна отъехала подальше и снова припарковалась: ей нужно было подумать. Кое-что он ей всё-таки дал. Во-первых, Дилан Маккена знал этого парня. А значит, Брэнд Дэниел (внимание, девушки, эта информация может оказаться обычной рекламой) почти наверняка был китейном. Маккена спросил, есть ли у неё парень – значит, истинная любовь могла бы от Брэнда защитить, то есть он использует немного волшебства, чтобы покрепче влюбить в себя женщину. Ясное дело, заставить себя полюбить китейн не может, но некоторые могут усилить чувство, которое уже есть. И наконец, обычно, если Маккена говорит о чём-то, что это опасно, значит, это опасно.