– Вяжите.

– Я… – начал было Александр, но устало опустился на стул, закрыв лицо руками.

– Говорил же ему, не стоит, а он: «Все пойдет как по маслу… Как по маслу…» – передразнивал кого-то задержанный.

В сыскном он назвался Александром Меркуловым, порховским мещанином, приехавшим с столицу с братом Алексеем, который скрылся из-под надзора лужской полиции.

НЕ УСПЕЛ ЯВИТЬСЯ Жуков с радостной вестью, как от надворного советника прибыл один из агентов.

– Иван Дмитрич, – начал агент с порога, – Федька Веселый с домочадцами убит…

– ИВАН ДМИТРИЧ, – НАЧАЛ с порога агент, запыхавшийся и потный лицом, словно от Ланской бежал, а не ехал на санях, – Федька Веселый с домочадцами убит.

Путилин в изумлении поднялся с излюбленного кресла и, заикаясь, произнес:

– К… к… к… как убит?

Сыскной агент вытер со лба шапкой пот.

– Убит, я толком не знаю, но одни ножом изрезаны, другие задушены, но что кровью все залито, могу сказать точно. Самолично видел.

– Дела… – Иван Дмитриевич ударил кулаком по столу и, играя желваками, прошел к окну. – Вот новость так новость! – потом повернулся к агенту и спокойным голосом приказал: – Позови дежурного чиновника!

Распоряжений было немного: разыскать, хоть из-под земли, чиновников по поручениям, доктора, и направить их незамедлительно в Ланскую, в дом Федьки Веселого, известного в столице скупщика краденого, содержателя дома терпимости и человека, за плечами которого не один десяток организованных преступлений.

Уже на улице, когда Иван Дмитриевич удобно расположился на скамье саней, объявился Жуков, занимавший должность помощника Путилина.

– Убийца задержан, – Миша не сдерживал пышущей довольством улыбки.

– Садись, – начальник сыскного отделения кивнул на свободное в санях место.

– А как же… – не договорил помощник, указывая на задержанного, потом повернул голову к агентам, распорядился: – Меркулова в камеру, – и осторожно опустился на скамью саней.

– Федька Веселый убит.

– Да ну, – присвистнул Миша.

– Не было печали, – Иван Дмитриевич смотрел куда-то в небо и, словно очнувшись от забытья, распорядился: – Трогай.

СНЕГ СКРИПЕЛ ПОД полозьями, навевая печальные мысли. Небо распогодилось, и быстро бегущие темные тучи лишь изредка закрывали от взора не по-зимнему греющее солнце. В ярком свете дома смотрелись особенно нарядно, глаза слепили блики отражавшегося в окнах дневного светила. Народ на улицах суетился, шел по своим делам, смеялся, громко разговаривал, но никто и не подозревал, что смерть всегда стоит с остро заточенной косой рядом и в любую минуту может одним движением перерезать нить жизни, как недавно случилось в Ланском, где Федор Семенович Перышкин, по прозвищу Федька Веселый, лежит с перерезанным горлом в темной комнате второго этажа, где хранил деньги, золото, процентные бумаги, как говорил, на старость. Как ни загадывай, какие ни строй планы, сколько ни копи денег, итог один – всего с собою не заберешь, даже, может, этим накопленным не воспользуешься.

Иван Дмитриевич знал Федьку давно, но никак не мог поймать. Осторожным был Перышкин, никогда своими руками ничего не делал, но вот и его час настал. Пока ехали, Путилин размышлял, кому мог перейти дорогу Веселый, или, может быть, убийство из разряда «вор у вора дубинку украл». Тогда сложно найти настоящего убийцу, хотя если Федька кого-то впустил, то, значит, знал убийцу, или этот кто-то мог весточку принести из мест не столь отдаленных, а мог и просто посетителем публичного дома быть. Услуги недороги, подопечных Веселый не жалел, главное, чтобы доход приносили, притом деревень и сел по губернии много, а по России и не счесть, крестьяне всегда рады от лишнего рта избавиться.

Бег лошадей с каждым шагом приближал к печальному месту, где поселилась вездесущая смерть.

В ДОМЕ ФЕДЬКИ Путилин бывал не раз. Пока ехал, силился вспомнить, когда такая оказия представлялась в последний раз. За суетой повседневных дел забывается многое, более в памяти сидят места преступлений, приметы, подмеченные острым взглядом, злодейские лица.

Ланская встретила тишиной, до дома Веселого на улицах не встретилось ни одного человека, словно и в самом деле печальный ангел простер черные крыла над, казалось, вымершим районом.

Вокруг дома высился трехаршинный забор с вычурными резными воротами и калиткой под навесом, видимо, чтобы приходящие не мокли под дождем и снегом.

Иван Дмитриевич первым вышел из саней, размял ноги и осмотрел окрестность. Ближайшие дома находились саженях в пятидесяти с одной и второй сторон. В том, что справа, дым белесым столбом поднимался в небо – ветер стих. В том, что слева – не убран даже от снега двор, это говорило о том, что хозяева перебрались в другое место.

Ворота в Федькин двор были открыты настежь, в глубине виднелись еще одни сани.

– Пристав? – то ли сказал, то ли спросил Миша.

– Сейчас и узнаем, – с горечью в голосе произнес Путилин.

На пороге дома стояли люди, среди которых выделялся надворный советник Иванов, в военной шинели местный полицейский начальник, пристав 1-го стана Лесного участка поручик Авчинников с подчиненными, агенты и человек в статской одежде, которого Иван Дмитриевич не мог признать.

Начальник сыскного отделения сдержанно поздоровался со всеми, не подавая никому руки.

– Иван Дмитриевич! Мы вас заждались, – первым произнес пристав, спускаясь с крыльца и протягивая Путилину руку, и, словно бы оправдываясь, добавил: – Вот при каких обстоятельствах приходится встречаться.

– Да, перед погодой и преступлением преимуществ мы не имеем.

– Совершенно так, – согласился исправник. – Не приведи господь встречаться при таких обстоятельствах.

– Что стряслось? – Иван Дмитриевич повернул голову к надворному советнику Иванову, чиновнику по поручениям.

– Пятеро убитых.

– Пятеро? – вскинутая Путилиным кверху бровь говорила об удивлении.

– Пятеро.

– Но если заведение Федьки Веселого работало, а оно не могло не работать, то их должно быть больше.

– Согласен с вами, Иван Дмитриевич, – после того, как прочистил горло кашлем, сказал поручик Авчинников. – Но и так трупов много.

– Я не о том, – отмахнулся начальник сыскного отделения, – значит, пятеро, а женщины?

– Одна.

– Однако странно, что одна, – раздражение не покидало Ивана Дмитриевича, наполняя каким-то неясным состоянием, вдруг появившейся ниоткуда тревогой, и ко всему прочему невидимая рука мягкими пальцами начала сжимать под лопаткой сердце, – показывайте, – и, шумно выдыхая воздух, он тяжело поднялся на крыльцо, придерживаясь за перила, – чем земля Ланских богата.

Иванов распахнул дверь.

– Я пройду первым, – предупредил надворный советник, – тем более что там я бегло осмотрел все.

Путилин слегка подтолкнул в плечо чиновника по поручениям, мол, не надо оправданий.

В передней по традиции сидел Иван Кожемякин, детина под три аршина ростом с широкими плечами и мощной, как у быка, шеей, служил Федьке Веселому словно цепной пес; ни один не внушающий доверия клиент не избежал бы встречи с вышибалой и не был бы допущен в святая святых хозяина – заведение. Ни следов борьбы, ни следов крови, что само по себе вызывало вопросы.

Иван Дмитриевич остановился, внимательным взглядом окинул переднюю, отметил, что все находится на местах, словно Кожемякин отлучился по нужде, оставив на сундуке, на котором вышибала дневал и ночевал, овчинный тулуп.

Далее шла большая комната с двумя столами, вокруг которых стояло по три стула, вдоль стен разместилось несколько диванов, по углам – кадки с высокими зелеными растениями, раскинувшими шатрами ветви. На стенах дешевые картинки, и складывалось впечатление, что хозяева, обитатели, на секунду вышли прочь. Путилин прошел по комнате, провел рукою по столешнице, ни единой пылинки, даже комната не успела простыть, словно еще недавно в печь подбрасывали поленья.