С арестом Галицких и гибелью Лены подпольщики лишились двух явочных квартир. Надо было искать новые.

В лечебнице сахарного завода служила знакомая Степану санитарка. Муж ее был часовым мастером, содержал свою мастерскую. Супруги жили в тихом районе. Люди как будто свои, надежные. «А что, если у них? — подумал Степан Диденко. — Часовая мастерская не привлечет внимания». И он сказал санитарке, что зайдет к ним в гости. Но прежде чем пойти самому, послал Валю разведать, все ли спокойно.

Дожидаясь возвращения Вали, Диденко сидел с Анной Никитичной.

— А потом приснилось, — рассказывала она Степану, — что вы с Валиком речку переплывали. Валик мой утонул, а вы еле выплыли и хромали. А деревья наклонились вперед — ну, сейчас упадут. К чему такой сон, не пойму.

— Всякое присниться может. Иной раз летишь, летишь в пропасть.

— Это, говорят, растет человек.

— Куда мне больше, — рассмеялся Степан.

Пришел с ночной смены Витя.

— Ну как, сделал? — спросил Диденко.

— Ага! — Витя достал из кармана две веревочки: одну короткую, другую подлинней. — А зачем это, дядя Степа?

— Э, брат, тут такое дело. Немцев надо перехитрить!

Только спустя полгода, будучи уже в партизанском отряде, узнал Витя, для чего он измерял расстояние от шпал до оси вагона и самой низкой части паровоза. Диверсанты подкладывали под рельсы нажимные мины. Надавит паровоз на рельсы — и мина взрывается. Немцы стали пускать перед эшелоном пустые платформы: они взлетают, а поезд успевает затормозить и остается невредимым. Тогда партизаны решили приладить к минам тонкие тросики. Над тросиком свободно проходили платформы, а паровоз ударял по нему своей низкой частью и приводил в действие мину.

…Валя легко нашел часовую мастерскую. Открыл калитку, вошел в садик. Заглянул за угол дома. Густые кусты раздвинулись, и Валя увидел полицейского. Хотел броситься на улицу, но решил войти в дом, чтобы не вызвать подозрения. За маленьким столиком, низко склонившись, с лупой в глазу сидел часовой мастер. Он снизу вверх посмотрел на мальчика в поношенной, много раз стиранной и аккуратно заплатанной рубахе, в старых штанах и дырявых башмаках.

— Что тебе?

— Сколько стоит починить? — Валя сунул мастеру старый, давно испорченный будильник.

Еще до войны они с Витей вывинтили из него колесико, а когда привинтили обратно, часы не хотели идти. Мастер повертел часы, снял заднюю крышку. Валя оглянулся. В углу, прикрывшись газетой, сидел человек. Валя на минуту увидел его лицо и чуть не вскрикнул. Он уже видел раньше этого человека с тонкими черными усиками. Это было недавно поздним вечером. Валя возвращался домой. Витя раздобыл для него пропуск, и он, не таясь, ходил после комендантского часа. На улице Карла Маркса из открытых окон столовой, загороженных высоким кустарником, доносились звуки скрипки и разбитого пианино. Валя юркнул в кусты и заглянул в окно. В зале стояло облако табачного дыма. Из окна тянуло теплым вкусным запахом кухни. Валя проглотил слюну. Из-за столика поднялся офицер с тонкими черными усиками. Увидев мальчика, он швырнул в него кусок хлеба. Валя отпрянул от окна…

Мастер вернул Вале часы.

— Возьми, выбрось, — и смерил его презрительным взглядом.

…Диденко внимательно выслушал торопливый, сбивчивый рассказ Вали и крепко задумался.

— Значит, ловушка. Спасибо, Валик, помог ты мне.

Узнав о случившемся, Горбатюк посоветовал Диденко уйти из Шепетовки в лес, к Одухе.

…Диденко шел по одной из пустынных окраинных улиц. Навстречу ему медленно двигались жандармы. Когда поравнялись, остановили.

— Хальт! Документы!

Диденко подал паспорт. Жандарм прочитал: «Захар Антонюк. Украинец»… Прописка есть… так… подписи… печать… все в порядке…

Сзади послышались шаги. Диденко обернулся и увидел в конце квартала человека. Тот застыл на месте, потом ускорил шаги. Жандарм вернул паспорт. Сохраняя спокойствие, Диденко дошел до угла, свернул вбок и пустился бежать во весь дух. Нет, далеко не убежишь. Он юркнул в калитку. В ту же минуту из-за угла послышались крики: «Хальт! Хальт!» Раздался выстрел. Улица была пуста. Жандармы потоптались на месте и кинулись в открытую калитку, обежали дом, дернули дверь, заметили на огороде старуху.

— Тут никто не пробегал? Высокий, в коричневом костюме…

— Пробежал, вот сюда пробежал, — и старуха махнула рукой вдоль огородов, вверх.

Диденко бежал вдоль огородов вниз. Все дальше уходил он от преследователей. Жандармы остановились в конце улицы, посмотрели по сторонам: никого. Взбешенный человек с тонкими усиками кричал на них:

— Идиоты! Болваны! Кого упустили! Прощайте, мои двадцать пять тысяч!..

А Нейман продолжал усердствовать.

В тот день Остап Андреевич Горбатюк не пришел, как обычно, завтракать. Надежда Даниловна забеспокоилась. Сердце ее тревожно сжалось.

— Доню, сбегай узнай, что папа не идет.

Наташа обернулась мигом.

— Папка на шестьсот третий лесосклад поехал.

Надежда Даниловна облегченно вздохнула и поставила завтрак на медленный огонь.

Минут через двадцать постучали в дверь.

— Приехал! — обрадовалась Надежда Даниловна и бросилась открывать.

Прислонив к стене велосипед, перед домом стоял встревоженный Павлюк.

— Что?! — с ужасом спросила Надежда Даниловна.

Павлюк вошел в комнату. Он тянул, не решался сказать, чувствуя, что его сообщение убьет женщину.

— Говори, что случилось? — потребовала Надежда Даниловна.

— Остапа Андреевича арестовали. Я только что с шестьсот третьего…

Надежда Даниловна, ошеломленная, опустилась на табуретку. Но тут же вскочила, быстро собралась и побежала на лесозавод. С тех пор как муж вступил в беспощадную борьбу с оккупантами, она жила в вечном страхе. Сколько раз по ночам, оберегая сон любимого человека, она не смыкала глаз, чутко прислушивалась к шагам на улице: не к ним ли? Она приготовила себя к мысли, что эта опасная борьба может сломать жизнь, отнять у нее Остапа. Сердце ее билось часто-часто, словно подсказывало: вот оно, вот оно, случилось…

У конторы лесозавода заместитель Горбатюка — немец-колонист Мак разговаривал с Нейманом. Надежде Даниловне показалось, что, увидев ее, Нейман смутился.

— Алексей Иванович! Где муж? За что его?.. — спросила она у Мака.

— Не беспокойтесь. Пропала заводская машина. Его задержали до выяснения, — успокоил Мак.

В ворота въехала бричка. На ней, окруженный полицейскими, сидел Горбатюк. Был он в коричневом бостоновом пиджаке, белой рубахе, серых летних брюках. Надежда Даниловна кинулась к бричке. Горбатюк благодарно, спокойно улыбнулся ей.

— Это недоразумение, Надя, все будет хорошо, ты не волнуйся…

Его увели в контору, и начался долгий допрос. Надежда Даниловна в тревоге сидела у дверей.

— Вы еще здесь? — обратился к ней вышедший из конторы Мак. — Да идите домой. Все выяснится. Остап Андреевич сам придет. Не маленький.

Но Горбатюк не пришел. На следующий день Надежда Даниловна снова побежала к Маку. Он встретил ее сухо.

— Э, да тут не только машина, — многозначительно сказал он, — идите к Нейману…

Нейман в это время докладывал в кабинете шефа жандармерии:

— Машину обнаружили в лесу. Шофера, Горбатюка и еще нескольких арестовали. Они связаны с диверсантами.

— Есть доказательства? — перебил шеф.

— Пока нет…

— Займитесь! Я доложу графу Дитриху о вашем усердии.

— Слушаюсь!

…Одуха выслушал горькую весть и задумался. В штабном шалаше, кроме него, находились Степан Диденко, Михаил Петров, Станислав Шверенберг и Пав-люк. Одуха внимательно посмотрел на каждого. Предлагаемый ими план спасения Горбатюка был прост, смел и дерзок: через каждые три дня Григорий Матвеев дежурит в тюремном бараке. Во время дежурства он откроет камеру, выпустит Горбатюка. В переулке Горбатюка и Матвеева будет ждать с подводой Павлюк. Остальные разместятся поблизости от барака. В случае погони откроют стрельбу, отвлекут полицию на себя. Риск большой. Не исключено, что кто-нибудь из них погибнет или попадет в руки гестапо. Но иного выхода нет.